Шантаж - Семен Малков

– Ничего, когда-нибудь перестанет дурью мучиться, – со злостью произнес он. – Пусть пожинает, что посеяла.

– Будь благоразумным, Ваня, – укоризненно покачала головой Вера Петровна. – Это же касается не только Светы, а нашего внука. Мальчику нужен отец! Такой, который бы по-настоящему любил нашу дочь и Петеньку.

– Ну и что: ты знаешь такого человека? – усмехнулся супруг. – Если так, то считай, нашей дочери повезло!

– Есть такой человек, и ты его знаешь, – просто и серьезно ответила она, не принимая его иронии, – это Марик. Он много лет влюблен в Свету, лучший друг Миши, и сможет заменить его сыну отца. Кроме того, у него с нашей дочерью общее дело – служение искусству.

По мере того как она говорила, лицо у Ивана Кузьмича все более багровело, а брови сошлись в одну гневную линию. Однако он совладал с собой и лишь сокрушенно развел руками.

– Ну что можно от тебя услышать путного? Когда ты растеряла последние шарики, – хрипло произнес он, кипя от возмущения. – Ты совсем хочешь загубить жизнь дочери? – Повысил тон, продолжал срывающимся голосом.

– Мало того, что позволила ей сойтись с парнем без загса и стать матерью-одиночкой, теперь вообще хочешь из нее подстилку сделать?

Григорьев выпрямился и с ненавистью поглядел на некогда любимую жену.

– Так вот. Слушай и запоминай! Никогда мой внук не будет носить фамилию Авербах, а дочь не выйдет за него замуж! Пусть лучше умрет. В своем доме, чтобы я его больше не видел. Ишь чего захотел?

– Но я не пойму, Ваня, чем Марик перед тобой провинился? – пыталась возразить Вера Петровна. – Если тебе его фамилия не нравится, то дети по закону могут носить фамилию матери.

– Ты, значит, считаешь, что у нас еще мало Ивановых по матери? – скривил губы супруг. – Еще нужно наплодить?

– Значит, все дело в национальности, – укоризненно покачала головой Вера Петровна. – Какой же ты коммунист, Ваня? Ведь у вас на знамени написано: «всеобщее равенство и братство», вы ведь – интернационалисты!

– А ты все всерьез, как ребенок, воспринимаешь? Может, и то, что царапают на заборах? – издевательски рассмеялся Григорьев. – Да уж, ума ты и к старости, видно, не наберешься.

Он встал и грузно навис над испуганной Верой Петровной.

– Вот результаты твоей глупости. Дочка хитрой Лидки Деяшкиной замужем за дипломатом, живет в Париже, счастлива. А твоя дочь – горе мыкает, – он презрительно скривил губы. – Стала матерью-одиночкой. Позор!

Выпустив пар, Иван Кузьмич немного остыл, взял себя в руки и, сознавая собственное превосходство, объявил:

– Мы с тобой давно перестали понимать друг друга. Но не все еще потеряно. Главное – не доводи меня, Вера, чтобы вы со Светой стали мне противны. Ну что вы без меня? Нуль без палочки. На что будете жить? Так что, если у нас не получается мир – пусть будет перемирие!

Сказав это, Григорьев, не дожидаясь ее ответа, величественно проследовал в свой кабинет, а Вера Петровна осталась сидеть одна, проливая слезы и упрямо повторяя:

– Неправда, Света будет счастлива! Она достойна этого. Есть Бог на небе!