Копия любви Фаберже - Ольга Тарасевич

– Хорошо, конечно, чтобы так случилось. – Ее голубые глаза сияли так, как будто бы речь шла о чем-то безумно приятном. – Любящие сердца не могут существовать друг без друга. Но и быть вдовой, до конца дней своих хранящей верность почившему супругу, – это тоже романтично. Или, положим, я умру, а муж разразится рыданиями на кладбище… Ах, как прекрасна любовь!

В общем, дура дурой. О чем с такой разговаривать? «Привет-пока», вот и все, и то только потому, что родственница как-никак.

С годами Катя не умнела совершенно. После школы выскочила за своего Витю. Муж пил, бил ее смертным боем. А она еще выгораживала его перед своими родителями, денег ему на выпивку все просила, дружкам-алкашам еду готовила. И тащила бы этот крест всю жизнь, покорно, надеясь на чудо. В книгах же пишут: чудо любви. А как страдала, когда ее вечно пьяное «счастье» утонуло в Москве-реке…

Казалось бы: один раз жизнь долбанула. Уже понять все можно: книги к реальности никакого отношения не имеют. Принцы – только в романах. А реальность предлагает каких-то вырожденцев, слабых, глупых, кобелистых. Да на типичного современного мужика просто смотреть дольше секунды противно. А уж замуж выходить, чтобы постоянно опухшая рожа перед глазами маячила, – вообще верх идиотизма.

Два года после освобождения от предыдущего ярма прошло. Только на работу нормальную устроилась, карьеру делать начала. Снова хомут на шею. Сияют Катины глаза:

– Он такой добрый! И цветы дарит, и конфеты!

Влюбленная, наивная, слепая. Опять ничего не изменилось, все возвратилось на круги своя. Она на двух работах вкалывает – муж дома сидит, картинки, которые никто никогда не покупает, малюет. Она беременная на сохранении в больнице лежит – он даже навестить не приходит, творит, ну конечно. Она родила, только домой с ребенком приехала – драгоценный скандал закатывает, где борщ, где котлеты?!

Кате плохо. Сил у плиты стоять нет совершенно, малышка разрывается, муж кричит громче ребеночка. Родителям звонить стыдно. Набрала двоюродную сестру:

– Жанночка, ты не могла бы приехать, борщ сварить.

Это был ужас. Прокуренная квартира, море пустых бутылок, какая-то девка – в Катином халате – спит на кухне.

Сестра – лицо пылает, пот ручьем льется, стонет сквозь зубы:

– С грудью что-то. Дотронуться не могу, так болит.

Это было чудо. Только розовое личико выглядывает из конверта. Такое крошечное, кажется, не может быть этих кнопочки-носика, маленького ротика, щечек. Но вот, вот, в кроватке, в конвертике, самая прекрасная девочка, Катина доченька, какая же она красавица.

Жанна смотрела на ребенка, и сердце разрывало раскаяние.

Двое таких же деток. Могло бы быть. И никогда не будет. Что она наделала, что же она наделала?! Почему так поздно, только теперь все открылось и осозналось четко-пречетко?! Ведь вот оно, самое важное, самое главное. Не результаты, не медали. Дети, детки… Заботиться о них, растить, вместе с ними проживать еще одну новую жизнь с радостью первооткрывателя, но и со своим опытом. Женщина – черновик, ребенок ее – новый чистовой вариант, уже, если получится, с меньшим количеством болезненных ошибок.

Как же хочется дать этой девочке все самое лучшее! Ведь она такая маленькая, слабенькая, беззащитная. Как важно, чтобы она радовалась. Главнее ее счастья, теперь это так понятно, ничего нет на свете.

– Я ее Настей назвала, – простонала сестра. – Муж хотел Венерой, я сделала вид, что согласилась. А она Настя. Все равно сама свидетельство о рождении оформлять буду. Он же талант, художник, что ему отвлекаться.

Настя. Смешной комочек, крошечный. Нежный, красивенький.

Анастасия. Да! Она такой и будет, именно такой станет. Гордой, прекрасной, свободной.

– Замечательное имя, – пробормотала Жанна, пытаясь отойти от детской кроватки и заняться Катей. Ноги не слушались, налились свинцом.

Сестра с трудом приподнялась на постели:

– Ты бы обед приготовила, а?

И девочка вдруг распахнула глаза.

Синие-синие, серьезные. Пару секунд она осмысленно, с явным любопытством, изучала лицо тети. А потом улыбнулась.

Это была неописуемая, никогда ранее не испытываемая, огромная радость.

Жанна задыхалась от переполнявших ее чувств. Плакать и кричать хотелось одновременно, выплеснуть хотя бы часть восторга!

– Жена, ты чего разлеглась? Где борщ? Мы с моделью жрать хотим. Почему борща все еще нет? – опираясь на дверной косяк, поинтересовался Катин драгоценный.

Настя, сморщив крохотный носик, запищала, как котенок, личико ее стало красным.

Стоп. Стоп-стоп-стоп.

Рожа этого ублюдка – в прицеле вместо мишени. Он слабый, пьяный, свернуть ему шею – проще простого.

Но есть Настя. Надо взять себя в руки. Дождаться, пока прилив ненависти чуть схлынет. В конце концов, это пьяное ничтожество сделало одно хорошее дело. Единственное, для чего нужен мужчина. Ребенка.

Собраться. Успокоиться. Ну вот и все.

Сначала позвонить в «Скорую» – кажется, у сестры мастит. Потом выкинуть шлюху. А за ней отправить ублюдка. Конечно, он попьет крови, претендуя на часть квартиры. Но это такие мелочи в сравнении с тем вредом, который может нанести девочке общество ничтожного родителя.

То, что было не под силу жизненному опыту, сделало материнство. Вначале Катя еще возражала против развода: хоть и не идеальный, но все-таки родной отец. Но папашка явил себя во всей красе, попытался отобрать квартиру, о размене и слышать не хотел. Где будут жить жена и дочь, его не волновало совершенно. И сестра протрезвела. Иногда в ее квартире (сначала маленькой «однушке» в Митине, потом отличной «трешке» на Кутузовском) появлялись мужчины. Но никогда надолго не задерживались…

Наська – букаська, Настена – сластена, Настюшка – хрюшка. У нее было множество ласковых прозвищ, и куча игрушек, и две мамы.

«Тетя» Настенька говорить отказывалась. Жанна млела, когда толстощекая кукла, всегда в красивом платье, тянулась к ней маленькими пальчиками:

– Ма-ма, дай-дай…

Ей хотелось отдать все. Но еще больше дочь сестры давала взамен.

– Знаешь, если бы не Настя, никогда я бы не ушла из школы, – призналась Жанна сестре. – Преподавала бы физкультуру, жаловалась на маленькую зарплату. Даже мыслей не возникло бы куда-то пробиваться.

– Не пропали бы мы, если бы ты в школе работала, выкрутились бы как-нибудь, – хмурилась Катя. – Зато спокойнее было б. Телохранитель – что за работа такая. Да и ненамного больше ты получаешь, чем я в своей бухгалтерии.

– Это только начало, – спорила Жанна. – Вот наберусь опыта, с нужными людьми познакомлюсь, свое агентство открою. Настя же растет. Вам и так уже в однокомнатной квартире тесно. А потом девочке еще и высшее образование получать.

Против работы у Андрея Захарова сестра не возражала. Даже радовалась: руководить – не самой под пули лезть.

Сестра не понимала, о какой нагрузке и ответственности идет речь. Бизнесмен такого уровня всегда кому-то мешает. Он строптивый, упрямый, не хочет ничего слушать. К тому же женщина – руководитель службы безопасности не может себе позволить ни одного промаха: мало кто из подчиненных испытывает благодарность за трудоустройство, большинство думает не о работе, а о кресле начальника. Сколько провокаций устраивали замы, сколько ошибок допускали ребята. Когда шефа подсиживаешь, по сторонам ведь не смотришь.

Работать приходилось круглыми сутками. Подбирать кадры. Знакомиться с сотрудниками МВД, прокуратуры, ФСБ. Мало ли как все повернется, свои люди в таких структурах еще никогда никому не мешали. Надо давать взятки, изучать новинки специальной техники. Когда имеешь дело с таким объектом, как Захаров, приходится всегда быть настороже. Камеру в его кабинет, датчик на машину, периодическая прослушка конкурентов. И все равно неспокойно на душе. Если бы Андрей был хоть чуть-чуть благоразумнее!

Напряжение. Отсутствие свободного времени. А ведь главное – Настя, но к ней хорошо, если раз в месяц удается выбраться. Девочка растет, отдаляется. Уже не «мама» говорит, «тетя»…

– Увольняйся, если так тяжело, – рассуждала Катя, наливая сестре вторую тарелку своего фирменного борща, густого, наваристого. – На тебя же без слез смотреть невозможно. Себе жилье купила, нам помогла. Сколько можно так убиваться.

– Не могу я уволиться! Не могу, и все!

– Любишь его? Андрея? – оживилась Катя. – Ох, видный. Но он же моложе. А что, это и хорошо.

Жанна замычала:

– Хватит! Я сейчас подавлюсь.

– Точно любишь, – решила Катя. Подперла щеку рукой и мечтательно закатила глаза: – Вот если все сложится, на свадьбе вашей погуляю. Ты своих любовников бросишь, остепенишься.

Жанна закашлялась. Нет, все-таки с Катей разговаривать бесполезно. Наверное, в классической литературе скрыта большая разрушительная сила, которая мозги деформирует с детства и на всю жизнь.

На любовников – плевать. Всего лишь соломинка. Вдруг. Ну вдруг врачи ошиблись. И ребенок будет. Пока ничего не получается, кроме инфекций и заболеваний. Но климакса еще нет, поэтому надо стараться. Вот бы появилась доченька. Как Настюша – но своя, родная кровиночка.