Царь царей - Уилбур Смит

Пенрод, и тот кивнул. Теперь он был одет не в западную одежду, а в простую бледно-голубую галабийю, какую носили водоносы.

“Хорошо запомнил, Пенрод, - сказал он.

Пенрод так привык к тому, что его называли эфенди, или к почетным титулам, которые давали ему его арабские друзья, что использование его христианского имени заставляло его хмуриться. Доктор заметил это, и это, казалось, позабавило его. Пенрод попытался пошевелиться, но обнаружил, что все еще сдерживается.

“Как ты себя чувствуешь? Я лечил вас от вашей опиумной зависимости, но я уверен, что вы сами это поняли. Я не даю вам лекарство, но у нас есть несколько отваров, которые, как известно, облегчают боль.”

“Как долго я здесь нахожусь?- Сказал Пенрод. Его голос был слабым и надтреснутым.

- Четыре дня,” ответил Фарук. Он подошел к изголовью кровати и сел на стул, который до него занимали Лусио и мальчик.

- Я настаиваю, чтобы вы немедленно отпустили меня.”

“Пока нет, Пенрод. Лусио будет здесь через некоторое время, чтобы почитать вам. Вы можете сказать ему, что хотите уехать. Он также откажется отпустить вас, но, возможно, вы почувствуете себя лучше, когда еще немного покричите на него.- Эта мысль, казалось, подбодрила его. “Знаешь, когда он начал читать тебе Данте, я подумала, не слишком ли это близко к истине, но теперь, когда он следует за Данте к Раю, я скорее наслаждаюсь симметрией.”

Пенрод прислушался к его голосу, к выбору слов.

“Вы получили образование в Англии.”

“Оксфорд. Но не только там. Я изучал философию в Тегеране и медицину у местных мастеров здесь, в Каире.”

“Значит, мы все еще в Каире?”

Фарук встал и наполнил стакан из кувшина, стоявшего на маленьком столике рядом с кроватью Пенрода. Пенрод повернул голову на подушке, наблюдая за ним. На столе лежала книга, экземпляр "Божественной комедии" Данте, закладка, аккуратно отмечающая место на полпути к путешествию поэта. Фарук поднес стакан к губам Пенрода, и тот выпил. У жидкости был горький, сложный вкус, но она, казалось, охладила его горло, когда он сглотнул.

“Достаточно близко. - Ты голоден?”

Фарук забрал у нее стакан и снова поставил его на стол. Пенроду было, наверное, под сорок, он был чуть старше самого Пенрода. Высокие скулы, большие глаза и длинные ресницы придавали ему почти женственный вид.

“Да, это так. Значит ли это, что я вылечился?- Пенрод не смог сдержать насмешки в своем голосе.

“Я должен позаботиться о других своих пациентах. Нет, ты еще не вылечился. Вы должны провести еще немного времени в чистилище.- Он постучал пальцем по экземпляру "Данте". - Этот момент, Пенрод—похож на тот, когда тонущий человек на мгновение выныривает из воды, пробуя на вкус воздух и свет. Затем он снова погружается. Но в конце концов мы вытащим тебя из глубин. Однако ты будешь страдать еще больше, прежде чем мы сможем вытащить тебя на берег.”

“Я не боюсь, - с горечью сказал Пенрод. Мне было трудно подобрать нужные слова. Они вышли немного невнятными. Он обнаружил, что не может сосредоточиться на лице доктора.

“Так и должно быть, - печально сказал Фарук, и мир исчез.

•••

Дни и ночи стали путаными и разрозненными. Временами Пенрод ощущал душераздирающую агонию, словно его поймали на какой-то дьявольской дыбе. Иногда он замечал, что рядом с ним сидит Лусио, и слышал стихи Данте четырнадцатого века, повествующие об ангелах и дьяволах. Иногда над ним склонялись полулюди,их руки плавились в адском пламени. Между его губами были зажаты чашки со странно пахнущей жидкостью. Иногда он принимал их, иногда выплевывал на демонов. Фарук то появлялся, то исчезал. Затем время, казалось, медленно восстановилось, и ночь последовала за днем в должном порядке. Он мог слышать и понимать то, что говорил Лусио в течение более длительных периодов времени. Демоны, которые ухаживали за ним, омывали его плоть, манипулировали его телом, стали выглядеть более человечными.

Однажды днем, когда Лусио читал, Пенрод облизал губы и попробовал заговорить.

- Это колония прокаженных.”

Лусио тут же закрыл книгу и отложил ее в сторону. “Да, это так. Как только они вылечатся, немногие из пациентов Фарука осмеливаются вернуться в свои деревни; клеймо слишком велико, поэтому многие остаются здесь. Ты же знаешь, у нас есть ферма. Мельница. Она ужасно хорошо организована. Повсюду высокие стены, но я не уверен, что это должно держать прокаженных внутри или держать их в безопасности.”

- Спроси У Фарука.”

“Я тоже не думаю, что он знает. А он суфий, довольно уважаемый, так что он, вероятно, просто расскажет мне какую-нибудь загадочную историю про осла, а это значит, что все это одно и то же.”

Лусио ждал, но Пенрод так долго молчал, что снова взял книгу и откашлялся.

“По чьей власти я здесь нахожусь, Лусио?”

Лусио поднял глаза к потолку и задумался. “Шахта. Король Италии ... где-то посередине между ними. Пенрод, я знаю, почему ты уничтожил герцога Кендала, и это был очень дерзкий жест-освободить половину королевских семей Европы из его хватки и ничего не просить взамен. У меня даже есть довольно хорошее представление о том, как вам это удалось. Но почему же, совершив такое, вы не надели свой лучший наряд и не пошли открывать бутылку шампанского в клуб "Гезьера"? Вы, вероятно, могли бы отыграть свое состояние за карточным столом в тот же вечер, а затем снова взяться за свои комиссионные на следующий день. Почему же вы вместо этого—и я не хочу обидеть нашего дорогого друга Якуба-заперлись в лачуге и попытались выкурить себя до смерти? Он наклонился вперед, положив руки на колени, склонил голову набок и с совиным любопытством уставился на Пенрода.

“Не знаю” - ответил Пенрод и отвернулся.

Лусио откинулся на спинку стула и скрестил ноги. “Очень странное поведение, мой друг. Вот и все.”

“Я могу делать все, что захочу.”

“Это правда. И я был рад, что ты прикован здесь цепью. Возможно, у Фарука есть еще одна история про осла, чтобы объяснить и тебе тоже. У вас была половина Европы в головоломке.- Он поднял руки вверх. “Конечно, вы никогда не признаетесь в том, что сделали с герцогом, я понимаю, но вы будете вознаграждены, хотите вы этого или нет.”

“А быть закованным в цепи среди прокаженных-это