Последнее предложение - Мария Барышева

— Паша!.. Паша!.. что ж это… что?!.. ну… Паша!..

Продолжая озираться, он подошел к людям, стоявшим широким полукругом, и решительно протолкался в первые ряды, стоявшие на почтительной дистанции от происходящего, и едва Роман посмотрел в центр этого полукруга, то сразу же понял причину этой осторожности.

Растрепанная женщина средних лет сидела на асфальте, неподалеку от разбитой бутылки пива, поджав под себя согнутые ноги, и прикрывала кричащий рот дрожащими растопыренными пальцами. Другая ее рука судорожно цеплялась за свитер бьющегося рядом мужчины, который лежал на спине, и его тело подергивалось и подпрыгивало, словно его било током. Запавшие глаза человека дико вращались в глазницах, из прыгающих губ вместе с болезненными мучительными стонами и сухим кашлем выплескивались струйки темной, почти черной крови, и Роман, чуть подвинувшись вперед и оказавшись рядом с глухо стукающейся об асфальт головой, почуял исходящий от человека легкий, но вполне ощутимый тухловатый запах. Невольно сделав шаг назад и не сводя глаз с лица мужчины, искаженного болью, Роман отметил знакомо кольнувшую его легкую странность — одежда на человеке была хорошая, добротная, но непомерно большая — дергающиеся руки болтались в огромных рукавах свитера, брюки висели мешком и с каждым судорожным движением тела, сползали все ниже и ниже, открывая белье в синюю полоску, которое, отставая в скорости, тем не менее тоже неумолимо съезжало, слишком большое для своего владельца. Савицкий вздрогнул, внезапно осознав, что лицо, на которое он смотрит, словно уменьшается на глазах — щеки вваливаются, сухая серая кожа все туже и туже обтягивает кости черепа. В памяти отчего-то всплыло ученое слово «кахексия», которое любила употреблять одна из его медицинских подружек. Народ испуганно гудел вокруг, и из обрывочных фраз Роман смог понять лишь то, что мужчина покупал в ларьке пиво и с ним, похоже, вдруг случился какой-то припадок, хотя часть публики склонялась к тому, что это инфекция.

— … да что ж за инфекция?!.. — вскрикнул кто-то позади Савицкого. — Я ж его только что видела… нормальный мужик… а теперь прямо скелет!.. Танька, пошли отсюда!

— «Скорую» вызвал кто-нибудь? — осторожно спросил Роман у человека, который справа от него что-то возмущенно бормотал о массовых экологических загрязнениях, и тот кивнул, не сводя взгляда с мужчины, который и вправду уже походил на обтянутый кожей скелет. Скрюченные пальцы, прыгавшие по асфальту, напоминали прутики, ботинки свалились со ступней, носки сползли к щиколоткам, брючины болтались на ногах, словно на ручках швабр. Лимфатические узлы на шее раздулись до размера сливы, сама же шея стала тонкой, как трость. С дернувшейся правой руки слетело обручальное кольцо, с легким призрачным звоном прокатилось мимо пивной лужи, чем-то напоминавшей сильно смазанную римскую «VI», и исчезло где-то под ногами столпившихся людей. Женщина, глядя вокруг бессмысленными глазами, снова и снова повторяла имя мужа осипшим голосом, продолжая подвывать. Ее рука дернула свитер в очередной раз, слабо бьющееся тело чуть приподнялось, и свитер задрался, обнажив страшную яму вместо живота и костистые полукружья ребер. Кто-то в толпе завизжал, послышался топот бегущих прочь ног.

— Наконец-то! — сказали рядом с Савицким, и он, вздернув голову, увидел въезжающую за ограду рынка машину «скорой». В тот же момент женщина вдруг резко замолчала, и Роман, снова взглянув на мужчину, увидел, что тот лежит неподвижно, глядя куда-то в сторону пустым взглядом и распахнув окровавленный рот, — жуткая костлявая маска. Ему вспомнились тела узников концлагеря из военной кинохроники, и Роман начал медленно отступать, не в силах оторвать взгляда от страшного мертвого лица, и лицо это плыло, подергивалось рябью, и сквозь него проглядывали другие мертвые лица — распухшее и посиневшее, бледное и забрызганное кровью, мокрое и измазанное розовой пахучей пеной, белое и серебрящееся инеем. И когда он повернул голову, то увидел еще одно, тоже кажущееся мертвым, — словно вспышка в волнующейся толпе — застывшее, жесткое, с царапиной на скуле, глядящее на мертвеца суженными глазами.

Он хотел было окликнуть ее, но Рита, хоть и не заметившая его, словно почуяла это и, отступив назад, мгновенно исчезла из вида, и на том месте, где она только что была, теперь покачивалось незнакомое женское лицо в солнечных очках. Роман огляделся, потом кое-как прорвался через месиво людских тел и, оказавшись на свободном пространстве, огляделся снова. Нет — пропала вздорная кошка. Уж не почудилась ли она ему?

Савицкий повернулся и медленно побрел к распахнутым железным воротам. В голове у него стучало, ноги были как ватные. Он не видел Дениса, не видел, но это было так похоже… Он пришел слишком поздно, он мог бы и вообще не пойти… значит, это все же не связано с ним, не связано… Но мысль не принесла облегчения. В голове по кругу крутилось ученое слово, и Роман никак не мог остановить это кружение. Кахексия… Внезапная кахексия… но она не бывает внезапной, невозможно это, как невозможно замерзнуть в десять градусов тепла или утонуть в трамвае. Но он видел… и не только он, все видели. Внезапная… Одежда — конечно же она была нормального размера, просто тот, на кого она была надета, внезапно похудел — внезапно… настолько внезапно, что это его убило. Нет смысла зацикливаться на возможно-невозможно — это произошло внезапно… а эти проклятые красные кружевные трусики — конечно же, они тоже были нормального размера, просто она тоже похудела — внезапно… Но это была другая худоба, она не была нездоровой, она была естественной, подходящей по возрасту. Роману вспомнился разговор в соседней комнате, и он замедлил шаг, пронзенный внезапной мыслью — не такой уж невероятной на фоне всего происшедшего.

Аберман не просто похудела. Она помолодела.

Роман перешел улицу и, завернув за угол, оказался на маленькой детской площадке. Не глядя по сторонам, опустился на первую попавшуюся скамейку рядом с поскрипывающими висячими качелями и закурил, тупо разглядывая свои ботинки. И не особенно удивился, когда спустя секунду рядом весело сказали:

— Законы действия — великая вещь. Я уж думал, мне придется тебе ручкой махать, но ты пришел. Ты всегда приходишь, и это весьма приятственно.

Роман поднял голову и зло взглянул в смеющиеся сине-зеленые глаза сидящего на качелях Дениса. Он был в легких серых брюках и ярком цветном свитерке, коротко остриженные светлые волосы весело топорщились во все стороны. Симпатичный беззаботный мальчишка лет десяти-двенадцати, у которого, казалось, не существует и никогда не будет существовать никаких жизненных сложностей.