И дочка в подарок - Амелия Борн

- Перестань репетировать! Поезжай скорее.    

Правда через полчаса, стоя на пороге квартиры Алины с букетом, я понял, что никому мои признания и любовь не нужны. Потому что Цветкова снова сделала то, что получалось у нее особенно хорошо.    

Сбежала.       

Солнце уже катилось за горизонт, когда я устало опустилась на старый пенек во дворе.

Тетя Люда, как и ожидалось, гостям была очень рада. И даже безо всяких кавычек. Потому как причин для недовольства у нее попросту не могло возникнуть. Что могло быть лучше для старой деспотичной женщины, чем возможность гонять по всяким разным поручениям сразу двух несчастных рабов? И это не считая Маши, которую она всеми силами пыталась приучить к ручному труду, что, объективно говоря, дочери было только на пользу. 

Нас же с мамой тетя Люда не жалела. Я сильно подозревала, что все, что она заставляла нас делать, требовало не такой уж и срочности, как нам об этом заявлялось, но не возражала по одной-единственной причине: это помогало занять чем-то голову, помимо бесконечных мыслей о боссе и своем очередном бегстве. Точнее, о правильности этого самого поступка. 

Я хотела всего лишь проветрить собственное сознание, уехав куда-то, где со всех сторон на меня не давили бы разные люди, каждый - со своей собственной правдой. Не хотела обжечься, шагнув прямиком в костер по имени «Константин Лавров», в котором рисковала сгореть без остатка. Но здесь, вдали от него, все оказалось гораздо, гораздо хуже.

Потому что я быстро осознала одну простую вещь. Можно было сбежать из города, сбежать от человека, но невозможно оказалось сбежать от себя самой. От своих мыслей и… чувств.

Таская для тети Люды воду из колодца или дрова для печи, делая любую другую работу, я ощущала все ту же тяжесть - не физическую, а душевную. Тяжесть от собственного эмоционального решения…

И сейчас, когда Кости не было рядом, все, что испытывала к нему, словно усилилось во много раз, давая ясно понять: это не прошло за много лет, и, вероятно, не пройдет уже никогда. И я, возможно, поступила до крайности глупо, оставив его одного и не дав ему шанса себя оправдать. И вот теперь, глядя на алеющий закат, я представляла себе во всех красках, как за ним уже увязалась целая толпа баб, куда более сговорчивых, чем я, и готовых абсолютно на все ради такого мужчины.

Я вдруг осознала всю трусость своего поступка. И поняла кое-что еще: возможно, дело было не столько в том, что я ему не верила, сколько в самом страхе из-за того, что хотела верить…

Я так долго о нем мечтала, что теперь, когда он стал таким близким, таким… реальным, кажется, попросту испугалась. Того, что не сумею его удержать. Того, что всю жизнь буду бояться, что его уведет кто-то еще…

Так же, как когда-то увели из семьи моего отца.

- Жалеешь? - раздался рядом мамин голос.

Я задрала голову, чтобы взглянуть на нее. Удивительно… она, всегда такая строгая со мной, сейчас смотрела как-то по-новому… и даже тон ее был непривычно мягким.

- О том, что мы сюда приехали? Нет, - пожала я безразлично плечами.

Небо понемногу теряло последние краски, окрашиваясь в светло-фиолетовые, постепенно сгущающиеся, тона. Из дома знакомо потянуло дымком - баба Люда затапливала печку…

- А вот я - да, - проворчала мама, опускаясь на соседний пенек. - Терпеть ее иногда не могу, но… она все равно моя сестра. Понимаешь, о чем я?

Нет, я, увы, ни черта не понимала.

- Близкие люди иногда бывают невыносимы, - пояснила она. - Они обижают нас - вольно или невольно, совершают ошибки… как и мы сами, впрочем. Но они не перестают от этого быть нам дороги…

Я пыталась осмыслить то, что она говорила, но подмерзающие ноги изрядно портили эффект от материнской мудрости.

- Я имела в виду, жалеешь ли ты о том, что уехала?

Она внимательно посмотрела на меня, потом с явным осуждением добавила:

- Или лучше сказать - сбежала?

- Ну спасибо, - беззлобно огрызнулась я. - Только пинка от любящей матери мне сейчас и не хватало.

Она поджала губы и, немного помолчав, в итоге просто сказала:

- Но я говорю это именно потому, что действительно тебя люблю.

Я вскинула голову, не веря собственным ушам. Что это еще за минутка нежданной нежности? А ведь волшебное рябиновое пойло тети Люды еще даже не пошло в дело.

- Я тебе не говорила… - продолжила, тем временем, мама. - Но твой отец… просил у меня прощения. Хотел вернуться…

Я прикрыла глаза. Многовато сегодня было откровений на одну мою несчастную голову.

- А ты не простила, - констатировала я очевидное.

- Не простила, - подтвердила она. - Пошла на принцип… но не было ни дня, когда не задавала себе вопроса: а правильно ли я тогда поступила?

Повисла пауза. Она больше ничего не говорила, а я - попросту не знала, что ей ответить. Какой была бы наша жизнь, останься папа в семье? Лучше ли? Или то, из-за чего все рухнуло, повторилось бы снова? Я не знала. И гадать об этом было, в общем-то, бессмысленно…

- Не повторяй моих ошибок, - нарушила наконец тишину первой мама. - Раз этот твой Константин свободен… и, никаких сомнений - абсолютно от тебя без ума - не упусти его по собственной же глупости! И даже если он что-то натворил и ты сомневаешься на его счет… дай шанс. Даже не ему - а себе самой. Рисковать не так уж страшно, Алина. Страшно всю жизнь потом жалеть, что не рискнула.

С этими словами она поднялась на ноги и пошла в дом. А я осталась с еще большей тяжестью на душе, чем была до этого. И страхом, что по дурости упускаю самое важное в жизни.

Я встала, было, чтобы последовать за мамой в