Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт Уигглин

— Мы могли бы выяснить, что папа думает, и это решило бы дело, — сказала Эмма-Джейн. — Папа думает медленно, но ужасно глубоко. Если мы не будем приставать к нему, а найдем место для ребеночка сами, то, возможно, он и согласится. Вот он едет, я слышу стук колес.

Миссис Деннет вызвалась остаться с гробовщиком, чтобы исполнить последние обряды, а Джек-тыковка, вместе с его скудным гардеробом, завернутым в пестрый платок, был с неохотой поднят в бричку мистером Перкинсом и с ликованием принят на колени Ребеккой. Мистер Перкинс поспешил отъехать от хибарки, так как чувствовал себя невыразимо уставшим от всего этого неприятного дела и считал, не без оснований, что девочки и так уже видели и слышали в это утро более чем достаточно такого, что называют мрачной стороной жизни.

Обсуждение будущего Джека-тыковки было предусмотрительно отложено на четверть часа, а затем мистера Перкинса безжалостно атаковали аргументами против выбора богадельни в качестве места пребывания малыша.

— Его отец непременно когда-нибудь вернется, мистер Перкинс, — убеждала Ребекка. — Не мог он навсегда покинуть такого красавца сына. А если мы с Эммой-Джейн сумеем уговорить миссис Кобб подержать его немного у себя, то вам ведь все равно?

Да, по размышлении мистер Перкинс нашел, что ему все равно. Он просто хотел жить спокойно и чтобы у него оставалось достаточно времени от общественных дел для работы в собственной кузнице. А потому, вместо того чтобы вернуться домой той же дорогой, какой они ехали утром, он перевез девочек по мосту в Эджвуд и высадил у длинной тропинки, которая вела к дому Коббов.

Миссис Кобб — «тетя Сара», как называл ее весь поселок, — сидела у окна, поджидая дядю Джерри, дилижанс которого скоро должен был появиться на дороге, ведущей через холм в сторону почты. Поглядывала миссис Кобб и на тропинку, так как с тех пор как Ребекка в качестве пассажирки почтовой кареты совершила в обществе мистера Кобба памятную поездку с родной фермы в кирпичный дом в Риверборо, она стала постоянной посетительницей тихого дома Коббов и утехой его обитателей. Эмма-Джейн тоже была фигурой, часто появлявшейся на тропинке, но чужой ребенок — это был, пожалуй, сюрприз, хотя и не такой уж большой, поскольку Ребекка была яркой личностью и ее чаще, чем обычного риверборского ребенка, можно было увидеть в обществе необычных знакомых, приятелей или сопровождающих. Однажды она даже убежала из кирпичного дома, от его слишком суровых порядков, но дядя Джерри уговорил ее вернуться. А в другой раз она привела к их дверям бродячего шарманщика и умоляла приютить его на ночь, так как шел дождь. Так что в целом приближающаяся процессия не показалась миссис Кобб особенно странной.

Маленькая компания добралась до гостеприимной двери, и миссис Кобб вышла навстречу посетителям.

Речь держала Ребекка. Красноречие не принадлежало к числу талантов Эммы-Джейн, да и поистине храбрым и говорливым должен был оказаться тот ребенок, которому удалось бы узурпировать привилегии Ребекки, — язык был для нее родной стихией, и слова, подобранные одно к другому, сами поднимались к ее устам.

— Тетя Сара, дорогая, — начала она, когда, расправив платьице Джека-тыковки и пригладив ему волосики, посадила его на траву, — пожалуйста, не говорите ни слова, пока я не кончу, так как очень важно, чтобы вы знали все, прежде чем ответите «да» или «нет». Этого малютку зовут Джекки Уинслоу, и я думаю, что он очень похож на Джека-тыковку. Его мать умерла сегодня на рассвете в Северном Риверборо, в полном одиночестве, если не считать миссис Лайзы-Энн Деннет, и еще там был другой крошечный ребеночек, который умер вместе с ней, и мы с Эммой-Джейн положили вокруг них цветы и сделали все, что могли. Отец, то есть Джон Уинслоу, поссорился с матерью, то есть с Салли Перри, на дороге в Модерейшен и бросил ее и убежал. Так что он не знает, что его жена и крошечный ребеночек умерли. И поселок должен их похоронить, так как отца невозможно найти сразу, а Джекки должен сегодня вечером ехать в богадельню. И так ужасно жалко отдавать его туда, где тоскливо и где одни старики, которые не смогут поиграть с ним, и мы подумали, что если Эмма-Джейн, Элис Робинсон и я возьмем на себя почти всю забочу о нем, то, возможно, вы и дядя Джерри согласитесь подержать его у себя — совсем недолго. Ведь у вас есть корова и складная детская кроватка, — торопливо и вкрадчиво продолжила она, — и едва ли есть другое такое дешевое удовольствие, как дети, для тех, у кого они когда-нибудь были, ведь детские колясочки, колыбельки и кроватки на колесиках не снашиваются и одежда от прежнего ребеночка всегда остается, так что можно одеть нового. И мы, конечно же, сможем собрать достаточно всяких вещей, чтобы начать выращивать Джекки, так что не будет больших хлопот или расходов. К тому же он уже вышел из самого трудного возраста, и вам не придется сидеть возле него по ночам. И он никого и ничего не боится, как вы можете судить по тому, что вот он сидит здесь и сосет большой палец, хотя не знает, что будет с ним дальше. И ему как раз семнадцать месяцев — столько же, сколько дорогой маленькой Саре-Эллен на кладбище, и мы подумали, что должны дать вам право выбрать первой, прежде чем он поедет в богадельню, и что вы об этом думаете? Потому что мне уже пора обедать, и тетя Миранда оставит меня дома на весь вечер, если я опоздаю, и еще я должна успеть до заката прополоть грядку штокроз.

Миссис Кобб имела возможность поразмыслить, пока звучал этот монолог, и Джекки не терял времени даром, предложив ей, сам о том не зная, несколько дополнительных аргументов и указаний по обсуждаемому вопросу. Он ковылял по траве, раскачиваясь и выпрямляясь со смехом; с восторгом дрыгал на солнце босыми ножками, пытался дотянуться до своих стоп пухлыми ручками, слишком короткими для этого, — телодвижение, сопровождавшееся полной потерей равновесия и новым взрывом смеха.

Спустившись с последней из каменных ступеней крыльца, мать Сары-Эллен с интересом и сочувствием смотрела на ребенка.

— Бедный малютка! — сказала она. — И не знает, что потерял и что его ждет. Думаю, мы могли бы немного подержать его у себя — пока не убедимся, что отец совсем его бросил. — Хочешь к тете Саре, крошка?

Джек-тыковка обернулся и, серьезно посмотрев на ее доброе лицо, протянул к ней обе ручки, и миссис Кобб, склонившись, взяла его в охапку, точно сноп. Оказавшись у нее на руках, он тут же сорвал с ее носа очки и звонко засмеялся. Она ласково отобрала их и снова надела, а затем, усадив его в подушки стоявшего под сиренью кресла-качалки, взяла одну из его мягких ручек в свои, погладила ее, быстро задвигала пальцами перед его глазами, изображая птичку, и пощелкала ими, словно кастаньетами, вспоминая все те многочисленные уловки, к которым прибегала много лет назад, когда развлекала Сару-Эллен, семнадцати месяцев от роду.

Сиротка-младенец, без дитятка мать —На счастье и радость друг другу их дать.

Ребекка не знала этого двустишия, но ясно видела, что сумела добиться своего.

— Мальчик, должно быть, голоден. Когда его кормили в последний раз? — спросила миссис Кобб. — Подождите минутку, я принесу ему утреннего молока, а потом вы побежите домой обедать. Вечером я поговорю с мужем. Думаю, мы можем подержать ребенка недельку-две у себя, пока не увидим, как обстоят дела. Боже мой! Да конечно же с ним будет не больше хлопот, чем с восковой куклой! Он, кажется, не привык, чтобы ему уделяли много внимания, а за такими детьми проще всего ухаживать.

В тот же вечер около шести часов Ребекка и Эмма-Джейн снова взбежали на холм и, бросившись по тропинке к домику, издали замахали руками добрым старикам, ожидавшим их на своем обычном месте — задней веранде, где они столько лет проводили вечера в счастливом дружеском общении, никогда не омраченном ни одним неласковым словом.

— Где Джекки? — спросила запыхавшаяся Ребекка, ее голос всегда обгонял ноги.

— Поднимитесь в мою спальню, если хотите посмотреть, — улыбнулась миссис Кобб, — только не разбудите его.

Девочки тихонько поднялись по лестнице в комнату тети Сары. Там в складной детской кроватке, так долго пустовавшей, спал Джек-тыковка в блаженном неведении о горькой участи, которой совсем недавно избежал. Его ночная рубашечка и наволочка на подушке были чистыми и пахли лавандой, но и та и другая пожелтели от времени, ибо раньше принадлежали Саре-Эллен.

— Жаль, что его мама не может увидеть его сейчас! — прошептала Эмма-Джейн, когда, с сожалением оторвавшись от созерцания пленительной картины, они, стараясь не шуметь, спускались на веранду.

— Кто знает? С этими Небесами все так запутано, что, может быть, она и видит, — отозвалась Ребекка.

Это было хорошее и счастливое лето, и каждый день его был заполнен восхитительными обязанностями. В первый же понедельник после прибытия Джека-тыковки в Эджвуд Ребекка основала Риверборскую ассоциацию тетушек. «Тетушками» были Ребекка, Эмма-Джейн, Элис Робинсон и Минни Липучка; каждая из первых трех обещала работать на гостящего ребенка и развлекать его два дня в неделю, а Минни, которая жила далеко от Коббов, взяла на себя обязательство проводить с ним субботние вечера.