Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина Александровна "Lina Swon"

Сейчас же, будто дежавю.

-Не надо, я сама, - перехватываю руку Ильи с зажатой в ней перекисью.

-Я буду дуть, не переживай, - неправильно расценив мой жест, с мягкой улыбкой заверяет он.

-Спасибо, но я все-таки лучше сама…

-Господи, да дай ты Ильюхе хотя бы за коленку подержаться, че зря он тебя спасал что ли? – влезает Ванька в наш неловкий диалог. И мне его хочется расцеловать. Спас – можно сказать, но для вида, конечно же, возмущаюсь. У нас завязывается спор на извечную тему «святые мужчины – корыстные женщины», атмосфера разряжается и вот мы уже смеемся, шутим.

Но веселье длится недолго, у Ольки звонит телефон.

-Привет, папуль! – радостно отвечает она на звонок, я же превращаюсь в один сплошной оголенный нерв. Весь мир для меня замирает, и становится трудно дышать. Я не хочу вслушиваться, не хочу ничего знать, но не могу себя пересилить. Не получается, когда Олька начинает рассказывать о том, что с нами случилось. Мне интересна его реакция, интересно, что он скажет, что спросит… Но, как назло, я ни черта не слышу. Приходиться по ответам Ольки достраивать диалог.

-Пап, ну, не преувеличивай. Все нормально, поободрались слегка да перепугались, но зато сколько впечатлений! – выслушав отцовскую отповедь, повторяет она Ванькины слова, что у Молодых вызывает веселье. Нам с Ильей тоже смешно.

Дальше следует стандартный набор родительских вопросов: «тепло ли одета?», «покушала ли?», «обработала ли ссадины?», «удобно ли в палатке, не холодно?»… и все в таком духе. Олька закатывает глаза, всем своим видом демонстрируя, как ее достала гиперопека, но послушно отвечает. Я же невесело усмехаюсь. Мне бы ее «проблемы». Моя мать позвонила лишь раз и то, потому что не могла найти какие-то туфли от Джимми Чу. Но, пожалуй, это нормальное явление – не ценить то, что у тебя в избытке. Кто –то, например, завидует тому, что у меня богатая семья, а для меня это не имеет никакого значения, я просто хочу, чтобы мне также звонили и спрашивали: «ты покушала?». Словно в ответ на мои желания, вдруг, как гром среди ясного неба, Олька уточняет:

-Настька? Да тоже нормально. Коленки ободрала да руку, но ее Ильюха щас быстро вылечит.

Долгов что-то спрашивает, а я не могу пошевелиться.

-Какой-какой, парень её! - словно обухом по голове припечатывает Прохода, отчего внутри что-то болезненно сжимается. Я дергаюсь, чтобы возразить. Почему-то мне отчаянно не хочется, чтобы он думал, будто у меня кто-то есть, словно, если буду в его глазах верной и преданной, есть шанс, что он меня оценит, полюбит и выберет… глупости, в общем. Такие глупости, что даже перед собой стыдно. О чем я вообще думаю?

Благо, ребята отвлекают от бредовых размышлений более насущными вопросами. А именно, кто и с кем собирается ночевать. Илья вопросительно смотрит на меня, но я тут же отвожу взгляд. Не готова я пока к следующему шагу. Ночевка в одной палатке, конечно, ни к чему не обязывает, но я не хочу обнадеживать.

Илья, само собой, разочарован. Вздохнув тяжело, сообщает, что ему без разницы с кем его поселят, и уходит. Парни осуждающе качают головой.

-Ну, ты и динамо, Настюх, - озвучивает Ванька мысли всех, кто видел эту сцену. Мне становится не по себе.

Наверное, действительно следовало согласиться и не вызывать вопросов. В конце концов, от меня бы не убыло, а то как-то эгоистично получается: Илья столько энергии и души вкладывает в наши отношения, а я просто принимаю, как должное и ничего не даю взамен.

-Не грузись. Ты никому ничего не должна, - обняв меня, шепчет Олька.

-Неудобно как-то, он так старается….

-Неудобно, Насть, на потолке лежать. А когда нравишься мужику, и он ухаживает за тобой – это нормально, благодарить его и поощрять ты не обязана.

-Знаю, но мне все равно не по себе почему-то, - признаюсь с тяжелым вздохом.

-Потому что надо поработать над самооценкой, и наконец, выкинуть того мудака из головы, - безапелляционно припечатывает подруга.

-Как у тебя легко и просто все.

-А жизнь вообще простая, Сластёнчик, когда принимаешь себя такой, какая ты есть, а не подстраиваешься под чьи-то идеалы и ожидания.

Удивляюсь ли я ответу? Нет. От осинки не рождаются апельсинки - это знает каждый. Просто чувствовать присутствие Долгова даже в таких мелких вопросах невыносимо. Как тут забывать?

-Всё, не заморачивайся, мужиков полезно потомить, они так больше ценят. Пойдем лучше хряпнем чего-нибудь для согрева, - будто прочитав мои мысли, предлагает Олька решение проблемы.

После нескольких стаканов глинтвейна на душе действительно становится веселее. Мы сидим с девчонками у костра, болтаем о какой-то ерунде, пока пацаны заканчивают с установкой палаток и приготовлением шашлыка. Вскоре они присоединяются к нам, и лес оглашают постоянные взрывы смеха, нестройный хор под гитару, крики, споры… Ближе к середине ночи все разбредаются по палаткам, у костра остаемся только мы с Ильей. За весь вечер мы не сказали друг другу ни слова, да и сейчас ничего не хотелось говорить.

Что тут скажешь? Пробовать надо. А вдруг получится, вдруг, наконец, замкнет? Ведь он мне нравится. Мне с ним хорошо, и на физическом уровне он мне приятен: от него вкусно пахнет, он симпатичный, в меру спортивный, ухоженный…

Наверное, мои мысли отразились у меня на лице, потому что, преодолев в два шага разделяющее нас расстояние, Илья без церемоний впивается в мои губы, а я с волнением и интересом застываю.

Однако, как только его язык касается моего, на рецепторах оседает вкус корицы и апельсина, в душе же поселяется горечь разочарования. Илья углубляет поцелуй, а мне хочется плакать от бессилия, от злости на саму себя.

Ну, почему? Почему я ничего не чувствую? Нет ни одной даже маломальской искры возбуждения или удовольствия. Только тоска, что сжирала меня весь месяц, становится сильнее, разрывает изнутри.

Меня ломает. Так ломает, что хоть волком вой. Я не хочу сравнивать, не хочу вспоминать, не хочу даже думать… Нельзя. Только не сейчас, только не о нём, только не… Господи, сколько этих «только не»! И хоть бы от одного был толк.

Но нет. Сколько бы не повторяла их, сколько бы не запрещала, сердцу плевать. Оно все также любит, скучает и ждет. А мне не хватает сил, не хватает воли подавить его, я устала бороться с этой проклятой одержимостью, устала прятать ее и остервенело доказывать себе, что смогла - вычеркнула, выжгла, поставила жирную точку.

Наверное, стоит признать, запретив появляться в своем доме, Долгов выстелил мне дорогу в ад. Мой личный, персональный ад, в котором я каждый день ищу иной смысл своего существования, отличающийся от параноидального желания увидеть, дотронуться, вдохнуть…

Это медленно, мучительно убивает, а так хочется жить. Господи, как же хочется жить! Дышать полной грудью и не знать этой агонии, вот только понятия «жизнь» и «Долгов» вдруг стали для меня синонимами, весь мой мир в одно летнее утро стремительно скомкался, измялся и съежился до настолько ничтожно-малых масштабов, что смог уместиться в одном человеке, и я ничего не могу с этим поделать, как ни стараюсь, а потому, как можно мягче прерываю поцелуй, беру кружку с глинтвейном и делаю глоток, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость.

-Все нормально? – тихо уточняет Илья, а у меня внутри щемит от того, что не могу ответить взаимностью такому замечательному парню. Улыбнувшись сквозь подступившие слезы, нежно скольжу ладонью по его щеке и с сожалением шепчу:

-Прости, просто у меня был плохой опыт, поэтому…

-Я так и понял. Ничего, я подожду, - с улыбкой заверяет он и целует мою ладонь.

Кивнув, устремляю взгляд на догорающий костер. Делаю очередной глоток остывшего глинтвейна и втянув прохладный воздух, наполненный ароматом хвои и осени, кутаюсь в лежащий у ног плед – хорошо, если бы не так плохо. Тоска вновь накрывает, словно цунами.

Где он сейчас? С кем? И думает ли обо мне хотя бы самую малость?

На все эти вопросы я знаю ответы, и они причиняют нестерпимую боль. Представляю его в постели с женой, снова слышу эти протяжные стоны Ларисы, и меня, как и тогда, выворачивает наизнанку.