Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

Спустя несколько минут, показавшихся часами, принц встал. Его осунувшееся лицо было сдержанным.

– Вы правы, мадемуазель. Я иду.

– Я понимаю ваш порыв, дорогой кузен, и прощаю его. Вы сегодня перенесли столько, сколько ни одному мужчине не под силу. – Принцесса сделала еле заметное ударение на слове «мужчина», ее глаза на долю секунды встретились с глазами Энни. Затем она вновь переключила все свое внимание на принца. – Повозки с провизией отправляйте сюда. Я займусь ими, как только вернусь из Бастилии.

Принц выпрямился.

– В Бастилию? Но они не впустят вас…

– Смотритель крепости – сын советника Брусселя. Он не посмеет мне отказать, особенно после доверия, оказанного мне советом. – Она проводила его к двери. – Бруствер – отличное место, чтобы следить за событиями. Я сразу же пошлю сообщение, как только разберусь в ходе битвы.

Полчаса спустя, разговаривая в Бастилии с молодым Брусселем, Великая Мадемуазель пустила в ход все свое обаяние.

– Мне просто хочется взглянуть на бой, месье. Неужели вы откажете мне в такой малости? Мой милый кузен там, на той стороне реки. Я не могу дышать спокойно, пока не узнаю, что он в безопасности. – Без своих золотых доспехов она казалась воплощением беспокойства и трогательности.

Энни помнила вздорного, самодовольного Брусселя еще с того раза, когда встретилась с ним в Мезон д'Харкурт.

Даже маленькая власть делает маленьких людей невыносимыми, и этот плюгавый парень явно наслаждался ею. Сложив на груди руки и крепко упершись ногами в пол, крохотный Бруссель уставился злобными глазками на Роже, Шавиньи и мушкетеров.

– Может быть, я и мог бы впустить мадемуазель с ее спутницами – только чтобы взглянуть, напомню вам. Но ни в коем случае не солдат. Только одних дам.

Великая Мадемуазель одарила Брусселя теплой улыбкой:

– Как это мило с вашей стороны, месье.

Шесть вооруженных гвардейцев преградили путь Роже и Шавиньи, в то время как принцесса с Энни провели Фескье и Фронтеньяк во внутренний дворик крепости. Попав внутрь, принцесса заторопилась к спиральной лестнице, ведущей к парапету.

Фескье закричала им вслед:

– Я слишком стара, чтобы по такой жаре взбираться по ступенькам. Я подожду внизу.

Когда они забрались наверх, все трое тяжело дышали, но Великая Мадемуазель не остановилась. Она направилась прямо к длинной веренице пушек, выстроившихся вдоль стен с бойницами. Едва поспевая за ней, Энни заткнула уши, чтобы не слышать постоянного гула взрывов снарядов. Пушки Бастилии молчали, их жерла были повернуты к городу. Очевидно, отцы города не желали принимать участия в противостоянии, разыгрывающемся прямо у порога Парижа.

Энни почти догнала принцессу, но тут мушкетная пуля просвистела так близко, что чуть не задела щеку. Она пригнулась.

– Осторожно, ваше высочество! Тут стреляют!

– Ну конечно. Это же война. – Принцесса наблюдала поверх каменного барьера картину боя, идущего прямо под ними.

Энни услышала позади себя срывающийся шепот Фронтеньяк:

– Боже мой, Корбей. Ее высочество просто сошла с ума. – В сдвинутой набекрень шляпке, Фронтеньяк подвинулась ближе к Энни и заскулила: – Мадемуазель сама не понимает, что делает, безрассудно подвергая опасности и себя, и нас. – Тоскливо глядя на Энни, она уцепилась за ее рукав. – Вы умны. Она вас уважает, я не раз это замечала. Приведите ее в чувство. Мы должны вернуться обратно в карету. Иначе кто знает, что с нами станется?

– Я посмотрю, что можно сделать. Но я уверена, что она в полном рассудке. Принцесса пришла сюда с какой-то целью. Все, что она делает, всегда продуманно. – Энни подошла к принцессе и осторожно высунулась, чтобы посмотреть на бой внизу. То, что происходило там, заставило ее позабыть свои страхи. Сквозь клубы дыма и пыли мрачно вспыхивал огонь пушек, бомбардирующих армию Фронды, окопавшуюся перед запертыми городскими воротами. Справа сражались ряды конницы. Вдали, на высотах Гаронны, под знаменем регентства стоял наготове резерв.

Было заметно, что войска Конде более чем вдвое уступают противнику по численности.

Принцесса перевела подзорную трубу в сторону Гаронны.

– Смотрите. Там, возле повозок. Королевский флаг. – Она сунула трубу в руки Энни.

Энни потребовалось несколько секунд, чтобы отрегулировать линзы и найти флаг со знакомым цветом дома Бурбонов, вывешенный около аккуратных палаток верховного командования.

– Да, это его флаг. – Она вернула принцессе подзорную трубу. – Но вряд ли он здесь, на поле боя. Неужели королева-мать решится подвергать его такому риску?

Принцесса иронично усмехнулась и одобрительно кивнула.

– Я тоже сомневаюсь, что регентша станет так рисковать юным королем. Но Мазарини там. Я видела его.

Принцесса расхаживала между двух пушек, прижав руки к груди.

– Клянусь всеми святыми, должны же мы что-то сделать, чтобы остановить эту бойню! Думайте, Корбей!

Энни понимала, что принцесса права.

Но что они могут сделать здесь, в таком отдалении от боя? Разные знания, накопленные за годы дотошных занятий с отцом Жюлем, долго лежали бессмысленной грудой в мозгу Энни, и теперь она нетерпеливо рылась в них в поисках хоть какого-нибудь решения. Но вспышки озарения не происходило. Она никак не могла сосредоточиться. Мысли путались из-за канонады пушек, звуков мушкетных выстрелов и беспрерывных криков фрондеров за стенами. Она закрыла глаза ладонями, тщетно пытаясь отбросить все постороннее, она вновь и вновь искала выход, но с болью в душе была вынуждена сдаться. Она открыла глаза, и ее взгляд упал на длинный ряд безмолвных пушек, поблескивающих на июньском солнце.

– Пушки! – Но в тот же момент, как она произнесла это слово, ей захотелось взять его обратно. О чем она думает? Ведь это значит открыть огонь по войскам регентства. А там Филипп. Филипп, ее муж – человек, который помог ей найти себя, а потом предавший ее. Человек, который дал ей свить свое гнездо и бросил ее. Человек, чьи дьявольские ласки перевернули душу. Человек, которого она ненавидела. Человек, которого она любила.

Великая Мадемуазель подхватила:

– Конечно же! Пушки! – Ее взгляд вслед за Энни обратился к видневшемуся вдали флагу королевской гвардии. Обе женщины, замерев, наблюдали, как шеренги свежих сил Тюренна спускаются вниз, на равнину. Если они доберутся до линии повстанцев, все будет кончено.

Сейчас не время думать только об одной жизни – своей ли, Филиппа ли, даже о жизни их неродившегося ребенка.

– Да. Пушки. Только вы сможете это сделать, ваше высочество. Заставьте развернуть орудия, и пусть откроют огонь. Если они поторопятся, гарнизон сможет вести заградительный огонь и остановить атаку, никого не убивая.