Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

Негромко плескала задремавшая вода, низко носились чайки, на камнях белели клочья высохшей пены.

Водоросли пахли как всегда — водорослями. То есть горьковатыми стеблями, йодом, солью, рыбой, и почему-то смолёными канатами, хотя никакой пристани рядом не было…

А ещё пахло тёплым ракушечником, деревом рассохшейся на берегу шлюпки, мидиями и всякой степной травою. Растёт она высоко, за краем обрывов, но чувствуешь её и здесь, у воды…

Этот запах был для Марко привычным, как сама жизнь.

В апреле, когда он вышел из расхлябанного рейсового автобуса на краю посёлка Фонари, когда снова вдохнул здешний воздух, то чуть не заревел. Весна была ранняя, безоблачная, он рывком содрал с себя куртку, поднял лицо и зажмурился на солнце. «Господи, как я мог отсюда уехать?»

Но теперь и печали, и радость возвращения остались в прошлом. Солнце было уже летнее, июньское…

Подсохшие водоросли ласково царапали ноги. Похожие на стеклянную пыль морские блохи тысячами взлетали перед Марко, и среди них, как в дождевой мороси, включались игрушечные радуги. Потом из коричневых стеблей выбрался крохотный мелко-пятнистый краб. Засуетился, провалился в чащу, выбрался опять. Перепугано завертел бисерными глазами на стебельках. Марко двумя пальцами ухватил его за панцирь, отнёс к воде, посадил в тени сырого камня.

— Больше не суйся, куда не надо, малявка…

Второго такого же малыша Марко увидел посреди похожего на драконий череп известнякового обломка. В известняке были круглые, как следы от мячиков, углубления. Самое большое из них пряталась в тени, и в нем ещё не высохла вода. Там и сидел крабёныш. Иногда пытался выбраться, но тут же соскальзывал. Марко помог и этому бедолаге, пустил его прямо в маленькую осторожную волну: там сообразит, как ему жить дальше.

Скоро на пути у Марко оказалась неровная стенка. Невысокая — где по пояс, а где по колено. Приглядишься — и видно, что искусственная кладка. Крупные брусья пористого туфа. Говорили, что это остатки древнего пирса. Когда-то здесь была рыбачья гавань. Стенка тянулась от подножья обрыва до воды. Там она упиралась в развалившееся приземистое строение — то ли остатки сторожки, то ли основание маячной башенки.

Поселковые ребята знали, что во время шторма прибой иногда забрасывает внутрь постройки всякие морские трофеи: сорванные с судов спасательные круги, пустотелые стеклянные шары от сетей, разноцветные пластиковые ведра с поплавками на ручках, шлюпочные анкерки и даже сдутые с неосторожных моряков фуражки… Марко с разбега прыгнул на стенку и встал, размышляя. Надо бы, конечно, заглянуть в развалины: вдруг повезёт. Но в то же время желудок постанывал от голода. А стенка тем краем, что у обрыва, упиралась прямо в начало крутой тропинки-лесенки, ведущей к Маячной улице, на которой дом Солончуков. А в доме наверняка готова уха из пикши и вареники с начинкой из ранней черешни. До развалин же, хотя и недалеко, но надо ноги ломать…

И всё же исследовательский дух победил. Прыгая с камня на камень по заросшему колючками гребню, проваливаясь ступнями в расщелины между туфовыми брусьями. Марко двинулся на поиски добычи. Казалось бы, чего проще — соскочи со стенки и, перепрыгивая через кучи водорослей, топай по гальке и песчаным проплешинам. Но нет же, по верху интереснее. Попахивает приключением.

И настоящее приключение случилось.

До каменной хибары оставалось несколько шагов, когда из неё донёсся голос:

— Эй, браток…

Марко замер. Видимо, за ним наблюдали через щель.

Слово «браток» было понятное, но не здешнее. Если взрослому нужен был мальчишка, могли окликнуть по-всякому: «хлопчик», «малец» или уважительно — «дружище», или слегка насмешливо — «Эй, школяр»… Если звали незнакомые девчонки, то вполне «культурно»: «Эй, мальчик…». Если пацаны, то в зависимости от того, какие. Или «стой, салага», или «подожди, корешок», или «тормозни, приятель»…

Впрочем, нынешний голос был хотя и молодой, но взрослый.

— Браток, загляни сюда, дело есть…

В прошлом году Марко без боязни скакнул бы навстречу зову. Раз есть у кого-то к нему дело! Но теперешние тревожные дни требовали осторожности. Напоминание тому — тёмная груда крейсера, что неумолимо торчит посреди синевы и солнечного блеска в миле от берега…

Марко не двинулся. Спросил громко, но вроде бы равнодушно:

— Чего надо?

— Да подойди, не обижу! Не бойся!..

Теперь, если не пойти, это означало бы, что боишься. В общем-то, в такой боязни не было ничего постыдного. В нынешней блокадной обстановке!.. Но всё-таки…

А голос донёсся снова:

— У меня тут… затруднение…

Врёт, небось. Проходимец какой-нибудь… Ну, а если правда затруднение?

Ладно, в случае чего можно рвануть к лесенке со скоростью газели. Фиг его кто догонит! А станет настигать — можно катнуть вниз по ступеням пару тяжёлых камней…

Марко прыгнул с брусков, опять увяз в груде водорослей, пробрался к входу в хибару — тог был со стороны моря. Не вход, а широченный пролом. Марко встал снаружи, заглянул.

В круглом помещении без потолка, привалившись к стене спиной, сидел на каменном полу парень в камуфляже.

Камуфляж был синий, флотский. Треугольный вырез на груди окаймляли края матросского воротника — тоже синего, с белой полосой. Этот парадный воротник на походной робе выглядел нелепо. Ещё нелепее казался чёрный беретик с оранжево-зелёной кокардой и красным шариком на макушке.

«Нюшкин матрос, — понял Марко. — Наверно, с крейсера». Только в НЮШе матросов одевали, будто детсадовских ребятишек для карнавала.

Матрос не выглядел пострадавшим, вполне здоровый вид. На пятнистых коленях лежал чёрный тупорылый Б-2 с пистолетной ручкой и коротким подствольником, из которого торчал похожий на толстую авторучку снарядик. В общем, бравый и даже грозный морской десантник из Независимых Южных Штатов.

Только лицо его не было боевым и грозным. Простецкое такое, курносое, почти безбровое, с рыжеватыми ресницами вокруг светло-серых глаз. Пухлые губы — в вопросительной полуулыбке.

— Понимаешь, браток, у меня проблема… — и смущённо сморщил переносицу.

«С южного флота, а говорит, как северянин», — мелькнуло у Марко. Он перестал бояться.

Да, у матроса был автомат, но у Марко проснулось кой-какое гражданское самосознание. В конце концов, он на своей земле, соберись тут в заливе хоть весь «нюшкин» флот (кроме крейсера, у них ещё ржавый эсминец и два пожарных катера).

Марко строго сказал:

— Что ты здесь делаешь?

Кажется, матрос глянул с пониманием. Ответил сразу:

— Что-что… Службу несу. Нахожусь в береговом секрете по приказу его вельможности капитана второго ранга Перемоги. Веду наблюдение.

Марко полагалось бы сказать: «Мотай отсюда на свой крейсер, здесь не ваша территория…» Но он почему-то лишь хмыкнул:

— За кем ты наблюдаешь-то? Ничего же не видать…

В самом деле, в стенах развалины со стороны берега светились лишь две-три тонкие щели (наверно, в одну из них матрос и разглядел Марко). Сквозь щели различимы были только голый пляж и пласты обрыва.

— Ну и черт с ним, что не видать, — охотно разъяснил «наблюдатель». — Приказали, вот и сижу. К ночи шлюпка заберёт, брякнусь на койку в кубрике. Матрос лежит — служба бежит… Ну, сделай мне одно одолжение, браток. Помоги.

Марко на всякий случай глянул назад и храбро заявил:

— Чегой-то я буду тебе помогать? Я житель Империи, а не вашего «Нюша». Ты шпионишь за нами, а я тебе делай одолжения, да?

— Да не шпионю я за вами! Приказано только смотреть, нет ли поблизости международных наблюдателей!

Представителей ОМН (Организации международного надзора) одинаково не терпели обе стороны. Впрочем, в районе посёлка Фонари наблюдатели не появлялись.

— Их тут сроду не было, — хмыкнул Марко. И спохватился: кажется, он выдал сведения, которые могут пойти на пользу нюшкам! Чтобы отвлечь матроса от этой информации, он заговорил сердито и капризно:

— А помогать я не имею права! Нам в школе велели, чтобы мы не вмешивались ни в какие военные дела. Ни на какой стороне!

Матрос лопатками оттолкнулся от стены. Сжал у груди ладони. И лицо его стало почти умоляющим.

— Но у меня же не военное дело! Совсем личное! Надо отправить письмо! У вас в Фонарях ведь работает почта, да? У тебя вся забота — добежать да сунуть почтальону в окошечко… В ящик не надо, вдруг его редко проверяют…

— Ага! А в письме какие-нибудь секретные планы!

Матрос обмяк, растопыренными ладонями упёрся в пол.

— Ну, ты прямо… начитался книжек про Крымскую войну или Робин Гуда… Кто сейчас отправляет секретные планы через почту? У меня радио… — он хлопнул по оттопыренному камуфляжному карману на груди. — Что надо — в один миг… А письмо… если хочешь, на, прочитай… — Из другого кармана он вынул цветную картонку размером с открытку.