Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Одной из форм отрицания действительности было игнорирование безупречных источников информации и вера в то, что Кеннеди сможет быстро и безболезненно понравиться.

В особняке бывшего посла США в Англии Джозефа П. Кеннеди в Хайяннис-Порт горничная Дора побежала к лестнице, ведущей на второй этаж, и закричала;

— Энн! Энн! Вы слышали, что случилось?

Двоюродная сестра президента Энн Гарган уже совсем собралась уезжать в Детройт. Она с раздражением отвернулась от сиделки Риты Даллас, ухаживающей за дядей. Ну и взбалмошная девушка эта горничная! Стоит только пуделю улизнуть во двор, как она уже в отчаянии заламывает руки. Однако на этот раз она перешла все границы. Ее вопли могли разбудить дядю Джо или тетю Роз. Подбежав к перилам лестницы, Энн раздраженно спросила:

— В чем дело?

В изложении Доры события в Далласе выглядели следующим образом:

— Кто-то пальнул из ружья в президента.

Вбежав обратно в свою комнату, где она жила вдвоем с сиделкой, Энн включила телевизор. На нее сразу обрушился сплошной поток сообщений. Она впала в панику и сама совершила поступок, за который собиралась только что распекать горничную; а именно: включила динамик телевизора на предельную громкость. В дверях показалась Роз Кеннеди, мать президента.

— Энн, пожалуйста, потише. Я прилегла отдохнуть. Испуганно обменявшись безмолвными знаками, племянница и горничная бросились выключать телевизор, но было уже поздно. Роз Кеннеди успела расслышать сообщение о том, что сын ее ранен выстрелом из ружья. Потрясенная, она опустилась в кресло, и тело ее охватила дрожь. Однако и без телевизора она могла бы оставаться в блаженном неведении о постигшем ее горе самое большее несколько секунд. Зазвонил телефон. Это был Роберт Кеннеди из Виргинии. Он сказал, что «дело принимает плохой оборот» и что, «насколько мне известно, Джек вряд ли выживет».

Повесив трубку, Роз сжалась в комок и крепко крест-накрест обхватила свое тело руками, словно пытаясь спастись от леденящего озноба. Ее лицо мгновенно осунулось.

— Я не в силах сидеть на месте, — сказала она наконец, — я должна двигаться.

Несмотря на две отделявшие их двери, они отчетливо слышали, как она ходила из угла в угол. Энн подумала об отце президента, дремавшем в своей комнате в конце коридора, и тихо заплакала.

В Вашингтоне сенатор Джеймс Фулбрайт и бывший президент Международного банка реконструкции и развития Юджин Блэк заканчивали завтрак в клубе «Эф стрит». У Блэка, как и у многих других, была назначена встреча с Кеннеди сразу же после его возвращения из Техаса. Попивая кофе, он и сенатор обсуждали экономические проблемы. Элспет Ростоу, жена советника госдепартамента, вошла в помещение, где они сидели, как раз перед тем, как появился какой-то человек и выпалил страшную весть. На глазах у Ростоу Фулбрайт вскочил со стула, бросил салфетку на пол и крикнул:

— Проклятье! Я же говорил ему: «Не ездите в Даллас!»

Подобно тому как при тайфуне волны валом вздымаются за килем, нарушая привычный ритм работы пароходных винтов и заставляя шкипера действовать вопреки правилам мореходства, чтобы спасти корабль от пробоин, так и страдания выводят человека из обычного состояния.

В своем стремлении сохранить рассудок многие мужчины и женщины в ту пятницу 22 ноября поступали вопреки законам нормального человеческого поведения. Один из ближайших помощников президента в течение двух часов потерял над собой всякий контроль. Впоследствии он даже не мог припомнить, где он был. Но так как никто не видел его в эти часы, то он, вероятно, был в числе многих других, для кого в тот период полное уединение было настоятельной необходимостью.

Роз Кеннеди должна была остаться одна в своей комнате. Сестра президента Джин Кеннеди-Смит в одиночестве долго бродила по улицам. Дэйв Хэккет, знавший Боба Кеннеди с детства, не мог оставаться даже в кругу друзей и бегал по городу в поисках пивной, где бы ого никто не знал и где он мог бы, не привлекая ничьих взглядов, выпить.

В Далласе федеральный судья Сара Хьюз, узнав о покушении, не торопясь покинула здание Торгового центра, где должен был состояться официальный прием, и поехала домой. В Вашингтоне посетительница универсального магазина «Лорд и Тэйлор» внезапно обнаружила, что, кроме нее, в магазине не видно ни души: ни покупателей, ни продавцов, ни даже администратора. При желании она могла бы беспрепятственно унести все, что здесь было выставлено.

У бензоколонки на пенсильванской автостраде служащий отсчитывал сдачу владельцу автомашины с техасским номерным знаком. Из радиоприемника, стоявшего у кассы, он услышал сообщение о покушении в Далласе. Набрав пригоршню мелких монет, он изо всех сил бросил их прямо в лицо водителю машины. В это время у врача, некой Мэри Макгрори, измерили кровяное давление после того, как она узнала от медицинской сестры о случившемся. И хотя состояние ее здоровья было превосходным и ничто не должно было измениться в характерных для нее показателях давления, оно в результате услышанного ею известия скакнуло вверх столь заметно, что врач вынужден был прописать ей лекарство против гипертонии.

Жена французского посла в Вашингтоне Николь Альфан сидела за завтраком напротив своего мужа и внимательно наблюдала, как изменялось выражение его лица во время телефонного разговора. Она решила, что убит президент де Голль. Когда ей рассказали, в чем дело, она вызвала шофера посла и доехала навести визит Роберту Кеннеди и его семье. Как жена французского посла, Николь привыкла так поступать. В ту минуту для нее это показалось самым простым и естественным жестом. Супруга посла Перу, второго по старшинству в дипломатическом корпусе Вашингтона, нанесла аналогичный визит охваченной горем Жанет Очинклосс — матери Жаклин.

В эти дни очень многие пытались укрыться от кошмарной действительности в потоке привычных мелочей. Два художника из ведомства граверных работ и издательств, потрясенные утратой, аккуратно разложили свои инструменты и начали набрасывать эскиз мемориальной марки, посвященной Джону Ф. Кеннеди. Несмотря на то что они работали без всякой подготовки, отнюдь не рассчитывая на законченность своего произведения, результаты превзошли все ожидания: через четыре дня их гравюра уже была на столе у министра почт и связи, и весной 1964 года марка вышла в свет. Писатели трудились над статьями и некрологами. Композиторы задумчиво перебирали клавиши роялей.

Наиболее близкое к президенту духовное лицо кардинал Кашинг и его паства молились без устали. Вся страна пребывала в состояния крайнего напряжения. Продолжали выходить из строя телефонные линии. В правительственных кругах продолжали опасаться государственного переворота, бронированный кулак вооруженной мощи США был по-прежнему судорожно сжат по приказу Объединенной группы начальников штабов, объявивших чрезвычайное положение на всех американских военных базах во всем мире. Под влиянием каких-то страшных импульсов люди совершали странные поступки. Многие с трогательным упорством, как и прежде, отказывались смотреть в лицо фактам. Однако с каждой минутой эти маленькие индивидуальные очаги отрицания реальности и неверия становились все слабее.

Люди, ищущие одиночества, сновали по своим комнатам или бесцельно бродили по улицам. Некоторые пытались найти утешение в обществе других, завязывали близкое знакомство с совершенно посторонними людьми, чтобы больше никогда с ними не встретиться. Сохранившие способность к анализу ломали голову над мотивами покушения, над тем, кто стоит за спиной убийцы. — Почти все предположения вели в одном направлении. Политическая физиономия убийцы тоже мало у кого вызывала сомнения. Общая точка зрения сводилась к тому, что он и его сообщники, существование Которых в равной мере не подвергалось сомнению, были агентурой воинствующих правых сил. Так думали даже члены Общества Джона Бэрча. На следующее утро во многих городах люди пересказывали друг другу слова того иди иного неблагоразумного вожака местных ультраправых организаций, публично выразившего свою радость по поводу трагедии в Далласе.

Сенатор Хьюберт Хэмфри из Техаса, ехавший в автомобиле по Массачусетс-авеню, слушал сообщение по радио и испытывал; чувства ярости и сочувствия. Он возмущался теми, кого он мысленно именовал «рафинированными нацистами» Далласа. В то же время он не мог не питать сочувствия к остальной части его жителей, которые столь нуждались в «симпатии и понимании». «Свобода, — написал он на следующий день в своей записной книжке, — стала привилегией. Свобода слова была извращена и поругана». Ее превратили «в орудие злобной пропаганды и ненависти, которые способны толкнуть людей на преступление, подобное тому, которое было совершено против нашего президента в Далласе». В тот момент, когда Хэмфри слушал радиопередачу в своем автомобиле, его еще можно было отнести к разряду «неверующих». Но сознание его уже начало собирать и сортировать фрагменты фактов и воссоздавать подлинную картину. Он глубоко сочувствовал семейству Кеннеди, и особенно овдовевшей супруге президента. В его личной записи, сделанной в субботу 23 ноября под свежим впечатлением, он не скрывает и своих опасений по поводу состояния здоровья вице-президента. «Я знал, что это ужасный удар для него, и очень беспокоился, как бы он его не сокрушил».