Загробная жизнь дона Антонио - Татьяна Богатырева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснуться снова не получилось.
Марина рывком повернулась — словно не сама, словно ее кто-то дернул за веревочку. Толпа испуганно подалась назад, кроме рыжей ведьмы, прямо встретившей ее взгляд. И… леди Элейн!
— Ты… — начала леди, делая полшага вперед и уже не глядя, как ее супруга и ее духовника привязывают к веревке, протянутой под килем.
«О, леди Элейн, вы хотите отправиться за мужем, как примерная жена? Прекрасно! Море примет и вас, море принимает всех!» — уже готова была ответить Марина так, как ответил бы на ее месте брат Генри. И что-то, наверное, было в ее лице такое, от чего леди замешкалась. Но только на мгновение.
— Ты, — повторила леди негромко, но услышали ее все. — Ты, что когда-то была моей дочерью… молю и заклинаю, пощади людей Торвайна и благослови моих детей!
Марина едва не отшатнулась.
Гадина, лицемерная сука!
Благословить?! Хочешь, чтобы твоих детей благословило чудовище? Видно же, ты согласна с отцом Клодом, ты всегда была с ним согласна, что твоя дочь — отродье нечистой силы! А теперь решила откупиться? Как раньше оставляли детей древнему народу, чтобы задобрить?
А вот не будет по-твоему, леди!
Криво усмехнулась.
— Непременно благословлю, леди Элейн.
И отвернулась к своим матросам: те уже подвесили сэра Валентина и отца Клода вниз головами над бортом и готовы были тянуть канаты.
— Начинайте, и да решит море их судьбу!
Матросы с хеканьем дернули за канат, два дергающихся тела ухнули в воду… Что было за бортом, Марина не смотрела. Она и так знала. И почему, едва тела скрылись в волнах, тянущие за канат матросы повалились на палубу, а мокрый обрывок каната вылетел из воды и шлепнулся на них… Не обрывок. Обкусок. Можно было ставить грош против сундука Дейви Джонса, что канат перекушен острыми зубами селки.
Зато она смотрела на пленных. Больше она не хотела называть из своими людьми. Ее люди — команда «Розы Кардиффа», остальные — чужаки. В широко раскрытых глазах плескалось любопытство пополам с ужасом и благоговением. Ужас перед ней, благоговение перед морем. И ни капли сочувствия бывшему господину. Люди Торвайна отвернулись от нее, как и от сэра Валентина. А до того — от отца. Что ж, она запомнит, что никогда нельзя доверять предавшим однажды.
Мстить она не станет. Но и заботиться об этих людях — тоже.
— Воля моря свершилась, — негромко сказала она и кивнула Неду: — Приведи детей.
С удовольствием полюбовалась на подрагивающие губы леди Элейн. Значит, вас все же можно задеть, герцогиня. Прекрасно. Просто прекрасно. Но не думайте, что на этом все. Вы хотели благословения своим детям, вы его получите. Только не так, как хотите.
Дети оказались… совсем дети. В светлых нарядных одежках, голубоглазые, с рыжеватыми кудряшками и тонкой нежной кожей. Почему-то Марине казалось, что они должны быть непременно похожи на сэра Валентина, или на леди Элейн, но они были похожи только сами на себя. И вовсе не боялись ни толпы, ни страшного одноглазого Неда, который нес их непонятно куда, ни грозного пиратского капитана. Впрочем, капитана особенно. Наоборот, на Марину они таращились, как на первый в жизни рождественский пудинг. Или на единорога из сказки А Марина смотрела на них.
Такие маленькие. Совершенно обыкновенные, без капли древнего волшебства в крови.
Совсем — совсем беззащитные.
Их отец был мерзавцем. Их мать — бессердечная кукла. Старшие брат с сестрой… если верить покойному отцу Клоду и взглядам торвайнцев — нелюди, чудовища. Что же будет с этими малышами среди людей? Не лучше ли прямо сейчас отдать их морю, как когда-то отдали морю Генри? Они прожили бы долгую жизнь, были бы счастливы и свободны…
Нет. Нельзя лишать их выбора.
И нельзя лишать их памяти, как когда-то поступил отец с ней самой. Из лучших побуждений, он всего лишь хотел, чтобы ей было легче жить среди людей и считать себя саму человеком. Но ничего хорошего из этого не вышло.
Марина сглотнула вязкую слюну и под испуганно — любопытными взглядами торвайнцев поманила Неда к борту. Взяла на руки девочку. Подняла повыше.
— Ты будешь жить среди людей, маленькая моя сестренка. Я не могу подарить тебе ни долгой жизни, ни счастья, ни верности подданных, — шепнула Марина так, чтобы ее слышала только девочка. — Но кое-что я все же могу сделать для тебя и для твоего брата. Смотри!
Селки не услышали, им не были нужны слова. Они просто знали, что Марина их зовет. И вынырнули на поверхность — усатые морды, лоснящиеся тела. Задрали головы и уставились на девочку.
— Это моя сестра, — сказала Марина тихо, зная, что ее услышат. Даже если она промолчит. — Запомните ее.
Она не одна из нас, но я прошу море о милости для нее. И для ее брата.
Селки закричали. Громко, радостно, словно приветствовали малышей — а те засмеялись, и потянули ручонки вперед. Наверное, тоже хотели играть.
Марина помедлила еще минуту, позволяя сестре и брату наглядеться на волшебных морских жителей, потом повернула сестру лицом к себе.
— Какое бы имя ни дали тебе при рождении, отныне ты — Мерерид, Морская Дева. Да пребудет с тобой навеки благословение моря и память обо мне и дивном народе. Да будет так!
Сняв с себя цепочку с подвеской — раковиной, повесила ее на шею сестре. Поцеловала малышку в лоб, поставила на палубу, рядом с собой. Малышка тут же уцепилась одной ручкой за ее штанину, а второй потянула подвеску в рот. Наверное, приняла за леденец. А Марина забрала у Неда мальчика.
— Какое бы имя ни дали тебе при рождении, отныне и навеки ты — Мередидд, Морской Лорд. Да пребудет с тобой благословение моря и память обо мне и чуде.
Поцеловав его и подарив красивый турецкий кинжал в ножнах, Марина повернулась к леди Элейн.
Ярость в ней словно умерла. Даже при виде смертельно бледной леди, шепчущей молитвы, глядящей на малышей, словно на чужих, она ничего не почувствовала. Совсем ничего.
— Возьмите детей, — сказала она. — И продолжайте путь спокойно, куда бы вы ни направлялись. Я забираю с собой тех, кого сэр Валентин приказал бросить в темницу.
Обвела взглядом своих людей.
— Мы уходим. Забирайте пленных.
— Госпожа Морвенна!
Голос показался Марине знакомым. Кто бы это… ах да, белокурый мальчик, похожий на Элюнед. И что же тебе нужно, малыш?
Мальчишка — растрепанный, щеки горячечно полыхают, глаза горят — шагнул вперед. Опустился перед ней на одно колено.
— Госпожа, примите мою жизнь и мою верность! Если Торвайн отвернулся от древнего народа, тем хуже для Торвайна; но я помню, кому присягал мой отец, а до него — дед. Позвольте мне пойти с вами, куда бы ни вела ваша дорога!