Гобелен - Карен Рэнни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но взгляд Уоткинса по-прежнему оставался ясным, в глазах его не было тумана страсти. И все же он был возбужден. Элайн чувствовала, как в ее бедро упирается отвердевшая восставшая плоть.
Элайн застонала, теперь она смотрела на любовника с мольбой в глазах. Ей хотелось его ласки, хотелось поцелуев, однако он ни разу не поцеловал ее и даже не прикоснулся к ее груди. Лишь пальцы, по-прежнему шевелившиеся в ее лоне, свидетельствовали о том, что любовник все же обращает на нее внимание.
Несколько раз Элайн пыталась придвинуться, прижаться к нему, но он тотчас же отодвигался, и пальцы его замирали. Тогда она еще шире раздвигала ноги, и пальцы снова начинали шевелиться. Время от времени Элайн опускала голову, чтобы взглянуть на руку, столь дерзко ласкавшую ее; Уоткинс, замечавший эти взгляды, криво усмехался.
Наконец Элайн, не выдержав, громко вскрикнула и застонала. И Уоткинс тотчас почувствовал, что по запястью его струится теплая влага.
— А теперь смотри, — сказал он, убирая руку. Крепко сжав пальцами свою возбужденную плоть, он пристально посмотрел на любовницу, и она заметила, что в глазах его по-прежнему не было тумана страсти.
Элайн едва не разрыдалась: было очевидно, что Джеймсу Уоткинсу гораздо приятнее обходиться без ее услуг.
— Ты, наверное, считала себя хозяйкой положения? — усмехнулся Уоткинс. — Даже не надейся. Ты меня поняла?
Элайн тяжко вздохнула; она прекрасно знала: эта игра будет повторяться вновь и вновь, пока она не смирится. Пока не станет послушной — такой, какой Джеймс хотел ее видеть.
— Ты меня поняла? — снова спросил он.
Элайн кивнула и с дрожью в голосе простонала «да». В следующее мгновение Уоткинс расплескал по ее животу жемчужные капли семени.
— Ты хорошая девочка, моя дорогая, — заметил он с совершенно невозмутимым видом. — В следующий раз я позволю тебе это проделать. — Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул ей в глаза. — Хочешь?
Она снова простонала «да», и Джеймс Уоткинс тотчас поднялся с постели.
Он ожидал, что Элайн протянет к нему руки и станет просить, чтобы ее не покидали, — так обычно бывало. Но графиня на сей раз удивила его. По-прежнему лежа на постели, она сказала:
— Жаль, что ты так беден. — Это был не упрек, скорее констатация факта. Однако Уоткинс вздрогнул, точно от внезапного удара.
— Жаль, что ты так развратна, — сказал он. Она с улыбкой спросила:
— Ты не думаешь жениться?
— На тебе, дорогая? Боюсь, я должен сказать «пас». Джеймс Уоткинс усмехнулся. Он пока еще не обезумел…
Стать мужем этой шлюхи — все равно что отправиться прямиком в ад. Став супругом Элайн, он тотчас же сделается объектом самых рискованных экспериментов.
— Нет, не на мне. На графине Кардифф, — ответила Элайн; слова Уоткинса ничуть ее не смутили.
— На твоей родственнице? На молоденькой графике? Очень изобретательно, дорогая. — Уоткинс — в этот момент он уже заправлял рубашку в бриджи — громко расхохотался.
— А почему бы и нет, Джеймс? — Элайн внимательно посмотрела на своего любовника. Ей казалось, что ее идея пришлась ему по вкусу.
— Дорогая, почему на ней?
— Она молода, довольно привлекательна, доступна и очень, очень богата.
— Но твой образец добродетели недавно овдовел.
— Прошло почти два года. Достаточно времени, чтобы созреть для нового брака.
— А почему я? — спросил Уоткинс.
Он с улыбкой подошел к кровати, и Элайн, неверно истолковав его улыбку, протянула к нему руки. Но ее любовник с усмешкой отвернулся и прошелся по комнате. Остановившись, вопросительно посмотрел на графиню.
— Почему не ты, Джеймс? — проговорила она. — У тебя все было бы под контролем. Все деньги Уэстонов. Ты всегда был бы рядом и имел бы возможность проявить щедрость по отношению к родственникам.
— Полагаю, ты не имеешь в виду моих родственников в Корнуолле. — Уоткинс рассмеялся. — Очевидно, ты имеешь в виду себя, не так ли, Элайн? Но скажи мне, что могло бы подвигнуть Ледяную Леди на новый брак? К тому же на брак с таким субъектом, как я? Она могла бы выбрать кого-нибудь и получше.
— Ах, это очень просто. Можно, например, устроить скандал. Леди Уэстон ни за что не согласилась бы на то, чтобы на имя Уэстонов пала тень. Тебе надо скомпрометировать эту дурочку, и все будет в порядке.
Джеймс Уоткинс снова прошелся по комнате, на сей раз в глубокой задумчивости.
Джеймс Уоткинс не мог похвастаться тем, что является объектом охоты девиц на выданье и их родителей. Но не потому, что не был хорош собой. Напротив, он являлся счастливым обладателем черт — нос, подбородок и прочее, — весьма ценимых художниками и скульпторами времен Древнего Рима. У него были глаза чрезвычайно редкого голубого цвета; они меняли оттенок в зависимости от освещения или настроения Джеймса. А его золотистые вьющиеся волосы вызывали зависть у всех без исключения особ женского пола. Следует добавить, что он был высок, строен и плечист.
У Джеймса Уоткинса имелся всего лишь один серьезный недостаток, тот самый, который не прощают в обществе, — отсутствие денег. Денег у него не было, как не было и богатых родственников на смертном одре. Так что он мог улучшить свое имущественное положение лишь одним способом — жениться на деньгах. Впрочем, не исключалась и удача в картах, но пока что она ему не сопутствовала. Входя в один из своих излюбленных игорных клубов, он всегда испытывал чувство, сходное с тем, которое, наверное, испытывает капитан корабля, отправляясь в плавание к неизведанным землям по неизвестному маршруту.
Жизнь в Лондоне постепенно превращалась в выживание, и Джеймс все больше склонялся к мысли, что женитьба на деньгах является тягостной необходимостью. Однако Джеймсу Уоткинсу не были чужды понятия о чести и достоинстве.
* * *Временами он презирал себя, это верно, но унижаться до притворства не желал и не умел — еще один недостаток, губительный для бедняка.
Да, к сожалению, он не умел себя подать.
Мамаши, озабоченные тем, как бы повыгоднее сбыть с рук подросших дочерей, Уоткинса не любили. О, вначале они бывали очарованы его улыбкой, его внешностью, его элегантностью, его безупречными манерами. Но через пять минут, насторожившись, смотрели на него уже совсем другими глазами. И причиной этой метаморфозы являлась еще одна черта его характера, вернее, отсутствие таковой. Джеймс не желал, чтобы его воспринимали как «милого молодого человека». Не хотел, чтобы его считали добряком. Стоило ему случайно проявить нечто похожее на доброту, как он в корне пресекал все проявления подобной слабости. Поэтому он выглядел в глазах света именно таким, каким хотел казаться, — холодным, циничным и даже немного опасным субъектом. В его голубых глазах было нечто от ангела, но еще больше от сатаны — характерный прищур и блеск, свойственный донжуану и бретеру. Его смех звучал вызовом обществу, а речь — насмешкой. Но, отвращая мамаш, он привлекал к себе таких, как Элайн.