Жемчужина дракона (СИ) - Лакомка Ната
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 20. Жемчужина дракона
— Зачем она вернулась? — спросила я, когда лодка отплыла от берега. — Разве она не умышляла против вас?
— Все хорошо, леди Изабелла, — заверил меня Тристан, мерно орудуя веслами. — Помощь можно принять и от врага.
— Ради меня вы попросили ее о помощи? — я посмотрела на него в упор, держась за борта лодки, потому что море было неспокойным, и наше суденышко качало, как люльку. — А как узнали, что я нуждаюсь в ней?
— Ланчетто давно проявлял к вам интерес, — сказал он. — Нетрудно было догадаться. Но вы продолжаете задавать вопросы… Разве не убедились, что слово — серебро, а молчание — золото? Ведь я вас предупреждал.
На это мне нечего было возразить, и я уставилась на берег, снова и снова переживая в мыслях события прошедшего дня. По пристани метались золотистые точки, и я не сразу сообразила, что это были факелы.
— За нами погоня! — воскликнула я, и голос мой дрогнул. — Там люди с факелами!
— Не бойтесь, — лорд Тристан даже не стал грести быстрее. — Скоро начнется шторм, никто не поплывет по такому морю на скалу.
И в самом деле — побегав туда-сюда, факелы один за другим погасли, и ни одна лодка, ни одна фелука не отправилась за нами.
Когда мы добрались до острова, из моря уже поднялась желтая луна. Тучи быстро наползали на нее, и звезды гасли, будто невидимая рука задергивала на небе черную занавеску.
В дом мы зашли, когда с неба начали падать первые крупные капли. Тристан закрыл двери и задвинул засов.
— Спокойной ночи, леди Изабелла, — сказал он, не глядя на меня. — Вам надо отдохнуть и успокоиться после всего, что вы пережили. Отправляйтесь к себе.
Он направился в свою спальню, а я осталась стоять столбом.
— Но моя постель в вашей комнате, — напомнила я, когда он уже взялся за дверную ручку. — Вы же сами предложили мне ночевать с вами. Для безопасности.
— Сегодня вам точно ничего не грозит, — ответил он, не поворачиваясь ко мне. — На море шторм, никто не доберется до нас.
Я видела его четкий профиль — словно выбитый на старинной монете. Ресницы дрожали, губы плотно сжимались — Тристан как будто был недоволен, как будто едва сдерживал ярость, чтобы не накричать на меня. Но за что? За то, что в поисках правды я попала в лапы Ланчетто?
— Забирайте постель и уходите, — сказал Тристан и скрылся в спальне. — Только быстрее, не заставляйте ждать.
Такая перемена мне не понравилась. Куда делся учтивый брат герцога? Я бочком прошла в спальню, свернула постель. Тристан стоял у окна, повернувшись ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, как уйти.
В моей комнате было сыро — уезжая, я забыла закрыть окно, и на полу натекла лужа. Я расстелила постель у противоположной стены и долго сидела в темноте, не зажигая свечи. Тристан велел мне успокоиться и выспаться, но я не могла успокоиться — меня до сих пор трясло, и все нервы были, как натянутая струна. Какой тут сон? Вместе с тем, я ощущала огромный прилив сил. Хотелось куда-то бежать, немедленно что-то сделать!.. Но я могла только сидеть в темной комнате, пережидая бурю, которая вновь окружила дом на скале и остервенело вгрызалась в его стены.
Вокруг меня летали призраки Бьянки, герцога и портного Паскалье. Мне казалось, я слышу их голоса, требующие отмщения. Справедливость должна восторжествовать, честное имя матери Тристана должно быть восстановлено. Она не убийца, и ее сына не должны называть «сыном сумасшедшей».
И есть еще кто-то, кто хочет того же, что и я — справедливости. И он не призрак, он человек из плоти и крови. И он выбрал меня в союзницы. Это было так же ясно, как то, что солнце всегда восходит на востоке.
Солнце на востоке… дерево с ветками вместо змей… человек под деревом играет на свирели…
Я сжала виски, пытаясь вспомнить что-то. Что-то светлое, из детства, но важное, связанное со смертью Бьянки…
Дерево и змеи… дерево и змеи…
Змеиное дерево!
Догадка осенила меня одновременно со вспышкой молнии, и я подскочила, как будто молния ударила в меня.
Я вспомнила сказку, которую рассказывала мне матушка, когда я была еще ребенком. Парень играл на свирели, приползала змея и танцевала, и приносила музыканту каждый день по золотому. Однажды змея умерла, и на ее костях выросло змеиное деревце, у корней которого каждый день появлялся золотой. Чтобы победить завистливого соседа, парень поспорил, что солнце взойдет на западе, и так как он был прав, солнце взошло на западе…[4]
Служанка вдовствующей герцогини говорила про амарант, называя его змеиным деревом. Потом горшок с амарантом разбился, и леди Ромильде стало плохо… Я нечаянно разбила горшок с этим цветком, и леди Ромильда сочла это дурным знаком… Но почему-то подарок в виде амаранта ей не понравился…
Амарант — змеиное дерево, и золотая монета у его корней…
Было чувство, что я блуждаю по лабиринту и вот-вот найду выход, но опять и опять натыкаюсь на стены.
Есть кто-то, кто знает, что произошло, и хочет об этом рассказать. Но Тристан советует мне не вмешиваться в это дело. Он боится. За меня или… за себя?..
Я встала и на цыпочках вышла в коридор. Дверь в спальню лорда Тристана была закрыта, но не заперта. Я толкнула ее — и она подалась.
Открыв дверь шире, я остановилась на пороге, не осмеливаясь пройти дальше.
Лорд Тристан не спал. Он сидел на постели, перед столом, и держал в одной руке низкую чашку, а в другой — фарфоровый чайник. Тристан как раз наливал из чайника в чашку прозрачную жидкость, которую я сначала приняла за воду. Но эта вода пахла резко, как вино.
— Зачем пришла? — спросил Тристан неожиданно грубо.
— Мне уйти? — спросила я тихо.
— Да, — тут же ответил он, но тут же окликнул: — Нет, подойди.
Он со стуком поставил чайник, расплескав часть содержимого, и я поняла, что не слепота была причиной его неловкости.
— Вы пьяны, господин, — сказала я.
— Бывает, — ответил он с издевкой, достал из-под столешницы вторую чашку, безошибочно взял фарфоровый чайник и до краев наполнил ее прозрачным напитком. — Попробуй. Это восточное вино. Оно горячее, как солнце.
— Благодарю, но нет, — отказалась я.
— Садись и пей, — он сказал это странным голосом — низко, с подрыком, и у меня сами собой подкосились колени.
Я села на подушку, напротив, по другую сторону стола, не смея ослушаться.
Тристан придвинул мне чашку и сел, уперев руку в бедро.
— Пей!
Я послушно взяла чашку и сделала глоток. Дыхание перехватило, напиток обжег мне горло, как огнем, я уронила чашку и закашлялась. К моему удивлению, чашка, которой полагалось упасть на стол, даже не зазвенела. Придя в себя и обретя способность нормально дышать, я увидела, что чашку держит Тристан. Он смог поймать ее, не расплескав вина.
— Всё ясно, пить ты не умеешь, — сказал он насмешливо и опрокинул вино в себя, даже не поморщившись.
— Зато у вас неплохо получается, — заметила я. — Особенно ловить чашки на ощупь. Тут должен быть настоящий талант.
То, что произошло дальше, больше походило на события из кошмарного сна. Лорд Тристан вскинул на меня глаза, и я вздрогнула — они были не мутно-голубые, бельмами, а темные, искристые, как у сокола.
Я не успела решить — стоит пугаться этого или нет, как вдруг Тристан отбросил чашку, взвился с места, перескочив столик, и опрокинул меня на пол, уложив на спину, а сам устроился сверху, перехватив мои руки за запястья и прижав их над моей головой.
Только тогда я услышала жалобный звон разбивающейся чашки и сначала подумала, что на нас напали, и Тристан защитил меня от стрел, но тут он поцеловал меня.
Поцеловал в губы, припав ко мне жадно и крепко. Я задохнулась от этого поцелуя, как от прозрачного вина, и застонала, пытаясь отвернуться. Тристан оторвался от меня, тяжело дыша. Глаза его сверкали, как звезды, и он смотрел на меня. От него пахло морем и медом.