Совдетство 2. Пионерская ночь - Юрий Михайлович Поляков

– Сынок, ты был самым лучшим разбойником! – восхитилась Лида. – Может, тебе в артисты пойти?

– Бездельников нам в семье не хватало… – пробурчал Тимофеич.

11. Мальчик с фантазиями

Слева показалась старая знакомая – большая раздвоенная осина, похожая на увеличенную до неимоверных размеров рогатку. Я вдруг подумал: если привязать к ней в несколько слоев хорошую бинтовую резину, натянуть вдвоем или втроем, вложить футбольный мяч и жахнуть, то можно, наверное, дострельнуть до «Вострякова». Стоит себе человек на платформе, ждет электричку, никого не трогает – и вдруг ему с неба бабах в голову. Кто? Что? Откуда? Неизвестно… Моток резины в аптеке стоит 67 копеек, а таких надо штуки четыре. Кожаный мяч в «Спорттоварах» обойдется в восемь рублей. Итого: 10.68. Целое состояние! Можно, конечно, использовать лагерный мяч, но он со шнуровкой, которая дубеет, если намокла, а это опасно: Губарев из второго отряда сыграл головой – потом на лоб шесть швов наложили. К тому же на казенном инвентаре нацарапано: «пл Дружба». Если докопаются – можно запросто на учет в детскую комнату милиции угодить. Какая же иногда чепуха в голову лезет! Точно в мозгах сидит озорной чертик и подбивает на разные пакости.

И тут мне страшно захотелось оглянуться на Ирму. Просто невтерпеж! Пишется, кстати, без мягкого знака, а «настежь», наоборот, – с мягким. Но я удержался, решил воспитывать в себе силу воли. Кто знает, возможно, в армии я буду разведчиком и, если попаду в плен к поджигателям войны, должен держаться мужественно, как Зоя Космодемьянская. Но мне после пыток, конечно, удастся бежать, да еще прихватив с собой очень секретные документы. За это я получу медаль, как горнист Кудряшин, а еще лучше – орден. Тогда Ирма будет смотреть на меня так же, как Маргарита смотрела на Кудряшина, когда он вдруг приехал к нам в лагерь на побывку. Мне нравится Красная Звезда, солидная награда, но она крепится к одежде с помощью нарезного штыря и закручивающегося «барашка», поэтому пиджак надо протыкать насквозь, после чего остается заметная дырка. Лида такой порчи гардероба просто не переживет, она и брошку-то к новому платью с ужасом прикалывает. Поэтому пусть лучше – медаль «За отвагу», колодка держится на булавке и заметных следов не оставляет.

Наша колонна растянулась по ночному лесу. Луна снова вынырнула из-за облаков, и в бредущих тенях можно было различить знакомые силуэты. Впереди шагали, взявшись за руки и живо переговариваясь, Борька Пфердман и Сонька Поступальская. Когда я впервые увидел их в позапрошлом году, подумал: брат и сестра, очень уж похожи, да и ухватки, словечки, жесты – одинаковые. Оказалось, даже не родственники. Но когда к Борьке приезжает мамаша – толстая, усатая дама с черносливовыми глазами, она первым делом квохчет: «А где же наша Сонечка?!» И, обнаружив, обнимает ее, как дочь. А когда появляется папаша Поступальский, жутко похожий на молодого Аркадия Райкина из кинофильма «Мы с вами где-то встречались», он тут же вопрошает: «Где же наш Боренька?» и, найдя Пферда, долго, с уважением жмет ему руку. Дружный все-таки народ – евреи! Лида говорит, они везде и всюду держатся друг за друга, и я почему-то представляю себе веселую «Летку-енку», обвившую весь земной шар!

Приглядевшись, я увидел и моего друга Лемешева, он размахивал руками и смешил, как обычно Ленку Бокову – жуткую хохотушку, ей только палец покажи – она уже заливается. С ней любой тупица будет чувствовать себя остряком вроде Бориса Брунова. Башашкин с ним знаком и уверяет, что в обычной жизни знаменитый конферансье хмурый и немногословный, а любимая его поговорка: «Шутки денег стоят».

Я все-таки не выдержал, оглянулся и с радостью обнаружил, что Ирма идет теперь рядом с Аркой Тевекелян. Отверженный Аркашка вместе с Голубем замыкают строй, пинками подгоняя отстающих – Засухина и Жиртреста, особенно старается, конечно, наш тираннозавр. Жаль, я не видел, как Несмеяна дала ему от ворот поворот. А Коля по своему обыкновению делает вид, будто не замечает произвола взбешенного отставкой Жаринова, наш вожатый шарит по темной чаще дальнобойным фонарем, выхватывая замысловатые сплетения ветвей, похожие на чудовищ.

Когда колонна изогнулась на повороте, я увидел Эмаль, она шла впереди, пытаясь своим слабым фонариком освещать дорогу, но блеклый пучок света терялся во мраке. Неугомонный Голуб решил созорничать и направил мощный луч на воспитательницу, причем на нижнюю, выпуклую часть ее фигуры. Она, конечно, заметила это хулиганство и полусердито погрозила напарнику пальцем. Странно все-таки: Эмма Львовна намного старше, а позволяет ему разные глупые штучки, будто они ровесники…

– Смотри, снова эти глаза! – взвизгнула Нинка и испуганно прижалась ко мне.

– Где? – уточнил я, отстраняясь.

– Пропали. Только что были. Ты спишь на ходу, что ли?

– Нет, я думаю.

– О чем же ты думаешь? – спросила Краснова.

– Так, вообще…

– И часто ты думаешь?

– Всегда. А ты?

– Я? Иногда…

– А когда не думаешь, что у тебя в голове? – поинтересовался я.

– Не знаю… Так, воспоминания какие-нибудь. Если я не думаю, я вспоминаю.

– О чем?

– Обо всем. Пред тем как появились глаза, я вспоминала, как мы с мамой ходили в цирк. А еще раньше про мамины новые туфли, которые мне еще велики, но совсем немножко. У меня большая нога. Видно, в отца.

– А вот скажи, твой отец ругается, если мать покупает себе что-нибудь без спросу?

– Никогда.

– Он добрый?

– Понятия не имею. У меня его нет.

– А был?

– Конечно. Дети на грядках не растут. Но я его не помню…

– Совсем?

– Абсолютно.

– Но может, фотографии остались?

– Нет, мама все порвала и выбросила. Остался какой-то клочок: щека с ухом… Но, знаешь, отец мне иногда снится, только я наутро всегда забываю, как он выглядел…

– Щека с ухом?

– Самый остроумный, да?

– Извини… А знаешь… ты в следующий раз постарайся запомнить, на какого актера он похож… Так легче потом вспомнить! Все люди смахивают на каких-нибудь артистов. Вот мой отец в молодости был вылитый пятнадцатилетний капитан… Забыл фамилию…

– Всеволод Ларионов!

– Точно!

– Ну ты и фантазер, Шаляпин! Новый подвиг придумал?

– Почти… – соврал я и снова оглянулся на Несмеяну.

Мне вдруг показалось, что наш оживленный разговор с Нинкой ей не очень-то нравится. Заметив мой взгляд, Комолова тут же сделала вид, будто она страшно увлечена беседой с Аркой, и даже положила ей руку на плечо. Нет, конечно, мне померещилось. С чего бы это гордой Ирме переживать, что я оказался в паре с этой болтуньей?

– Ну, скажи, скажи: Ыня победит Фантомаса? – снова пристала ко мне Нинка.

– Они подружатся.

– Врешь!

– Посмотрим. У вас много зубной пасты осталось?

– Есть кое-что… А ты будешь в почту играть?

– Наверное. Что еще остается делать? Спать-то нельзя.

– Хочешь, я тебе напишу?

– Уже спрашивала.

– Если не хочешь – так и скажи! – надулась Нинка. – А твои сказки про Ыню мне вообще по барабану! Понял?

– Понял.

С