Париж с изнанки. Как приручить своенравный город - Стефан Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Улица Пелетье – это улица несчастий. В галерее Дюран-Руэля только что открылась выставка, на которой якобы выставляют картины. Я зашел, и передо мной предстало жуткое зрелище – пять или шесть сумасшедших, среди которых одна женщина, собрались, чтобы продемонстрировать свои работы. Я смотрел на людей, которых трясло от смеха при виде их картин, но мое сердце разрывалось. Эти так называемые “художники” считают себя революционерами. Они берут холст, наносят на него беспорядочные мазки и затем подписывают его. Это полный обман, сравнимый с тем, как если бы обитатели сумасшедшего дома подняли с дороги камни и решили, что нашли алмаз».
Владелец галереи, Поль Дюран-Руэль, был настолько расстроен тем, что Париж не воспринимает творчество импрессионистов, что начал продавать их картины в других городах, открывая выставочные залы в Лондоне, Брюсселе, Вене и Нью-Йорке, ежемесячно выплачивая заработную плату Моне, Огюсту Ренуару, Камилю Писсарро, чтобы те не голодали.
И лишь в начале ХХ века парижских художников стали признавать на родине, но это признание было скорее заслугой частных коллекционеров, по большей части иностранцев, которые приезжали в Париж, чтобы купить полотна импрессионистов за бесценок.
Тем временем у нового поколения художников, включая Анри Матисса и недавнего иммигранта Пабло Пикассо, судьба складывалась не лучше: над ними насмехались за «детский» стиль полотен. Сами же художники безнадежно обивали пороги богатых эмигрантов, к примеру Гертруды Стайн, писательницы и наследницы. Они ходили к ней на ужины и коктейльные вечеринки, надеясь продать полотно, чтобы окупить аренду студии, но главное – оно будет висеть в доме Гертруды, привлекая внимание ее состоятельных друзей.
И снова бо́льшая часть парижского художественного истеблишмента отвернулась от местных талантов, заявляя, что такие люди, как Матисс, создают мусор для доверчивых американских туристов.
Все это звучит ужасно, но кто-то возразит, что, по крайней мере, импрессионисты, постимпрессионисты, кубисты, дадаисты, сюрреалисты и прочие новые «исты» крепчали в этой борьбе. Противостояние придавало им сил и целеустремленности, побуждало оттачивать мастерство, чтобы уже никто не мог усомниться в их гениальности.
Сегодня, по моему скромному мнению, парижское искусство как движение находится в застое. В центре внимания – художник, а не само искусство. Конечно, так было и с Пикассо, но он был настолько продуктивным и новаторским, что культ личности просто не успевал проникнуть в двери его студии. Хотя для некоторых современных парижских художников главное все-таки личность. Для них искусство – это moi[252]…
Посмотрите на мой пупок
Парижанка Софи Каль превратила свою жизнь в искусство. Софи интеллектуалка, а потому выступает с умными идеями. Так, в начале 1990-х годов она организовала выставку фотографий пустых мест на стенах музеев, оставшихся после кражи картин. Да, идея забавная, но больше похожая на шутку. Ну, увидели вы одну фотографию опустевшей стены, какой смысл смотреть другие?
Более свежим примером такого «умного» стиля в парижском искусстве стала инсталляция под названием Monumenta 2010 в Гран-Пале. Для ее воплощения художник Кристиан Болтански заполнил одеждой 13 500 квадратных метров площади огромного центрального зала дворца под стеклянным куполом. Посетители бродили вокруг мятых старых пиджаков, рубашек, джемперов и брюк, сваленных в одну кучу по центру и кучки поменьше, разбросанные по всему залу, словно надгробные плиты на кладбище. А в это время из громкоговорителей раздавался медленный глухой стук человеческого сердца, которое могло остановиться в любой момент. Хотя все это происходило в одну из самых холодных за последние годы зим, отопление было отключено, чтобы посетители могли ощутить полную безысходность при виде этой композиции, которая, как оказалось, была памятником жертвам геноцида. Без сомнения, идея достойная, но ее эффект был несколько смазан, а все потому, что газеты поместили обзоры о выставке вперемешку с репортажами о бездомных, замерзающих на улицах Парижа из-за нехватки теплой одежды. Это чем-то напоминало звуковую инсталляцию океанских волн на следующий день после цунами.
Но не могло же современное парижское искусство полностью исчезнуть в черной дыре собственной претенциозности?
К счастью, ответ – non[253]. В Париже еще остались художники, которые создают работы, приятно щекочущие не только глаз, но и ум, и, чтобы убедиться в этом, лучше всего посетить их студии. И вам вовсе не обязательно болтаться в кафешках Монмартра, завязывая знакомства с каждым, у кого за ухом заткнута кисть для рисования. В разное время года, обычно весной и осенью, художники того или иного квартала проводят дни открытых дверей.
Самая плотная концентрация художественных студий на севере Парижа, в районе Монмартра и Бельвиля. Дни открытых дверей проводят и на юге, в Четырнадцатом округе. Адреса студий можно найти в Интернете на сайте www.parisgratuit.com/ateliers.html, если только вы не ищете какого-то особенного художника. В этом случае лучше походить по округе, доверившись своему носу или даже ушам, – дело в том, что парижские художники редко творят без музыкального сопровождения, предпочитая старый французский шансон, Боба Марли или электронное «техно». День открытых дверей
Круто забирающая вверх улица Бельвиль долгое время была частью аккуратного, маленького китайского квартала с бесконечными ресторанами, однако этот район серьезно пострадал от программы городского обновления. Когда старые здания были снесены, вместо них встал вопрос: «Что делать дальше?» Где-то рассудили так: «Возведем дешевые, уродливые многоквартирные дома, которые через десять лет начнут сыпаться». Другие предложили еще более сомнительный вариант: «Давайте законсервируем эти дома и дождемся, пока они сами разрушатся, а там, бог даст, нам выдадут деньги на строительство дешевого, уродливого…» – ну, и далее по тексту.
Снос домов был предусмотрен в конце 1980-х городским планом по превращению территории в zone d’aménagement concerté, буквально – в зону согласованной застройки, однако после нескольких лет разрушений план был отложен в долгий ящик, квартал остался в шрамах, зато, по крайней мере, уцелел.
Позднее многие пустующие здания были самовольно заселены художниками, старые магазины облюбовали créateurs[254] – ювелиры, дизайнеры одежды, мастера абажуров и прочие умельцы. Искусство распространилось и на фасады сохранившихся магазинов – демонстрационные залы сантехников и бакалейщиков с разрешения собственников были расписаны граффити.
Улица Денойе (Rue Dénoyez), где половина зданий так и стоят замурованными, но с разрисованными фасадами, превратилась в своеобразную галерею под открытым небом. Я посетил ее в день открытых дверей, и первое, что мне бросилось в глаза, – огромная картина с изображением носорога, которого ублажали горилла и крокодил, а сам он эротически возбуждал своим рогом обезьянку (хотя смотреть на эти игры без содрогания было невозможно). Называлась картина Belleville Zoophilie, или