Трава зелёная - Александр Валерьевич Решетников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В двенадцать часов дня, закончив занятия с детьми, я собрался к Шварцу. Во-первых: хочу узнать стоимость «своих» цацек. Во-вторых: надо обсудить мои вчерашние задумки, заодно подарю ему зажигалку. Сговорчивее будет. Выйдя во двор, я увидел, как Емельян и Звонарь разгружают розвальни, гружённые ящиками со шлаком. Эти ящики мы с Прохором изготовили специально, чтобы шлак удобнее было грузить, перевозить, переносить и складывать. Намного лучше бочек, которые тут обычно используют, как тару.
— Далёко собрались, Леонид Иванович? — спрашивает меня Емельян, поднимая очередной ящик.
— На торг надо.
— Если подождёте, то я вас довезу. У меня там тоже дела.
— Хорошо. А где Прохор с остальными Иванами?
— Прохор в новой мастерской рукодельничает. Скунс вместе с ним. Тюлень мелет ваш этот… цемент. Сморчок по шатрам бегает, огонь поддерживает. Потом его Звонарь сменит.
— Короче, все при деле? — усмехаюсь.
— Ага! — отвечает Емельян и скрывается за углом дома. Как только он вернулся, снова полез с вопросами. — Леонид Иванович, а не подскажите, что за хитрый бур такой?
— Какой, такой бур? — включаю еврея.
— Да Прохор рассказывал, что вы придумали бур, которым в земле дырки удобно ковырять. Теперь собираетесь его сделать.
— Это не я придумал, — имею в виду принцип действия ручного бура, которым любят пользоваться рыбаки и дачники.
— А кто?
— Архимед. Слышал о таком?
— Нет, — трясёт головой Емеля. — Тоже француз?
— Грек он, — чуть не рассмеялся я.
— Значит православный? — всё-таки добил меня конюх.
— Ох, уморил, Емельян! — отсмеявшись, продолжаю наш диалог. А то мужичок смотрит на меня, как на блаженного. — Архимед жил две тысячи лет назад. Был самым известным учёным в мире. Христос тогда ещё не родился. В те времена греки исповедовали многобожие.
— Язычник, значит? — блин, всё не угомонится. Звонарь тоже уши греет…
— Наверное. Главное, что не дурак. Его придумки люди уже две тысячи лет используют для своего блага. Ладно, хватит болтать… Разгрузили?
— Ага.
— Тогда поехали. Время не ждёт.
Боровск, по моим понятиям, трудно назвать городом. Население всего две тысячи человек. Кабы не маковки церквей, то и от деревни не отличить. Сплошь деревянные дома среди узких улиц. Но если верить рассказам Емельяна, то город вполне солидный. Тем более центр уезда. В моём времени сказали бы: «Административный центр». А ещё конюх рассказал, что раньше город представлял из себя крепость, которую построили, чтобы отражать набеги степняков. Правда, крепость была не каменная, а деревянная. Это её и сгубило. В 1634 году случился большой пожар, который полностью уничтожил крепость. С тех пор город потерял своё оборонное значение и стал превращаться в купеческую вотчину. Всё правильно, когда ты стоишь на пересечении дорог, то глупо не заниматься торговлей.
— Слышь, Емельян, а это кто? — ткнул я пальцем в группу военных, которые вели неспешную беседу и курили трубки.
— Эти-то? Так стрельцы. Тьфу, на них! Аки бесы дым изо рта пускают, — нахмурился конюх.
— Стрельцы?! — охренел я. — А разве Пётр I не извёл их под корень?
— Нее, не извёл. Стрельцов кругом хватает…
В лавке аптекарь объяснил мне, что стрельцов слишком много, чтобы в одночасье от них избавиться. Тем более это профессиональные военные. Государству такие люди нужны. А ведь точно, если в моём времени перевооружение армии длилось годами, то здесь вообще не чешутся.
Между прочим, Шварца зовут Евгений. Откуда он родом, ему доподлинно неизвестно. Во время Северной войны, которую вёл Пётр I со Швецией, его подобрал армейский медик. Подобрал, усыновил и воспитал. Так что фамилию он получил от приёмного отца. По вероисповеданию Евгений Шварц — лютеранин. Тоже отцовское наследство. В армии Петра I практически все медики были выходцами из немцев. Вот и мотался мальчонка вместе с отцом по военным лагерям, у него же учился наукам. Со временем стал помогать. Так и жили. Когда к власти пришла Анна Иоанновна, Евгений вместе с отцом оказался в Боровске. К тому времени медик порядком состарился и уже не годился для службы. Но в память о былых заслугах новая государыня одарила его небольшим поместьем на десять крестьянских дворов. Восемь лет назад отец умер. Тогда Шварц продал поместье, оставив себе всего одного слугу, и переехал в город, где завёл своё дело.
— Кстати, Евгений, а у меня для тебя подарок! — улыбнулся я, как только увидел, что Шварц набивает свою трубку табаком.
— Да? И какой же?
— Гляди! — с этими словами я начинаю демонстрировать ему возможности зажигалки. — Нравится?
— Ух, ты! — воскликнул он восхищённо. — Это что, так просто можно высекать огонь?
— Угадал! Дарю, пользуйся.
— Благодарю, Леонид Иванович, благодарю! Удобная вещь и красивая… Из бронзы?
— Ага.
— Внутри что, спиртус?
— Он самый, — улыбаюсь. — Жаль, нефть найти не могу. Из неё топливо лучше.
— Нефть обычно летом привозят. Кстати, мой отец как-то рассказывал, что общался с одним выходцем с востока. То ли перс, то ли араб, то ли ещё кто… Тоже, вроде, медик. Так вот, на востоке из нефти делают лекарства. Ничего про это не слышали?
— Слышал, — киваю и стараюсь не заржать. Вспомнил, как в армии один парень рассказывал о лобковых вшах, которых он подцепил в результате бурного романа. Лечил герой-любовник этих вредных насекомых как раз при помощи керосина. Процедура, по его словам, не из приятных. Яйца так жжёт, словно на сковородке!
— Хотите сказать, что вшей можно изводить при помощи нефти? — спросил Шварц, услышав мой рассказ.
— Не из самой нефти. Её сначала нужно перегнать, как брагу. В результате получается несколько фракций. Бензин хорошо подходит для зажигалки, которую я тебе подарил, а керосином лечат вшивых больных.
— Что ж, надо запомнить. Как появится нефть, попробуем её применить.
— Обязательно попробуем, — сказал я и чуть не осёкся: «Блин, мы же вчера с Кошкиной так зажигали… Сегодня снова к ней собираюсь… А ведь у моей полюбовницы мохнушка будь здоров! Птицам на гнездо хватит. Как бы не подцепить чего…» Прогнав тревожные мысли, обращаюсь к Шварцу. — Кстати, у меня к тебе дело… Сможешь оценить вот эти вещи?
— Давайте, попробуем, — аптекарь заинтересованно глянул на цацки, выложенные на стол. Первой под раздачу попала золотая брошь, которой я хвалился перед гостями. Швар чем-то на неё капнул, потёр, а после сказал. — Дешёвка. Я за