Окна Александра Освободителя - Алексей Жоров

Охрана Блинова с задачей не справилась. Хотя Владимир Анатольевич и сделал соответствующие выводы из давешних событий на Бориспольском шоссе и в госпитале, но здесь, в реставрированном особняке в глубине дворов на Большой Житомирской, в своем личном – не партийном – офисе, Блинова охраняли не бывшие «альфовцы», а обычные ребята из партийной службы безопасности. А ребят из доморощенной СБ противниками назвать было трудно, скорее уж статистами, несмотря на пистолеты, автоматы, жилеты и надлежащий положению гонор. Числом их было шестеро и Сергеева, проникшего в особняк на плечах у курьера, они не задержали даже на тридцать секунд. Михаил никого не убил и даже не покалечил – так, приласкал минут на десять-пятнадцать: пусть пока полежат.

Секретарша Владимира Анатольевича, милейшая сексуальная Полина, при виде влетающего спиной вперед в приемную телохранителя, и входящего следом Михаила Александровича, с перепугу о тревожной кнопке забыла, только слегка привстала из глубокого кожаного кресла, вывалив на клавиатуру компьютера полновесное декольте. Сергеев, с милой улыбкой на слегка перекошенных устах, проследовал мимо декольте прямо в кабинет бывшего друга детства.

Блинов все-таки в совершенстве владел собой. Человек, сделавший такую политическую карьеру в постсоветской стране, просто должен был обладать рядом талантов – и в обязательном порядке умением «делать лицо», даже в тот момент, когда его ловят за руку, как карманника в толпе.

Мгновенно оценив ситуацию, Владимир Анатольевич встал из-за стола во весь свой невеликий рост, раскинул в стороны свои коротенькие ручки, словно собирался заключить Сергеева в объятия, и одновременно вопрошая с раскаянием: «Ну, что я, собственно, мог сделать?»

– Ну, убей меня, Миша! – сказал он подавленно. – Ну, убей меня…

Сергеев даже слегка опешил.

Очень трудно вот так вот заехать в лоб человеку, который идет к тебе с распахнутыми объятиями, пусть даже улыбка на его лице сидит вкривь и вкось, словно неловко нахлобученная кепка, и глаза мечутся из стороны в сторону, как тараканы по кухне.

Сергеев Блинчика не ударил, но и в объятия себя заключить не дал. Тайный кардинал украинской политики, подхваченный тренированными руками бывшего военного советника за грудки, описал в стерильном воздухе роскошного кабинета пологую дугу и рухнул на кожаный уголок, смешно дрыгая коротенькими ногами.

В полете Блинов потерял туфель, а при падении его дорогущий пиджак от Армани лопнул в пройме, жалобно хрустнув нитками.

– Ты мне угрожал? – рявкнул Сергеев и снова сгреб Блинова за грудки. – Ты угрожал Маринке? Ты мне скажи, ты офигел, да, Вовочка?!

Страхом от Владимира Анатольевича не пахло. Его лицо находилось вплотную, и Михаил слышал запах кофе, сигаретный душок, легкий коньячный аромат и приторную нотку дорогого одеколона. Страх шибал бы в нос, перебивая все остальные запахи. Но Блинчик не боялся. А ведь должен был, сука… Должен был! Но Блинов напряженно думал, искал варианты, и оттого его физиономия отображала ту самую озабоченность, которая так поразила Сергеева.

– А ты меня об стену попробуй! – заявил он, глядя на бывшего товарища снизу вверх.

Щеки у него были плотно зажаты между кулаками Сергеева, и говорил Блинчик без всегдашней четкости, но вполне членораздельно.

– Вот если ты меня об стену ё…нешь, так я тебе все сразу и объясню…

– Ну, если ты настаиваешь… – произнес Сергеев и запустил Владимира Анатольевича в новый полет. Не так, чтобы тот сломал себе шею, но и без особого пиетета, так, чтобы оппонент ощутимо приложился спиной и задницей.

Со стены упала картина и сложная конструкция, что-то типа ячеистого шкафа без задней стенки, от сотрясения закачалась словно в раздумье. На пол посыпались хрупкие безделушки, которыми она была уставлена, но сама конструкция устояла.

Блинов стек по стенке, словно мокрый снежок по витрине, упал на четвереньки и помотал головой, как оглушенный кувалдой бык.

– Уф… – выдохнул он и попытался встать, но из этого ничего не получилось. – Уф… Умка… Ну ты и… Идиот… Нельзя же… все… понимать…так… буквально…

Он еще находил силы острить! Сергеев невольно восхитился такой наглостью, но останавливаться на достигнутом не стал и снова вздернул Блинчика вверх, теперь за брючный ремень со стороны спины. Тот был тяжел, как чемодан без ручки, Михаил едва не просел на больное колено, но устоял, и поволок жирную тушку популярного политика через весь кабинет, к столу.

В дверях показалась сексуальная Полина, с раззявленным в ужасе ртом, окруженным люминесцентной каймой из яркой помады – ну, ни дать ни взять вампирша после обеда. За ней ковылял держась за зашибленный бок один из бодигардов – наиболее крепкий по конституции и наиболее недоразвитый в плане инстинкта самосохранения: все питание с детства уходило в мышцы, а мозг хронически голодал. Шагая мимо дверного проема, Сергеев цыкнул на секретаршу и она с визгом метнулась в глубь приемной, а перед хромым бультерьером, спешащим на помощь хозяину, с маху захлопнул дверь, да так, что упрямо склоненная голова телохранителя пришла в соприкосновение с массивным полотном створки. Что-то хрустнуло (скорее всего створка) и в соседней комнате с грохотом обрушилось на пол тело. Полиночка вывела новую руладу.

Сергеев шмякнул Владимира Анатольевича на стол, точно как мясник швыряет тушу барана на разделочный стол, и, перевернув жертву на спину, снова вперился в блинчиковы глаза.

Блинчику было больно. Блинчик был разъярен. Но страшно ему не было.

– Ну и дальше? – спросил он с присвистом, выравнивая забитое падением дыхание. – Чего ты добиваешься, Мишенька? Думаешь, я обосрусь? Так и не надейся, не будет тебе такой радости!

– Ты зачем мне грозил? – выдохнул Сергеев, но уже спокойнее.

Что толку пугать того, кто не боится? Это убийц Блинчик боялся, подельников своих отмороженных, а вот Сергеева, у которого были все основания свернуть жирную шею Владимира Анатольевича на 180 градусов – не боялся. И, что интересно, в целом правильно делал…

– Ты что мне о Маринке намекаешь? Тебе мало того, что теперь Плотникова на тебя пашет, сукин ты сын! Ты решил еще и на ее дочку лапы наложить?

– И с чего ты сделал такие выводы? – произнес Блинов, пытаясь освободиться, и по-пингвиньи закрутил головой. – Что, тебе солнышко зимнее голову напекло? Вика сама выбрала с кем ей идти. Никто ее не принуждал и ты это прекрасно знаешь! Я что – больной дочку своей лучшей пиарщицы трогать? Нашел дурака – Плотникова меня волочет по рейтингам вверх, как пролетарский паровоз, с остановкой в Раде. Да, пусти ты мою шею, черт хромой! Блядь, наломал дров, ребят побил… Пусти, я сказал! Ну, не будь ты большим идиотом, чем кажешься! Я все равно тебя не боюсь!

Сергеев, борясь с желанием дать Блинчику подзатыльник, встал и отошел в сторону. Блинов заворочался на столе, как упавший на спину жук, задвигал короткими лапками, заелозил на спине и наконец свалился со столешницы на пол.

– Ох… – выдавил из себя он. – Ну, дурак ты, Умка… Дурак… Как есть… Неужели непонятно, что на ежа голой жопой прыгать нечего, ежу это до лампочки, а вот жопа твоя, собственная… Ну, объясни мне, что у тебя так плохо, что ты решил со мной бороться? Не за справедливость, заметь! Какая там у тебя в команде справедливость? Где она там есть? Сколько тебе предложили, Миша? Миллион, два? Не стесняйся, я пойму! Ох!

Блинов наконец-то выпрямился с мучительной гримасой на толстой физиономии и ухватился за поясницу.

– Ты, вместо того чтобы мной стены рихтовать, просто бы пришел и сказал – друг мой, Вова, у меня стало плохо с деньгами, но все еще есть информация, которая может быть тебе интересна! И мы бы договорились!

Внизу, под окнами завизжали тормоза, забряцало железо. Видать Полина, хоть и в истерике, добралась-таки до тревожной кнопки и на ее визг прибыли суровые «пернатые» в камуфляже.

Блинов вздохнул тяжело, заковылял к селектору на столе и тиснул кнопку.

– Поля, – произнес он устало, – девочка моя… Отзови ребят, пусть домой едут… Мы тут с Мишей погорячились чуток, а теперь поговорим.

Селектор всхлипнул с присвистом и разразился рыданиями, в которых явственно прослушивалось облегчение.

Потом потихонечку открылась дверь и секретарша, оценив диспозицию – драгоценного шефа никто не держит под прицелом пистолета, – быстро ее захлопнула. «Беркут» уже грохотал берцами по мраморной лестнице. Ретивый бодигард валялся посреди приемной на спине, как полудохлый таракан.

– И выпить нам принеси, – приказал Блинов в микрофон. – Побольше.

– Я с тобой пить не стану, – сказал Сергеев зло.

– Не бойся, – хмыкнул Блинчик, кривя рот от боли. – Не отравлю. Не хочешь коньяку – мне больше будет. А сам чай пей, он у меня хороший, без полония…

В приемной забубнили голоса: Полина приняла «беркутовцев» на грудь и пыталась не допустить их в кабинет, но ребята свое дело знали туго и через секунду в двери заглянула квадратная голова в крапчатом берете. Голова ткнулась взглядом в царящий беспорядок, расхристанного Блинова, сидящего на краю стола, в стоящего в стороне Сергеева и под пронзительный щебет секретарши исчезла.