Обитель теней - Средневековые убийцы

Вот он уже свернул с тропинки к дому Мортонов. Как удачно, говорил он себе, что дом стоит поодаль от других. Но что это? Вместо вечерней тишины домик окружала толпа народа. Соседи, и даже пара монахов. И сын-дурачок тоже тут. Слишком поздно человек сообразил, что, вернувшись домой, Сюзанна Мортон нашла там мертвого мужа. Он едва не хихикнул при мысли, как скоро забылось недавнее убийство. Вот народ и сбежался посочувствовать ей. Пока ничего не поделаешь. Придется отложить.

Он повернулся, чтобы уйти, и лицом к лицу столкнулся с Джеффри Чосером.

— Брат Ральф, — сказал Чосер.

Он едва выговорил эти слова, тяжело отдуваясь. Лицо у него покраснело, пот струился ручьями.

Молодой человек остановился в нерешительности. Вина и гнев проступали на его спокойном обычно лице, словно каинова печать.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Джеффри.

Монах, как видно, обдумал вопрос, прежде чем ответить:

— Я исполняю свой долг. А ты?

— Ты знал, верно? — помолчав, спросил Чосер. — Тайна креста Бермондси тебе известна?

— Я услышал о ней от брата Питера. Он был очень встревожен.

— Но не так сильно, как ты, — добавил Чосер, размышляя, что совсем недавно полагал себя хорошим судьей людей.

Однако ничто в наружности молодого монаха не выдавало его внутренней сущности. Брат Ральф, простодушный и туповатый на вид, таил в себе пламенного, яростного фанатика. Ответ был известен заранее, но Джеффри все же спросил:

— Зачем ты убивал?

— Я уже ответил. Долг. Защищал крест и обитель.

— Им не нужна такая защита.

— Надо было оставить тебя запертым в склепе. Тебя могли еще долго не найти. Туда никто не ходит. Проклятое место.

— Зачем же ты меня выпустил?

— Не тебя, мастер Чосер. Я выпустил Магнуса, кота. Я ведь и его запер. Нельзя было оставить его умирать с голоду.

Джеффри не знал, смеяться ему или плакать. Этот человек уже погубил двоих и только что, без сомнения, намеревался убить женщину, но беспокоился за жизнь кота. Он приготовился окликнуть собравшихся вокруг миссис Мортон, чтобы те помогли ему справиться с Ральфом. Однако монах опередил его и бросился бежать — не к монастырю и не к домам, а на восток, к берегу реки. На бегу он прокричал что-то об «очищении водой».

Чосер пустился вдогонку, но Ральф был моложе, крепче и проворней. Он уже добежал до реки. Здесь, в густой грязи, ему пришлось пробираться медленнее, борясь с подступающим приливом. Джеффри споткнулся и упал лицом вниз. Над ним захлопали крылья, прошла тень. Он задрал голову, но птица уже взвилась вверх. Он увидел, как брат Ральф, преодолев полосу вязкого ила и камней, решительно шагнул в быстрый поток. Вздулась пузырем черная ряса, потом все скрылось, кроме головы и одной руки. Последнее, что увидел Джеффри, была эта белая рука — тонкая белая рука.

Возвратившись к дому у ворот после убийственно трудного дня и ужина в трапезной, Джеффри увидел свое перо, оставленное утром на каменной плите. Он задумался, кто закончит теперь работу над обвалившейся стеной. Он умолчал о подробностях гибели брата Ральфа, хотя в разговоре с настоятелем проскользнуло упоминание, что молодого монаха считали «странноватым».

— Ум у него помутился от стольких смертей в один день, — говорил Дантон. — В припадке безумия он бросился в воды реки. Молю Бога, чтобы смерть брата Ральфа оказалась последней.

— Думаю, так и будет, — сказал Чосер.

— Мы отслужим мессу за его душу, — сказал настоятель, — и, конечно, за души других, скончавшихся сегодня в Бермондси.

Не упомянул Джеффри и о большой птице, пролетевшей над головой, когда брат Ральф выбежал к берегу. Что это была за птица? Чайка? Каким еще птицам летать над берегами Темзы? В сущности, он ни о чем не рассказывал за ужином в трапезной (в уставе молчальников есть свои преимущества). А сразу после ужина, до начала вечернего богослужения, он незаметно проскользнул в церковь. И опять нашел ее почти пустой, и летний вечер светился в ярких стеклах большого западного окна. Он пришел взглянуть на крест за решеткой. Крест был маленький, неприметный. Как заметил брат Майкл, ценность его не в нем самом, а в истории его обретения.

Джеффри Чосер задумался о двух историях. Легенда о чудесной птице, выронившей крест из клюва, и более прозаический рассказ о монахах, желавших славы и веры для своей обители. Которая из них правдива — какая разница? Для него, может быть, никакой, но это оказалось достаточно важно, чтобы вызвать вереницу смертей. А теперь он один владеет тайной. Брат Ральф нанял Адама, чтобы избавиться от Джона Мортона, потом убил сухорукого и задушил Саймона. И, несомненно, покончил бы и с Сюзанной Мортон, если бы не вмешательство Джеффри. Он вспомнил последние слова Ральфа об «очищении водой». Видит бог, если нам не дано постичь человека по его лицу, кто может судить, что творится у него в голове? Что ж, воды Темзы принимают все и всех, чистых и нечистых, невинных и грешных, не делая между ними различия.

Джеффри задумался, надолго ли останется одинокой вдова Джона Мортона. Вряд ли, слишком она привлекательна. Впрочем, он не собирался оставаться в монастыре, чтобы проверить. С него хватит. С утра он придумает какое-нибудь оправдание для настоятеля и вернется в свой шумный домик в Олдгейте. Домой, к покою и тишине. Пожалуй, если его не будут отвлекать убийства, он даже сумеет что-нибудь написать.

Забирая забытое утром перо, Джеффри вспомнил, что перед самым убийством ему пришел в голову замысел поэмы. Теперь мысль ускользнула. Что же такое он хотел написать?

Акт пятый

I

Апрель 1663 года

Силуэт Бермондси-хаус рваным темным пятном рисовался на ночном небе, когда капитан Джон Браун явился на тайную встречу с заговорщиками. Весь день шел дождь, но к сумеркам унялся, и в воздухе стоял густой запах сырой земли и мокрых цветов. Здание, выстроенное на месте могущественного когда-то монастыря, претерпевало трудные времена. Толстые дымовые трубы эпохи Тюдоров покосились под разными углами, крыша просела, вместо стекол во многих окнах темнели доски. В столь же прискорбном состоянии пребывал и участок. На месте прежней величественной дубовой аллеи тянулся неровный тоннель между сухими деревьями, завитыми плющом; рыбные пруды заболотились и стали предательскими трясинами, а декоративный сад превратился в всклокоченное море колючек, бурьяна и чертополоха.

Подъезжая к дому, Браун вздрогнул. Он не отличался избытком воображения или чувствительности — что могла подтвердить многострадальная команда с его корабля «Розовый куст», — но в этом здании чувствовался жуткий дух заброшенности. Ветер шелестел листьями деревьев, и в их шепоте Брауну чудились голоса давно умерших средневековых монахов, шипящих обвинения и укоризны. Он глубоко вздохнул, выбросил из головы глупые бредни и обратился мыслями к предстоящему делу. Дело этой ночью предстояло безумно опасное, но он доверял своему другу, такому же капитану — Дику Йорку. Если Йорк говорит, что ему обязательно надо встретиться с торговым магнатом Уильямом Хэем, стало быть, надо.

Неподалеку ухнула сова, и капитан едва не подскочил от испуга, жалея, что для свидания не назначено более приличное время. Но иначе нельзя — темные дела должны совершаться ночью. И место было выбрано идеальное — пустынное, отдаленное, давно заброшенное место, где, кажется, и без того полно мрачных тайн. Браун вспомнил, что ему удалось разузнать о доме Бермондси прежде, чем он дал согласие на встречу.

Здание не принадлежало Уильяму Хэю — эта честь выпала какому-то богатому вельможе, который не жил в доме и никогда не наезжал сюда. Вельможа сдал дом в наем семейству Кастелл, и те поколениями проживали в нем. Старый Уилл Кастелл был даровитым корабельщиком. Он-то в свое время и снял дом, олицетворявший его успехи в коммерции. После его смерти состояние перешло к внуку, который немедля спустил его в азартных играх. Теперь кредиторы хватали молодого Кастелла за пятки, а дом Бермондси, лишенный присмотра, совсем обветшал. Чтобы свести концы с концами. Кастелл сдавал его таким, как Хэй, щедро платившим за возможность заняться делами вдали от любопытных глаз. А если бы кто-то заинтересовался, что творится ночами в доме Бермондси, всегда можно было свалить все на призраков. Брауну понарассказали историй о давних коронерах, бывших тамплиерах, и оксфордских ученых. Даже поэт Чосер, как видно, замешался в темные дела, включавшие убийства, похищения и обман. С этой землей было связано множество суеверий, и народ охотно списывал все странные происшествия на шалости темного мира духов и демонов.

Все же даже ему, Брауну, было неспокойно. Он никогда не встречался ни с Хэем, ни с Кастеллом и не знал, можно ли им доверять, поэтому прихватил с собой двух матросов с «Розового куста» — на случай, если дела обернутся скверно. Им он, сказать по правде, тоже не доверял. Флотским не плачено уже три года, со времени Реставрации монархии, и на кораблях остались только те, кому нипочем не найти приличной работы в другом месте. Браун покосился на двоих, бежавших у стремени его коня. Он прихватил судового бондаря Неда Уолдака и тупого здоровяка-матроса по имени Твилл. Два мрачных негодяя, но драться умеют. Он не питал иллюзий относительно их верности своему капитану — оба согласились сопровождать его только потому, что он посулил по два шиллинга на брата. Браун никогда не тратил сил, чтобы заслужить любовь команды — пустая трата времени, на его взгляд, — но ради денег Уолдак и Твилл защитят его нынче ночью, если в том будет нужда.