Загробная жизнь дона Антонио - Татьяна Богатырева

Вот тот узнал, можно было ручаться. Но не пожелал произнести вслух ее имя. Чертов фанатик.

Только белокурый парнишка — юнга? — подался вперед, открыл рот… Ну же? Кто-нибудь?! Хоть ты, мальчик?!

— Госпожа! Госпожа Морвенна!

Глава 26, в которой говорится о проклятиях, благословениях, божьем суде и перевернутой лодке

Мальчик словно бросил камень в озеро.

От его слов пошли круги, в толпе зашелестело: «госпожа Морвенна… морское дитя… дивный народ… сгорела же, говорят? Ну и что? Вернулась! Мстить!»

Узнали. Все — таки узнали!

Вон, отец Клод опять зашептал свои экзорцизмы. Напрасно, у вас едва ли получится изгнать меня снова!

А леди Элейн? Леди Элейн молчит, даже губы не дрожат. Леди Элейн, о леди Элейн, да есть ли у вас сердце? Неужели вы не умеете даже бояться?! Нет, я достучусь до него, до вашего сердца, если не любовью, так ненавистью!

— Морвенна Лавиния Торвайн. Дочь герцога Джеффри. Госпожа Торвайна по законам людским и законам холмов.

Марина уставилась на сэра Валентина в упор. Надо поторопиться, а то как бы сэр кровью не истек. Вон как посинели губы! Или это он от страха?

— Знаете ли вы, сэр Валентин, что хозяин земель может и обязан вершить суд?

Сэр Валентин буркнул что-то невнятно — злобное, но Марина не стала слушать.

— Вы совершили несколько проступков, которые требуют наказания, сэр Валентин. Первое: вы пытались избавиться от законной наследницы Торвайна, что свидетельствую я, Морвенна Лавиния Торвайн. Второе: вы приказали уничтожить священный кромлех, чему свидетели… — Марина оглядела внимающую ей толпу, отметила бегающие глаза одного из раненых дворян. — Народ холмов, отец Клод и вот этот человек.

Дворянин позеленел и попытался отступить за своих товарищей по несчастью, отец Клод упрямо выпятил подбородок, а сэр Валентин ожег Марину ненавидящим взглядом и впервые сумел произнести что-то внятное:

— Суеверия противны Господу!

Марина лишь покачала головой: такая приверженность заблуждениям достойна уважения. Но не прощения.

— И третье. Вы держали в темнице целителей, а ведь всем известно: прорицатели и целители неприкосновенны в Торвайне! Древний народ покарал бы за это смертью! И я не присвою себе их право — решать вашу судьбу.

Марина помолчала два удара сердца, оглядывая толпу поверх головы сэра Валентина и отгоняя прочь сомнения: то, что они молчат и не поддерживают свою госпожу, ничего не значит. Они просто перепуганы и еще не поняли, что она вернулась лишь для того, чтобы заботиться о них. Так, как завещал их любимый герцог Джеффри.

Отец бы не сомневался ни секунды, прежде чем огласить справедливый приговор. Она тоже не будет сомневаться.

Марина повысила голос, обращаясь к толпе поверх головы приговоренного:

— Пусть море решит, жить ему или умереть! Протащить его под килем! — и опустила взгляд на сэра Валентина. — Если выживете, значит, древний народ простил вас. Тогда, клянусь душой, я отпущу вас, и никто из моих людей не причинит вам зла! — Марина вскинула руку. — Смолли! Вайн! Сопроводите сэра…

Ее прервал властный, звучный голос отца Клода:

— Стойте! — сутана взметнулась вороньими крыльями, отец Клод растолкал толпу и загородил сэра Валентина собой. Поднял распятие…

Марина едва удержалась, чтобы не вздрогнуть. Слишком свеж в памяти был этот голос, слишком она привыкла, слыша его, сбегать и прятаться.

Но не сейчас. Той девочки, что боялась костра и проклятий, больше нет.

Она нарочито спокойно перевела взгляд на отца Клода. Мельком подумалось: родиться бы вам на несколько веков раньше! Стать рыцарем Храма, биться с сарацинами и зваться Амрой за безумную отвагу. Вот тогда бы вы прославились в веках. Но вы выбрали не того врага, отец Клод.

— Отойди! — велела ему Марина.

Ах, какая ненависть полыхнула в этих глазах! Где же ваше смирение, святой отец?

— Ты не посмеешь погубить душу герцога! — «дьявольское отродье» на этот раз не прозвучало вслух, но слышалось так же ясно, как всегда. Смирению отец Клод так и не научился. — Ты должна позволить мне исповедовать…

— Нет. Ты поздно вспомнил о долге. Мне ты не дал последнего утешения!

Смолли с Вайном, очухавшись, схватили отца Клода за руки и потянули назад; еще несколько матросов начали приготовления к казни — потянули веревки через рею. Валлийцы и англичане на них не смотрели, все взгляды были прикованы к Марине и отцу Клоду.

— Господь покарает вас, безбожники! — голос священника зазвенел праведным негодованием.

Проклятый фанатик! Ты никогда так не заступался за меня! Почему эта жаба угоднее господу, чем невинная девочка?! Да провались ты!..

— Не слишком ли много ты на себя берешь, указывая господу, кого карать? — голос Марины тоже звенел, но от ненависти и обиды.

Отец Клод, как всегда, пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Справедливости! — заорал он, перекрикивая шум волн. — Именем господа нашего требую, дай мне исполнить мой долг перед герцогом!..

— Исполняй! — рявкнула Марина и, воспользовавшись мгновением его замешательства, приказала: — Под киль обоих! Пусть святой отец проводит своего герцога в ад самолично!

На миг повисло мертвое молчание: ни отец Клод, ни слуги герцога, ни даже команда «Розы Кардиффа» не могли вот так поверить, что Марина приказала казнить священника. Она и сама не совсем верила. Даже совсем не верила, и все это казалось уже не триумфальным возвращением домой и торжеством справедливости, а кошмарным сном. Может быть, она сейчас проснется?..

Но вместо того, чтобы проснуться, она рявкнула на матросов:

— Что встали? К делу!

— Ты не посмеешь… — неверяще прошептал священник. Но, стоило Вайну и Смолли накинуть на него канат и потащить к рее, поверил и заорал: — Ты — чудовище! Будь ты проклята! Тебе не обрести покоя и прощения! Только кровь и ненависть! Навсегда, для всех — чудовище! Проклина…

Вопль священника оборвал Нед. Простой валлийской зуботычиной. Но его подхватила рыжая девица в побрякушках:

— Чудовищем быть тебе до тех пор, пока не станешь супругой феникса! Да будет свидетелем море! — прокричала она, сорвала с шеи какую-то побрякушку и с размаху кинула за борт.

По толпе прокатился вздох, и за спиной Марины кто-то сдавленно ахнул.

«Кажется, ведьма вмешалась вовремя, так что проклятие можно будет снять, — отстраненно подумала Марина. — Вот только сон становится слишком кошмарным. Казнь священника, проклятие, ведьма… все это на самом деле? Со мной?! Господи, дай же мне проснуться!»