Любимая женщина Альберта Эйнштейна - Юрий Сушко

И что получилось?

Конфуз. Нет, вначале все шло согласно протоколу. В президиум съезда медленно, но верно восходили усталые сталинские старцы – Герасимов, Манизер, Вучетич, Томский... Усаживались за стол, крытый багряным бархатом, глубокомысленно взирали в зал поверх голов. Вучетич сразу по-хозяйски открыл бутылку «Боржоми», налил в мгновенно запотевший стакан и выпил до дна. Сразу стало легче. Глаза потеплели, и даже торс распрямился.

Но откуда только взялся этот неуемный, дерзкий бунтарь Колька Никогосян? Поднял руку и попросил слова. Председательствующий недоуменно пожал плечами: вот же невоспитанный народ, но разрешил высказаться – оттепель на дворе. Потом, конечно, горько сожалел о своем легкомысленном демократизме.

– Товарищи! – чересчур громко начал Никогосян. – Вы посмотрите, кто сидит за этим столом! Вам не напоминает это «тайную вечерю» Леонардо? Только там был Христос, Иуда и апостолы. А за этим столом – все иуды сидят! А Христа я не вижу! Я требую, чтобы в президиум вошел Коненков!

Ну, ладно был бы один крикун... А тут весь зал встал и зааплодировал. Коненков прошел в президиум, сел в середку, разгладил окладистую бороду и подпер голову замком могучих кистей.

...По окончании первого заседания съезда молодые художники гурьбой высыпали на улицу. Под ногами чавкал февральский снег.

– А ведь завтра, братцы, уже весна, – лихо вступая в лужу, напомнил друзьям Никогосян.

– Ты на что это намекаешь? – поинтересовался кто-то.

– Это дело надо отметить, – уверенно сказал подошедший к группке смешливых живописцев седовласый патриарх.

– О, Сергей Тимофеевич! Вы, как всегда, правы!

– Ну так поехали ко мне, ребята. Места всем хватит...

Пока добирались до Пушкинской, пока суетились в «Елисеевском» гастрономе, сумерки окончательно загустели. Эрик Неизвестный, как самый галантный кавалер, рванул на площадь к бабулькам-цветочницам за букетом для Маргариты Ивановны. Кто-то побежал в Филипповскую булочную за свежим хлебом, благо, все рядом, недалеко...

Коненков прохаживался у гастронома. Он был с непокрытой головой, но сырой вечерний ветерок заставил все-таки поднять воротник шубы. Он поджидал своих молодых единоверцев, а память угодливо воскрешала в памяти живые картинки начала века: все та же Тверская (ну пусть сегодня улица Горького, тоже неплохо)... Пушкинская площадь... гастроном Елисеева... булочная Филиппова... последний зимний вечер... Неясной тенью вдруг возник отчаянно хмельной Сережка Есенин с растрепанными кудрями... Вот на извозчике подъехал вальяжный боярин Федор Иванович... Следом прошествовал Петр Кончаловский со своей очаровательной доченькой Наташенькой... Тут же оказались Клычков с Жоржем Якуловым... Хорошо, что Мейерхольда нет... А на Пресне у ворот их шумную компанию встречает преданный дядя Григорий...

Но в этот вечер – 28 февраля 1957 года – у ворот дома Коненкова их никто не встречал. А прислужница сообщила хозяину, что Маргарита Ивановна наверху, неважно себя чувствует и просила не беспокоить.

– Ну и ладно, – согласился Сергей Тимофеевич, – без женского общества нам сегодня даже лучше будет. Верно, ребята?.. Давайте-ка за стол. Присаживайтесь кому где удобно.

Да кто ж будет против?!.

В компании молодых, задиристых художников Сергей Тимофеевич чувствовал себя превосходно. Видения, посетившие его сегодняшним вечером у «Елисеевского», не отпускали, уводили от текущих проблем в далекое прошлое...

– ...Сергей Тимофеевич, а что, правда вы играли на лире?

– А вы откуда знаете?

– Так рассказывали.

– Кто же?

– Кончаловский.

– А, Петруша-болтуша. Играл, конечно. И до сих пор порой балуюсь. Правда, редко, под настроение... Илья, Эрик, вы что заскучали? Давайте-ка, не стесняйтесь, наливайте... Я, кстати, благодаря лире с Сережей Есениным познакомился. Клычков привел его ко мне на Пресню, а у двери они остановились: я как раз в тот вечер привел к себе слепых бродяг с Таганки, они пели, а я лепил их лица... Была такая идея – создать «Нищую братию». Иногда бросал свое праздное занятие, брал в руки лиру и подыгрывал песням этих горемык.

Только когда песня закончилась, Есенин с Клычковым решились войти. Сошлись воедино три Сергея. Клычков сразу предложил каждому загадать желание. Я не стал... Честно говоря, когда я Есенина увидел, был поражен его молодостью: мальчишка мальчишкой. Светловолосый, стриженный в скобку, в поддевке... Потом Есенин читал стихи, потом пили водку, вот как мы с вами сейчас... Он был, конечно, гениальный поэт. Это очень хорошо, что его сейчас опять стали понемногу издавать...

Как сейчас вижу, как тогда он у меня читал. Начало, правда, не помню, но не в том дело. Ага, вот:

Все пути твои – в удаче,

Но в одном лишь счастья нет:

Он закован в белом плаче

Разгадавших новый свет.

Там настроены палаты

Из церковных кирпичей;

Те палаты – казематы

Да железный звон цепей.

Не ищи меня ты в боге,

Не зови любить и жить...

Я пойду по той дороге

Буйну голову сложить.

– Каково? Здорово, верно?.. Да наливай ты до краев, не жадись!..

Коненков добродушно, с миротворческой улыбкой наблюдал за суетой своих гостей. Ему вспоминался один вечер, когда за столом сидели Давид Бурлюк, Каменский, Маяковский, Есенин... Было там шумно, весело.

Тогда, помнится, Маяковский неожиданно для всех объявил: «Здесь среди нас присутствует знаменитый скульптор Исаак Иткинд. Интересно, что он думает о футуризме?»

Бедолагу Иткинда взгромоздили на стол и потребовали ответа. Исаак нашелся:

– Я вам сейчас расскажу одну притчу из Талмуда...

Раздался дикий хохот. Но зарокотал мощный бас Маяковского: «Дайте Иткинду говорить! Талмуд и футуризм – это очень интересно».

И скульптор смог продолжить:

– Однажды мудрец и мальчик пришли в огромный город и попали на базар. Это было очень давно, много веков назад. Один из торговцев на весь базар орал: «Вот самое гнилое мясо. Всего десять грошей!» Рядом стоял другой торговец и робким голосом говорил: «Вот свежее мясо, всего два гроша». Но никто не обращал внимания на него, а к продавцу за десять грошей ломилась толпа.

И тогда мальчик спросил у мудреца: «Скажи мне, почему гнилое мясо берут за десять, а свежее не берут за два гроша?» Мудрец усмехнулся: «Знаешь, сынок, все просто – сейчас мода на гнилое мясо!»

...Совсем недавно Коненкову рассказали о трагической судьбе Исаака. Где-то в Алма-Ате обнаружились его следы. В 1937-м его, действительно, арестовали как шпиона, в тюрьме на допросах выбили зубы, отбили слух, а потом сослали в Казахстан. Хвала тебе господи, жив, бродяга, уникальный человек и гениальный мастер. Повидаться бы...