Муссон - Уилбур Смит

При той же вспышке молнии Том увидел, что отец и Аболи убили своих противников — те лежали на песке, один конвульсивно дергался, другой свернулся клубком, обеими руками зажимая рану; рот его был раскрыт в неслышном крике боли.

Большой Дэниел сражался, отвечая ударом на удар; его противником был высокий мускулистый чернокожий, голый по пояс, его тело блестело, как шкура угря. Но прочие нападающие пятились, испуганные отчаянным сопротивлением небольшой группы оборонявшихся. Тьма сомкнулась над ними, как захлопнувшаяся дверь, Том почувствовал на предплечье пальцы Аболи и услышал совсем рядом его голос:

— Назад к шлюпке, Клиб. Не отставай.

Они наугад побежали по мягкому песку, налетая друг на друга.

— Том с нами?

В хриплом голосе отца слышалась тревога.

— Я здесь, отец! — крикнул Том.

— Слава Богу! Дэнни!

Большой Дэниел, должно быть, убил своего противника, потому что его голос прозвучал четко и совсем близко.

— «Серафим»! — закричал Хэл.

— За мной, «Серафим»! — послышался ответный крик Уила Уилсона, и снова молния осветила всю картину. Их четверку отделяло от шлюпки, стоящей на краю бурного моря, еще сто ярдов. Восемь ожидавших их матросов во главе с Уилом Уилсоном бежали навстречу, размахивая пиками, саблями и абордажными топорами. Но орава готтентотов, точно свора охотничьих псов, окружала четверых моряков.

Том оглянулся и увидел, что тот, кого он ранил, пришел в себя и бежит к нему во главе своры. Хотя его лицо было в крови, он размахивал саблей и издавал воинственный клич на незнакомом языке. Он выделил Тома и бежал прямо к нему.

Том попытался подсчитать, сколько у них противников. Человек девять-десять, решил он, но тьма снова сомкнулась, прежде чем он смог определить точно.

Отец и Уил Уилсон перекрикивались, чтобы не терять связь друг с другом. Две группы наконец соединились. Хэл немедленно отдал приказ:

— Встречаем их. Засадный строй!

Даже в темноте они превосходно выполнили маневр, который так часто разучивали на палубе «Серафима».

Плечом к плечу встретили они нападение, которое обрушилось на них, как волна из тьмы. Слышался звон металла о металл, крики и проклятия сражающихся. И тут снова сверкнула молния.

Ханна сидела на краю рощи молочных деревьев с пятнадцатью людьми Олифанта. Ночь оказалась для них слишком долгой, из-за грозы тянуло в сон, и их охватила скука. Они отползли в глубь рощи в поисках защиты от ветра и, свернувшись, улеглись спать. Их разбудили крики и шум схватки. Они похватали оружие и теперь выбегали из-под деревьев.

Молния осветила сражающихся, две группы одинаковой численности; они дрались на берегу, совсем рядом со шлюпкой. В свете той же вспышки Ханна ясно увидела Генри Кортни.

Стоя в первом ряду сражающихся, лицом к ней, он высоко поднял саблю правой рукой и обрушил на голову одного из готтентотов.

— Dis hotn! — закричала Ханна. — Это он! Десять тысяч гульденов за него! Kom, kerels! Идемте, парни!

Размахивая вилами, которыми была вооружена, она побежала вниз по дюне. Ее пример вдохновил мужчин, медливших на краю рощи.

Орущей, воющей толпой они ринулись за ней.

Дориан оставался в шлюпке один. Когда началась схватка, он спал на дне, свернувшись, но теперь пробрался на нос и наклонился к фальконету.

Глаза у него еще слипались, но при вспышке молнии он увидел окруженных врагами отца и Тома; увидел, как по дюнам к ним бежит новая толпа неприятелей.

На «Серафиме» Аболи показывал Тому, как поворачивать фальконет на вращающемся основании и нацеливать его и как стрелять.

Дориан жадно следил за ними и клянчил: дай выстрелить. Но неизменно получал досадный ответ:

— Ты еще слишком маленький. Подрастешь, тогда…

И вот возможность, о которой он мечтал, к тому же отец и Том нуждаются в его помощи. Дориан протянул руку к фитилю, лежавшему в корытце с песком на дне лодки у пушки. Уил Уилсон зажег фитиль и положил его рядом как раз на такой случай. Дориан взял его одной рукой, другой схватил длинную веревку фальконета и с ее помощью развернул орудие в сторону криков и воплей толпы, бегущей вниз по дюне. Посмотрел вдоль ствола, но прицела не увидел; в темноте не было видно и цели.

Над головой раскатился гром, молния ярко осветила берег. Дориан увидел бегущих прямо перед стволом — их возглавляла сказочная ведьма, страшная старуха, размахивающая вилами; длинные седые волосы летели за ней, белые груди выскочили из корсета и болтались, лицо было изуродовано возрастом и пьянством, и она дико орала. Дориан прижал горящий фитиль к отверстию у начала ствола, и из жерла вырвался столб пламени в двадцать футов длиной, а с ним полный заряд картечи, каждая пуля размером с человеческий глаз; пули полетели на берег. Расстояние было как раз таким, чтобы заряд захватил возможно большее пространство. И первой на его пути оказалась Ханна — дюжина свинцовых пуль разорвала ей грудь, а одна ударила в середину лба, сорвав верхнюю часть черепа, как скорлупу яйца. Ее отбросило назад на белый песок, а с нею упали еще шестеро из ее войска. Остальных тряхнуло взрывной волной. Те, что устояли на ногах, с криками ужаса кинулись назад под защиту рощи. Остальные, ошеломленные, толпились в смятении, спотыкаясь о мертвых товарищей, не зная, что делать дальше. Многие были ранены.

Горящий пыж из фальконета попал в длинный ряд сухого плавника у верхней границы песчаного берега.

Быстро вспыхнуло пламя и, раздуваемое ветром, ярко разгорелось, разбрасывая голубые искры из-за кристаллов соли; оно озарило берег дрожащим, мерцающим светом.

Схватка перемещалась вперед и назад. Хотя преимущество нападающих стало меньше, они все еще значительно превосходили числом Хэла и его людей.

Хэл бился сразу с тремя — они окружили его, как стая гиен раненого льва. Он сражался за свою жизнь и не мог даже посмотреть в сторону сына.

Ян Олифант намерен был отомстить за разрубленную щеку и напал на Тома, гневно крича и бранясь, исступленно размахивая саблей. Том отступал; могучий готтентот превосходил его ростом, силой и длиной рук. В эти роковые секунды Том был предоставлен сам себе — он не мог рассчитывать на помощь Аболи, Дэниела или даже отца. Этой ночью он станет мужчиной — или умрет на пропитанном кровью песке. Он боялся, но страх не лишил его рассудка.

Скорее этот страх добавил силы его руке. Том почувствовал в себе нечто такое, о чем до этой минуты и не подозревал.

В бою он обнаруживал природную грацию, которой научил его Аболи за долгие годы тренировок. Теперь, когда горящий плавник освещал берег, Том почувствовал, что к нему возвращается уверенность.