Тайна для библиотекаря - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если, конечно, будущий жандарм справится с возложенным на него поручением.
[1] В реальной истории это Жандармский полк был организован в 1815-м году на основе Борисоглебского драгунского полка.
VIII
На то, чтобы попасть в «чёрное» книгохранилище понадобились два часа времени, сожжённая целая свеча, погнутый лом и сломанная пополам рукоять кирки. Крепко строили при Великом князе Иване Третьем, ничего не скажешь…
Когда мы с превеликим трудом, наконец, распахнули железную дверь, скрежет петель отозвался каким-то подозрительным лязгом в глубине стены, за косяком. Я замер, сделал знак остальным, чтобы они последовали моему примеру.
Лязг повторился — сперва за притолокой, потом, уже гораздо тише — где-то в потолке.
«… фокусы в стиле Индианы Джонса? Сейчас кирпичная кладка стен вспучится, рассыплется, и из огромной прорехи хлынет… что? Вода? Песок? Сплошная река отвратных белых тараканов, каждый размером с ладонь?
Мы стояли и прислушивались, наверное минуты две — и всё это время я кажется, не дышал.
— Померещилось… — прошептал Ростовцев. Он тоже был багрово-красный и переводил дух. Или в стенах пустоты, вот звук и отозвался эхом…
Я помедлил, подавил желание перекреститься — и переступил порог.
Узкая комната — сущий склеп! — была заставлена по стенам тяжкими коваными сундуками с огромными, каждый размером с суповую тарелку, висячими замками. В петлях висели свинцовые пломбы. Я рассмотрел одну — никаких орлёных оттисков, пентаграммы и кабалистические значки. А в дальнем углу, затянутом целиком густой серой паутиной…
…в дальнем углу у низкого стола сидел человек — вернее, то, что от него осталось за три с половиной века. Высохшая в сухом воздухе подземелья мумия — изборождённое глубокими морщинами тёмно-коричневое пергаментное лицо, высохшие в узлах суставов пальцы, между которыми застыло длинное гусиное перо с серебряным наконечником. На столешнице — клочок пергамента, покрытый неровными строками. Я наклонился, подсветил фонарём. Латынь.
— Последний хранитель библиотеки. — прошептал Ростовцев. — Любопытно, кто бы это мог быть?
— Пардон, мсье Никита…
Д'Эрваль деликатно потеснил меня и склонился к пергаменту, обмахнув с него пыль и паутину. Перо при этом выпало из мумифицированных пальцев и со звоном покатилось по каменными плитам. Ростовцев вздрогнул и мелко перекрестился.
— Если верить подписи, это Иоганн Веттерман. — сообщил малое время спустя гасконец. — Сам пергамент — предсмертное послание. Он тут пишет, что его замуровали в склепе без воды и еды, оставив одну-единственную свечу.
И показал на лужицу закаменевшего воска в серебряной плошке с ручкой.
— Иоганн Веттерман был пастором в городе Депт. — продолжил Д'Эрваль.- Когда царь Иоанн Иоанн обвинил дерптских немцев в тайных сношениях с ливонским магистром и переселил их семьями в Углич, Владимир, Кострому и Нижний Новгород, Веттерман отправился вместе со своей паствой в ссылку. Как духовный пастырь, он имел право посещать все города, в которых были поселены немцы. Московский царь относился к нему с уважением, поручил ему разобрать свою библиотеку и сделать переводы некоторых книг на русский язык.
— Откуда вам всё это известно? — спросил Ростовцев.
— Я же говорил: прежде, чем отправиться в Россию я собрал всё, что мог, о библиотеке царя Иоанна. А до этого сведения собирал мой отец. А до него…
— Да- да, мы помним. — Я прервал гасконца, оседлавшего любимый конёк семейной истории — Так что там дальше с Веттерманом?
— Он вернулся в Европу и оставил воспоминания о своей встрече с московским государем. В них было и описание царской библиотеки. Вот, если позволите…
Он выудил из-за обшлага мундира свой блокнот.
— Рассказ пастора, вернувшегося на родину в 1896-м году от рождества христова записал сам рижский бургомистр Франц Ниенштедт для своей «ливонской хроники. Я выписал себе отрывок.
И он начал читать, медленно, с запинками, из-за того, что приходилось по ходу дела переводить документ на русский.
— Веттермана, как ученого человека, весьма почитал Великий князь, и даже велел показать ему свою либерею, состоявшую из книг на еврейском, греческом и латинском языках, которую его предки в древние времена получили от константинопольского патриарха, когда приняли христианскую веру по греческому исповеданию. Эти книги как драгоценное сокровище хранились замурованными в двух сводчатых подвалах подле царского покоя…
— Надо полагать, речь идёт о каких-то других покоях. — сказал гасконец, оторвавшись от блокнота. — Вряд ли московский царь жил в подземном склепе.
— У Иоанна Васильевича были порой довольно необычные пристрастия. — ответил я. — да вы читайте, Жан, не отвлекайтесь.
- … Великий князь много хорошего слышал об этом ученом человеке, Иоганне Веттермане, о его добродетели и знаниях, потому велел отворить свою великолепную либерею, которую не открывали больше ста лет, и пригласил через своего верховного канцлера и дьяка Андрея Солкана и Никиту Висровату и вышеозначенного Иоганна Веттермана, и в их присутствии велел вынести сундуки с книгами. Веттерман нашел в них много сочинений, на которые ссылаются наши учёные мужи, но которых у них нет, так как они сожжены или разрознены при войнах, как то было с Птолемеевой и другими либереями…
— Не понимаю… Ростовцев нахмурился. — если этот ваш Веттерман вернулся в Европу и рассказал о библиотеке рижскому градоначальнику — то это кто?
Он указал на мумию, по прежнему сидящую у стола. Гасконец пожал плечами.
— Не знаю. Может, он потом снова приехал в Московию?
Я покачал головой.
— Это вряд ли. Во-первых, Жан, если верить рижскому бургомистру, он встречался с Веттерманом в девяносто шестом году. А Иоанн Васильевич оставил подлунный мир за двенадцать лет до этого, в тысяча пятьсот восемьдесят четвёртом. А во вторых — не в его характере было отпускать человека, чья голова набита подобными тайнами. Думаю, в Европу отбыл кто-то похожий на Веттермана — и принялся рассказывать там безобидные байки. В конце концов, за тридцать лет человек может измениться до неузнаваемости… А настоящий Веттерман — вот.
И в свою очередь ткнул пальцем в мумию. Та никак не отреагировала на столь фамильярное обращение.
Ростовцев недоверчиво хмыкнул.
— И что он такого знал, из-за чего его понадобилось… вот так?
— Кроме местонахождения и подлинного состава царской библиотеки? Об этом, поручик, надо спрашивать не меня, а тень Иоанна Грозного. Если, не приведи Бог, у вас получится её вызвать?
— Вызвать? Это как?
—
