Алмазы Цирцеи - Анна Малышева

«Да звонила ли ты следователю? – усомнилась Александра, внимательно разглядывая лицо подруги. – Насколько я тебя знаю, ты не затрудняешься формальностями. Может, и контрабандой уехала!»

– Сюда явились – новая комедия! – продолжала изливать душу Катя. – Стоим внизу у стойки администратора, и он делает вид, что приехал совершенно отдельно от меня. Я к нему повернулась, ручку попросила, а он прикинулся, что впервые меня видит, клянусь! «Прошу вас!» – ответил и галантно этак ручку протянул… Я чуть не упала! Поднялись наверх, я попыталась сразу расставить точки над «и», потому что терпеть не могу таких представлений, а он в номере у себя заперся…

– Вот сволочь! – не выдержала Александра. – Скажи, ну что ты с ним до сих пор хороводишься, неужели не понимаешь, что он за птица? Ему нужно, чтобы на коленях перед ним ползали, восхищались его талантом и слюни с пола подтирали! Он сделал из жены полное ничтожество, щетку для пыли, рабу паркета и мебели, сделал бы и из тебя то же самое, окажись ты его супругой, а не подругой!

– А ты думаешь, я этого не понимала? – Катя косо взглянула на приятельницу и глубоко вздохнула. Она явно начала успокаиваться. – Отлично все видела, потому мне этот чертов развод и был до лампочки. И нервы я себе никогда на этот счет не портила. Правда, иногда хотелось, чтобы было меньше вранья и больше уважения, но что уж поделаешь… Чем-то приходится жертвовать. Но этой ночью он перегнул палку! Такого и ангел не вынес бы!

Из ее дальнейшего рассказа следовало, что актер сам позвонил ей в два часа ночи по внутреннему телефону и умирающим голосом попросил прийти, поухаживать за ним. Катя по опыту знала, что за предсмертным кротким лепетом не скрывается ничего серьезного – разве что учащенное сердцебиение, но поторопилась выполнить просьбу.

– Ведь я, несмотря ни на что, любила его и жалела! – Она заломила руки, будто пытаясь вывернуть свои тонкие белые пальцы, унизанные кольцами. – Я с ним оставалась, потому что у меня к нему чувство, а вовсе не из-за денег или престижа, или его связей, как все считают. Уж если на то пошло, я могла и другого кого-нибудь найти!

«И стоило бы, да никто на горизонте не появлялся», – иронизировала про себя Александра, хорошо осведомленная обо всех подробностях личной жизни подруги. Она понимала, что та давно уже пала жертвой самообмана, убедив саму себя, что деньги любовника ей не нужны и она принимает их из одолжения. На самом деле деньги и были цементом, так прочно связавшим этих двух людей.

– Представь теперь мои чувства. – Спрыгнув с дивана, Катя нервно заходила по номеру, пиная попадавшиеся ей под ноги разбросанные вещи. – Я прибегаю к нему среди ночи с нитроглицерином, валокордином и с какой-то еще подобной гадостью – из-за него всегда вожу с собой запас, вся косметичка пропахла. Накапываю лекарство в стаканчик, вожусь с ним, утешаю, чуть за ухом не чешу, как кота… И вдруг вижу – на тумбочке, в изголовье кровати, огромный портрет почившей супруги! Художественное фото, да еще в черной рамочке!

Александра отвернулась, скрывая невольную улыбку. Она вообразила, как отреагировала эмоциональная Катя на портрет, и посочувствовала соседям, оказавшимся волей случая за стеной.

– Конечно, я устроила скандал. – Катя распахнула балконную дверь и потянулась, вдыхая свежий сосновый воздух, ворвавшийся вместе с солнцем в душный прокуренный номер. – Высказала все, что накипело, – и про его великую любовь, и про житие этой горькой страдалицы, и про носки с макаронами, которыми он меня все попрекает, как будто я носки штопать не умею и макароны не ем! Дал бы мне свои дырявые носки – и я бы штопала! Да только нужды в этом нет, так что ж комедию-то ломать?! Кажется, давно уже состоятельный человек, а все ему эти дырки покоя не дают!

– Портрет, держу пари, ты расколотила? – предположила Александра.

Ее радовало уже то, что подруга заметно ожила. Катя даже начала понемногу одеваться, отыскивая предметы одежды среди неизбежно сопровождавшего ее в поездках беспорядка. Натянула джинсы, сорвала ночную рубашку и влезла в свободную шелковую блузку. Подойдя к трюмо, женщина поморщилась, осмотрев свое распухшее лицо и принялась массировать его с кремом.

– Ну что ты, – обращаясь к своему отражению, бросила Катя. – В былые времена, может быть, я бы так и сделала, но Варвара все-таки умерла… Портрет я не тронула… Но стаканом в Костю запустила. Попала ему в лицо… – И, прищурившись, добавила: – В общем, я и метила в лицо. Уж очень он меня достал своей святой женушкой, которая всю печень ему проела.

Александре не удалось выяснить, сильно ли пострадал артист в результате этого неожиданного нападения. В любом случае, рассудила она, это было неважно, так как даже самый легкий синяк или царапина имели бы огромный резонанс. Бобров относился к своей постепенно увядающей внешности трепетно, как заядлая кокетка, его приводил в ужас каждый новый знак подступающей старости – морщинка, складка, отвисшая кожа… Катя признавалась подруге, что покупает для него самые дорогие и эффективные кремы, которыми он втайне мажется, не желая прибегать к такому радикальному средству, как пластическая операция. Это было несколько странно, потому что актер давно уже стал коммерсантом в большей степени, чем служителем искусства. Внешность не играла роли в его карьере… Но видимо, причина психоза крылась глубже, чем просто в страхе остаться не у дел. Стакан, пущенный в лицо, должен был перечеркнуть все многолетние старания Кати полностью завоевать сердце любовника.

– Ну а дальше и рассказывать противно, – вздохнула Катя, припудриваясь и начиная красить ресницы. – Ненавижу смотреть на плачущих мужчин… Это гнусное зрелище – сидит здоровенный мужик с таким волевым лицом, как у Кости, ну прямо Цезарь или Александр Македонский! И льет слезы в три ручья, как ребенок, которому по заднице надавали! Поревел, заявил мне, что я продажная тварь, и вот как благодарю его за все благодеяния… И что я не стою мизинца этой удивительной женщины, которая погибла из-за меня – так и заявил, из-за меня! Ну а я ответила, что он может больше не тыкать мне в глаза этими святыми мизинцами. Я не любитель мощей!

– Вы сто раз ссорились, – напомнила ей художница. – Стоит ли раздувать из этого историю?

– Нет-нет, всему конец! Он тут же собрал вещи, позвонил администратору и приказал вызвать такси в Москву. Это уже было где-то в пять утра, начинало светать… Сказал, что едет прямо к детям, то ли падать ниц и просить прощения за свою непутевость, то ли готовиться к похоронам – я уж не прислушивалась. Похороны, кстати, завтра.

Приведя в порядок лицо, Катя удовлетворенно кивнула своему преобразившемуся отражению и закончила:

– В общем, ему в самом деле нечего тут сидеть накануне похорон. Я ведь слепо тебя послушалась, утащила его сюда, не подумала ни о чем… Кстати, почему ты так вдруг перепугалась за нас? Думаешь, нам с Костей может грозить опасность?

– Иди сюда. – Александра протянула руку и, когда подруга подошла, усадила ее рядом с собой на диван. – Отнесись к этому серьезно. Я не имею права больше ничего от тебя скрывать, не хочу приходить на твои похороны. А у тебя есть шансы посетить мои, к слову.

– Что за бред? – Даже через слой пудры было видно, как Катя побледнела. – Я общалась вчера со следователем, и если отбросить его глупые намеки, что я была заинтересована в смерти мадам Бобровой, дело достаточно простое. Теперь все выяснилось. Она в самом деле завела дубликат ключей от моей квартиры, он нашелся у нее в сумке. В то утро консьержка ее не видела, потому что она прошла через другой вход, со двора. А во двор попала очень легко – приехала на машине Кости, показала охраннику его пропуск, а он-то и машину и пропуск этот знает как облупленные, так что не остановил ее. Поднялась ко мне и столкнулась там с вором. Непонятно только, сразу на него нарвалась, когда в квартиру вошла, или сидела там, ждала меня, а тут он залез и убрал ее… В общем, жестоко она поплатилась за свое любопытство! Ехала бы себе в парикмахерскую, как собиралась. Звонили ей, кстати, именно оттуда, уже все проверено. Она небось думала успеть и со мной разобраться с утра пораньше, пока я дома, и красоту навести. Ее смерть – это чистая случайность, на что бы ни намекал этот тип, который ведет дело!

– Допустим, она погибла случайно, – сухо ответила Александра. – Но тебя убьют совершенно осознанно.

– Да почему меня должны убить? – содрогнулась подруга. – Что ты тень на плетень наводишь?! Я никому не сделала зла, никому! А Костя? Это же смешно! Он самовлюбленный павлин, и именно поэтому добр! Он даже бесхарактерный, если хочешь знать! Кто и зачем должен его убить?

– Катя, ты так и не узнала, куда он отправил панно? – Художница пристально смотрела ей в глаза. Александре показалось на миг, что глубоко на дне этих светлых озер, обычно обманчиво безмятежных, промелькнул затаившийся страх. – Значит, нет? – продолжала она, нарушив затянувшуюся паузу. – Но это была не просто просьба с моей стороны. Это очень важно. В том числе для тебя!