Степан Разин. Книга первая - Степан Злобин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше старшина писала о том, что идти в двух тысячах казаков на Азовскую крепость никак не разумно, что с голытьбой, непривычной к мушкету и сабле, он неминуемо пропадет…
Степан ждал и этого довода. Тихая усмешка таилась в его бороде и в уголках глаз, когда слушал он старшинскую отповедь. Он рассчитывал не на силу и ратную выучку, а больше всего на бесшабашную удаль своей ватаги да на боевую удачу.
Но Черноярец читал дальше, и того, что читал он теперь, Разин уже не ждал.
Старшина сообщала цифирные выкладки о запасах хлеба, свинца и пороха, о пушках, мушкетах и ядрах, о числе ратных людей, о конях, ослах, верблюдах и о количестве овец и быков, припасенных в стенах Азова.
Разин потупил глаза и уже не смеялся. Слушая грамоту войсковой старшины, он понял свое легкомыслие.
«Вот как делают ратное дело!» — подумал он.
Трезвый расчет бывалых воителей убедил его и привел в смущенье.
«А мы, дураки, на авоську лезем!» — подумал он, тревожно взглянув на Черноярца.
Но это было еще не все. В завершение письма войсковая изба писала о том, что старшина не надеется на разум Степана.
Чтобы оберечь все Войско Донское от гибели, тайный круг указал учинить у Черкасска по Дону заставы и никого казаков ни из Черкасска, ни с верховьев в низы не пускать, а крымскому хану и мурзам азовским послали письмо, что Степан вышел с Дона разбойной статью и Войско Донское ему не заступа, если азовцы и крымские люди нападут на его голытьбу…
Это было неслыханное предательство: донская старшина не только от них отреклась, не только оставила их без подмоги с верховьев, на которую так рассчитывал Разин, но она изменнически выдавала русских людей азовцам и хану, предупредив их письмом о походе Разина.
Кровь бросилась в голову атамана… Схватить сейчас всех посланцев Корнилы да тут же казнить за продажу… Разин сжал кулаки, но широкая ладонь Черноярца тяжело и спокойно легла на его руку. Степан взглянул на товарища.
Черноярец, окончив чтенье, с насмешкой смотрел на черкасских посланцев.
— Наврали, собаки, с пять коробов! — прищурясь, спокойно сказал он и сплюнул.
— Как наврали?! — взъелся Самаренин. — Ведомо все войсковой старшине!
Иван качнул кудрявою головой.
— To, что вы написали, и мы раньше ведали, да не страшились того — пошли. Ан я ныне турского сотника в камышах уловил. Бежал он от ханского палача из Азова… Не четыре тысячи воинов ныне в Азове, а шесть, единорогов на башнях не десять — двадцать. Хлеба в привозе вчетверо больше, чем вы писали… Все то — не беда… Сказывал он иное: в азовской твердыне черная смерть, зараза…
Черкасские послы от этих слов вздрогнули и отшатнулись. Самаренин перекрестился. Разин удивленно и опасливо поглядел на своего есаула, но удержался от готового сорваться вопроса.
— Где же тот турок? — едва слышно спросил Самаренин.
— Только расспрос я ему учинил — и пятна по нем пошли, язвы… Степан Тимофеич вершить его указал. Ну, камня наклали в порты — да к рыбам!.. Вот для совета мы тут и на берег вышли.
Степан глядел в удивлении на бойкого есаула, не понимая смысла его выдумки, но чувствуя, что Иван затеял какую-то хитрость.
— Кишень табаку от него остался, — не сморгнув продолжал Черноярец, — добрый табак! — Он вытащил из-за голенища сафьяновый зеленый мешочек с медной застежкой, который Степан знал уже давно, и стал набивать трубку, радушным движением предлагая то же черкасским посланцам.
Самаренин отшатнулся.
— В огонь кинь, в огонь! Спали! Жив не будешь!.. — замахав руками, вскрикнули Самаренин и станичный.
Только Петька Ходнев с любопытством, хоть и с опаской, тянулся щепотью в кишень. Но Самаренин крепко схватил его за руку.
— Оставь! Подохнешь, как пес!
Он вдруг заспешил.
— Ну, Степан, сам смотри! Войсковой тайны круг тебе отписал, как ведал. А мнишь себя Войска Донского разумней — ступай! Да ведай, Войско Донское тебе не заступа, не помощь. А что голутьбу загубишь — о том мы жалеть не станем: иных наберется вдвое. А станете во станицы спасаться, то с черной заразой не пустим!
Напомнив еще раз Степану о том, что тайный круг с турками и с крымцами велел не биться и хана не задирать, послы, отказавшись от ужина и ночлега, хотя приближалась ночь, и, не повитавшись за руки, бочком, бочком отступили к своим лошадям, вскочили по седлам и унеслись обратно в Черкасск.
— Чего ты враку такую умыслил? — строго спросил Степан Черноярца.
Иван хохотал, катаясь по песку, словно в корчах…
— Ишь, дохлый турок их как устрашил!.. Гляди, понеслись — и вино и коврик забыли! — указывая пальцем вслед ускакавшим послам, сквозь смех бормотал Черноярец.
Не вставая с песка, он потянулся всем телом и взял с посольского коврика серебряную чарку с вином.
— Садись, атаман! — хлопнув ладонью по коврику, сказал Иван.
Степан сел рядом на теплый песок.
— Хороша от круга отписка? — спросил Черноярец.
— Продажные змеи! — ответил Разин.
— То-то оно! — усмехнулся Иван. — Гляжу, ты и уши развесил и рот раскрыл. Вот-вот увидят, что огорошили нас отпиской. Знать, надо покруче еще заварить, — и заварил!.. Коли бы мы от Азова по их отписке ушли, нас бы ни в грош не чли. Сопливцы, мол, собрались в поход, а ратного дела не знают. Какой тебе, атаману, почет? Осрамили бы на перекрестках…
— И то, — подтвердил Степан.
— А сам размысли: как не уйти, когда их в Азове такая сила? Рано мы поднялись на Азов воевать. Силу надо копить… Но так?
— Так, тихо признался Степан.
— Не горюй, атаман! Они век во старшинстве, а мы простые казаки. И нас время выучит да походы. А про турка брехал: не лавливал я его. И про черную смерть наврал же. Ты думай, куда нам идти? Сила народу встала — соколы да орлы… Станем искать не Азова — иного пути
— Я ранее звал на Волгу, — сказал Степан.
— Хотя и на Волгу. Ведь мимо Черкасска пойдем — кто нас теперь удержит? Черной смерти все побоятся. А мы еще два челна парусами прикроем, скажем: недугуют шестеро казаков…
— Заврался, Иван, — остановил друга Разин. — Мы копим народ в ватагу. А как вести про черную смерть полетят, кто к нам придет?!
— Азовцы в Черкасск приедут с доказом: им торговать. Как от них струги не станут пускать на Дон из Азовского устья, тут все и разберутся, что черная смерть — обман. А кто виноват? Нам турецкий лазутчик наврал. Зато мы уйдем без стыда: не от войска бежали, не супостата страшимся — заразы… А кто ее не страшится?!
Степан взял вторую чарку вина и стукнулся с Черноярцем.
— Ну, намудрил, Иван! Чистый подьячий!.. — сказал он, покачав головой.
— Неладно нешто?
— Все ладно, — согласился Степан. — Только ума у нас еще мало. Ну, ты иди зови ко мне есаулов, — отослал Степан друга.
Стыд за свое неумение, за то, как нелепо и необдуманно поднял он целое войско в две тысячи человек и повел на погибель, не справившись о числе врагов, об их силе, терзал его.
«Свычен смотреть в станичный горшок, кашевар шелудивый, ан, вишь, пошел города полонять, моря воевать, покорять чужие украйны! Рано!.. Теперь куда? К крестному на поклон? Простите, мол, нам, атаманы, что мы неразумно в поход собрались!.. Тут они нас и скрутят!.. Рад будет крестный!..» — думал Степан со злостью. Воспоминание о Корниле в нем возбудило ненависть и желанье во что бы то ни стало преодолеть все вставшие на его пути трудности. «Ан нет! Не пойду с повинной в Черкасск! Азов не возьму, так уйду на Волгу. Города брать не свычен, так шарпать разбойничьей статью учну. Хлебные караваны пойдем разбивать и сядем на Волге. Город шарпальный поставим у Паншина городка…» Стояла же Рига…[17] Не Индия, не Персида — Поволжье, не синее море — Волга, а будет наша!..»
Черноярец привел есаулов — Сергея Кривого, моложавого, светловолосого и отважного Митяя Еремеева, чернявого рассудительного Степана Наумова, старого друга Рази — седого Серебрякова, бывших в станице еще под атаманской рукой Ивана.
Ночь они совещались между собой. Поутру созвали круг, и в полдень другого дня челны голытьбы прогребли назад вверх по Дону, мимо Черкасска. Никто не чинил им задержки, боясь общения с ними. У Черкасска захватили они по пути два струга, груженные разной снедью. Никто не погнался, никто не потребовал их назад.
— Вишь, зараза моя пособляет! — с усмешкой сказал Черноярец другу.
Но атаман не смеялся. Он был угрюм и задумчив.
Бугор над Волгой
Стрелецкий голова стольник Иван Лабунов побывал в гостях у Флегошки — нижегородского приказчика Шорина. Не боясь греха, несмотря на великий пост, они три дня прображничали. Этому никто не удивлялся: им предстояло плыть вместе караваном по Волге — что же худого в их дружбе! Флегошка ведь приказчик самого Василия Шорина! Флегошкина хозяйка ходит одетой не хуже дворянских жен, дом — полная чаша… Через Флегошку Леща стольник получил в дар от Шорина английского сукна на кафтан, соболью шапку, изумрудный перстень, женский плат из заморской паволоки и бирюзовые серьги. Да еще получил на разговенье к дворянскому столу икры, да индеек, да окорок свиной, да окорок медвежий… Даже сварливая хозяйка не бранила стольника за бражничество с приказчиком Шорина, когда все эти дары были присланы в дом.