Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В крепости оно осталось, в руках у Барбары, которую про себя он называл только Басенькой. Любимая, светлая моя, что ты нашла в неудачливом рыцаре, который прошел столько войн, но не нажил себе ни состояния, ни замка?
Но если уж так выпало, что ты тоже меня любишь, я все брошу. Пусть с Кристиной я связан по законам человеческим, но с тобой, с тобой — любимая, я не связан. Я — часть тебя, а ты мое сердце, жизнь, душа сама…
Пусть у меня лучше сердце из груди вырвут, чем с тобой расставаться. Ни Каменец не надобен, ни отряд, ни сама жизнь моя…
Из задумчивости Ежи вывел его оруженосец Анджей, который сообщил, что тут неподалеку тащится несколько сотен турок, собираясь присоединиться к остальным…
Что ж…
Не топтать вам, мрази, польскую землю.
Вскочили в седла отчаянные воины, засверкали в ночи сабли…
К утру парой сотен нехристей меньше стало. А Володыевский распорядился отогнать их телеги в ближайшую деревню да там и раздать. Им с собой обоз не надобен, а вот доброе отношение людское — очень даже. Крестьяне теперь за них и солгут, и помогут, коли что случится, и раненого укроют…
Та война уже выиграна, когда весь народ встает. А коли все равно холопам — под кем землю пахать, так можно и не драться уже. Проиграна она.
И все же, когда прошла буря схватки, когда пришло время командовать и распоряжаться, — опять перед Ежи встали голубые глаза…
Он метался со своим отрядом по окрестностям, резал турецких фуражиров, уничтожал мелкие отряды, убивал разведчиков, но что бы ни делал, чем бы ни занимался — словно небо над головой сияли в его душе ясные глаза панны Басеньки. Мы ведь сражаемся не за абстрактную идею, нет. За своих родных и близких.
За тебя, любимая.
* * *Примерно то же думал и Ян Собесский.
Первый штурм туркам не удался, более того, их откинули даже от Нового замка, хоть куртина и походила теперь более всего на кучу камней, а несколько пушек взорвались…
Теперь они будут осаждать Каменец. Рыть подкопы, подводить мины… продержаться бы. Ров заполнен водой. Конечно, турки могут построить плотину выше по течению и отвести воду… а могут и не отвести.
Володыевский за стенами крепости, он справится там. Ян же обязан справиться здесь.
И встают перед глазами черные очи Марии, Марысеньки, любимой…
Она верит в него, она его любит, так что не сможет он сложить здесь свою голову. Победить надобно…
Бог весть, подойдут ли русские и когда это будет. А до тех пор — держаться и драться…
Он не был бы так спокоен, коли знал бы, что сейчас среди шляхты стремительно распространяется страшный слух. Марфа предложила, а Софьины девушки творчески переработали и запустили слух, что его Марыся сейчас зарабатывает для мужа деньги и отряды во Франции… да-да, кто бы мог подумать!
Тем самым способом!
Но она ведь не невинная девушка, так что…
Да и французский король мужчина в самом соку, и куда моложе ее супруга… а говорят, у короля еще и брат есть, и она и с ним тоже, а то и все втроем, вместе… но тс-с-с-с-с!
Разумеется, все это наглое вранье! Никто никогда не поверит! Такая достойная дама…
Кругом одни мерзавцы и сплетники, вот!
* * *Степан хлопнул стакан горилки, мрачно закусил огурцом.
Нельзя сказать, что дела его были плохи, но что не особливо хороши — так точно.
С распростертыми объятиями его по станицам не принимали, факт. Но и не гнали ведь. Выслушивали, размышляли.
И сейчас стрелки весов колебались. Все поставлено было на карту. Коли вернется Петр из похода, с добычей вернется, с удачей молодецкой — так и останется он гетманом. И тогда Степану воевать придется за это место.
А не хотелось бы.
Ни к чему.
С другой стороны, коли Дорошенко разобьют… вот тут могут казаки и под руку русского царя встать. Тут им прямо сам Бог велел Степана кликнуть гетманом и защиты просить. А то как?
Круль польский такой наглости не простит — идти его воевать. И с ответным визитом явиться может.
Так что все зависело от поляков.
Степан же объехал всех, кого мог, закинул все крючки…
Особливо порадовала его встреча с Иваном Сирко. Кошевой атаман войска запорожского Петра Дорошенко терпеть не мог за его продажность — и того хуже, за принятие турецкой власти над собой. Иван-от всю жизнь басурман бил, чтобы теперь какой-то гад перед ними на колени пал? Булавы гетманской за-ради?! Ничтожество!
К сему мигу разругались они с Дорошенко окончательно и бил его Иван где мог, бил в хвост и в гриву, мрачно задумываясь, что придется ему сделать то, от чего характерник сам всю жизнь бегал. А именно — самому попытаться взять ту булаву — и будь что будет.
А не хотелось.
Так что Степан Разин Ивану пришелся как нельзя более к месту. Обещал мужчина порасспрашивать, а как убедится, что Степан действительно может сделать обещанное и впрямь поддерживает его царевич русский…
Тут и самому не грех под Степановы знамена встать. И людей за собой привести.
А Иван Сирко на Сечи фигура. Даже более чем Дорошенко. Коли договорятся они — остальным места уж не будет. Но — требовалось время.
Степану сейчас оставалось только ждать — и думать о своей Татьяне.
А что?
Любить — так королевну!
И надобно Алексею Алексеевичу отписать.
Все теперь от него зависит.
* * *Поль Мелье принял у служанки чашечку горячего кофе. Коснулся ее края губами, втянул ноздрями горьковатый запах.
Конечно, не вино, но во всем городе, во всем Азове и капли никому не нальют.
Ромодановский запретил, а то как же! Двадцать тысяч пьяных мужиков — это страшно. Да еще десять тысяч по степи сейчас гуляют. А еще ведь и пленные есть.
Вот как эта служанка.
Баб боярин не запрещал, понимал, что к чему. А вот вино — нельзя.
Ему предстояла сложная задача.
Да, теперь он капитан, аккурат на той самой галере, на которой раньше веслами греб. Боцманом его не назначили — сказали, опыта много. Так вот мечта и сбылась, посреди чужого моря, рядом с чужими людьми…
И ему надобно подобрать и гребцов, и команду, и оснастить ее…
А кому ж еще?
Капитан погиб тогда, да и вообще — откуда тут капитаны. А он все-таки много чего умеет… чего уж там, частенько и вместо капитана курс считал, и по звездам шел. А что делать, коли капитан был хоть и дворянином, а тупым как пробка. Купили ему эту должность — он и пользовался. А жить-то хотелось, вот Поль и делал все что мог — сам.
Вроде как потихоньку народ подбирался. Да и русские оказались вовсе не так глупы. Зато работали они не за страх, а за совесть, гребли без ругательств и жалоб, потихоньку осваивали паруса…
Да и домой он тоже монет отправил, описал все как есть — и один из секретарей боярина (про себя Поль, узнав, что один из титулов боярина «князь», давно называл его принцем) обещал все переправить и сразу же сообщить, как ответ получат.
Но письма идут долго.
А сам Поль…
А что от него толку, коли в кармане — вша на аркане, а ему сразу же, обняв жену, придется в другой рейс идти? Лучше уж денег послать. Да потом и самому с заработком явиться. Куда как лучше…
А чем бы сегодня заняться?
Вчера он только вернулся, дней пять они ходили по заливу, приноравливаясь и к галере, и друг к другу, а потому… законный отдых на два дня у него был.
Так чем бы заняться?
Погулять по городу?
Но пить-то нельзя.
А что, если сходить в хаммам? Бани здесь были, турки знали толк в роскоши. Там же и девки теперь есть… Поль почувствовал, как под штанами напряглась плоть.
На служанку он не посягал — не стоит гадить, где живешь. А вот в баню…
Сходить?
Русские, конечно, дикий народ, всякому известно, что частое мытье способствует заболеваниям. А они почитай каждую неделю в этих банях плещутся. Да и платяных зверей стараются не допускать, а когда он, как привык, облился дорогой ароматизированной водой — из-под полы достал, за жуткие деньги! — начала чихать почитай что вся галера.
Дикари, одно слово.
Но чесаться как-то тоже…
Сходить, что ли?
Поль решительно допил кофе и направился в хаммам.
Святой отец дома, конечно, говорил, что мытье — грех, но Поль ему потом честь по чести исповедуется. А пока…
Бог с ним, с грехом, но какие там женщины!
* * *Татарин по имени Рашид ехал по польской земле.
Не один ехал, с пятью десятками своих товарищей. Им надобно было продовольствия найти, фураж для коней, ну и себя не забыть. А то как же!
Кто для чего пришел, а им и рабы надобны. И золото… а вот и деревенька стоит.
Небольшая, на пару десятков дворов, но явно жилая.
Люди работают, дымок из печных труб над крышами вьется…
Рашид поднял руку.
Сейчас по его команде всадники ринутся вперед, с холма. Ударят, кое-кто уже отцеплял от седла и раскручивал арканы…