Наши фиолетовые братья - Евгений Прошкин

«Х-х!» — раздалось откуда-то с потолка. По коридору разнесся уже знакомый грохочущий сигнал тревоги, и коридор впереди и позади перекрыли внушительные металлические переборки.

— Ну вот, накаркал! — Борисов тяжело поднялся и зачем-то отряхнул колени. — Сейчас пустят какой-нибудь газ, будешь знать!

— А что я сделал? — тихо спросил Матвей, тоскливо глядя вниз.

— Угукал, как рыбоглазый, вот что! Автоматика нас, наверное, за вражеских диверсантов приняла. Результат ты видишь. Куда теперь идти? Как к «Корейцу» пробраться?

— Думай сам. — Мотя сел на колени и тяжело вздохнул. — Я никуда не пойду.

— Очень романтично! Они жили не долго, но счастливо, и сгорели в один день. Соберись! Тут уже ничего не поделаешь... Надо пробиваться к кораблю.

— Нет! — Матвей сжал кулаки. — Я ее не брошу.

— Тьфу ты! Ромео нашелся! — Мастер уселся рядом, свесив ноги вниз. — Будем геройски ждать конца?

— Нет, ты иди, — покачал головой дежурный. — Это не твоя проблема.

— Какая проблема? — Шуберт усмехнулся.

— Ты снова знаешь что-то особенное? — спросил он с надеждой.

— Нет, — пожал плечами мастер. — Видишь же, денег не требую...

— А-а, понимаю... последняя стадия психозащиты от стресса — равнодушие. Согласно теории профессора Фекалина...

— Ты где такого бреда начитался? — Борисов плюнул в провал. — Э-эх, Мотя, темный ты человек... Одно слово — военный... Ладно. Ты идешь за своей Джульеттой?

— В... бездну? — Матвей поежился.

— Ага. — Мастер легко оттолкнулся от края провала и спрыгнул вниз.

Оторопевший дежурный утер со лба холодный пот, неумело перекрестился, зажмурился, а затем нырнул следом за товарищами...

Глава 32

— Смещение центра масс... вызвало сбой эклиптики... изменение траектории движения... — Исследователь поднатужился и навалился на стальной трос, пытаясь в одиночку затянуть узел. — Изменение... незначительное... маленькое такое, как говорит господин майор, но оно повлекло за собой такие же неполадки в движении прочих небесных тел, а при здешней скученности равновесие — понятие весьма и весьма условное... Неустойчивое... Его можно было нарушить всего одним неосторожным жестом...

— В триста тысяч мегатонн, — хрипя подсказал второй ученый, висевший на другом конце троса.

— Бомба? — заинтересовался Зинчук.

Он поплевал на свои механические клешни и взялся за трос со стороны первого исследователя.

— Зачем бомба? — Ученый украдкой вытер со лба пот. — Выкачали, допустим, триста тысяч мегатонн нефти с одной планеты, и все — сбой...

— Ну а если метеорит? — удивился сержант. — Нет, метеорит маловато, например — астероид...

— А-а, — исследователь загадочно улыбнулся, — вот для этого все планеты и были связаны прочной цепью внепространственных каналов. Вот вы думаете — зачем?

— Я не думаю, — отмахнулся Зинчук, — мне по должности не положено...

— А по званию?

— Ну-у...

— Зачем? — заинтересовался Бугаев, мрачно посматривая на близкий водяной горизонт.

Подгонять работников у полковника необходимости не было. Магнитные захваты зависшего в поднебесье «Джаггера» работали нормально, и ствол инопланетной пушки держался в них как влитой. Довольный этим Бугаев приказал прикрепить к лафету как можно больше всякого чужеродного хлама. Он мог оказаться весьма полезным, а в трюм севшего АБОТа все не влезало. До подхода волны оставалось не больше пяти минут, и летящий впереди водной стены ураган уже вздыбил плодородный слой почвы в паре километров к югу, но полковник сохранял олимпийское спокойствие.

— Эти тоннели созданы отнюдь не для того, чтобы такие, как мы, случайные поселенцы могли спокойно мигрировать с планеты на планету. Гиперсвязи между объектами этой системы гораздо глубже и обширнее. Они пролегают не только по поверхности, перемещая из мира в мир воздушные массы, пар, микроорганизмы и семена растений, но и глубоко под почвой, создавая единые водные, нефтяные и газовые бассейны, обеспечивая равномерную температуру недрам и спокойное, сбалансированное течение термоядерным реакциям в горячих планетных сердцах. Вот в чем истинное назначение каналов. Но мы сдвинули равновесие, планеты сместили орбиты, внепространственные каналы разрушились, дисбаланс системы зафиксировался на постоянных значениях, и процесс стал необратимым... Ведь куда-то в этот момент перетекали излишки воды, откуда-то выдавливалась нефть, вытесняемая движением базальтовых плит. Триста тысяч мегатонн! Это просто детская масса! Миллиарды мегатонн вещества оказались в один момент не там, где нужно. Тут уже не до баланса. Представьте, господин полковник, что вы держали в каждой руке по СТУРНу и вдруг один из них стал легче элэса, а второй, наоборот, — потяжелел вполовину! Попадете вы в цель, нажав в это мгновение на спуск? Только если честно?

— Блин! Вот ученый, я понимаю! — искренне восхитился полковник. — И рассказал доступно, и примеры понятные привел. Ты кто? Какое звание?

— Я?.. Э-э... — Исследователь замялся. — А что?

— Да я Гаврилыча попрошу, он тебя вместо вашего попугая начальником отдела назначит!

— Давайте выберемся для начала, — пробормотал второй ученый, оглядываясь на Калашникова, размахивающего руками у места погрузки трофеев в трюм АБОТа.

Ветер вконец окреп, и его первый серьезный порыв едва не повалил собеседников на землю.

— К машине, — приказал Бугаев. — Тут уже ничего не отвалится...

Когда внутри челнока собрались все воины и пилот, выпучив от страха глаза, прижал педаль «старт», на связь с АБОТом вышел Иванов.

— Взлетели?

— В процессе, — коротко ответил полковник.

— Я вижу... — Контр-адмирал немного помолчал. — Ага, вот теперь порядок, волну вы обошли... теперь побыстрее бы вас на борт поднять...

— А пушка? — забеспокоился Бугаев. — Ты ее выдернул из холма?

— Крепко вмонтирована. — Иванов покачал головой. — Захваты уже на пределе... Мощности лебедок не хватает...

— А вы ударьте из кормовой батареи, — посоветовал восхитивший Бугаева исследователь. — Силовое поле вокруг бункера уже не действует, так что может сработать...

— А если мы пушку повредим?

— Нет, она еще и не на такие нагрузки рассчитана, — уверенно ответил ученый.

— Ты, что ли, рассчитывал? — подражая манере Страшного, высокомерно поинтересовался Калашников. — Умник!

— Умри, майор! — приказал Бугаев. — Адмирал, ученый дело говорит.

— Какой из них? — осторожно спросил Иванов.

— Тот, который поумнее.

— Ладно, попробуем!

— А я утверждаю, что этого делать нельзя! — вдруг взвился Калашников. — Это... это... саботаж!

— Мищенко! — рявкнул Бугаев.

— Зинчук! — словно эхо, отозвался капитан.

— Дуст! — в свою очередь крикнул сержант, но тут же опомнился. — Отставить! Я сам...

Он соскользнул со своего места и достаточно грациозно для своей комплекции переместился на сиденье напротив майора.

— Что?! — предчувствуя недоброе, вякнул Калашников. — Сержант, сядьте на место!

Зинчук вместо ответа ухмыльнулся и не замахиваясь треснул майора кулаком в лоб. Начальник ИО закатил глаза и сполз на пол. Сержант заботливо усадил обмякшего майора в кресло, пристегнул его ремнями и, расплывшись в улыбке, доложил:

— Господин полковник, ваше приказание выполнено!

— Молодец, — сквозь зубы процедил Бугаев. — Давно надо было это сделать...

— Сейчас тряхнет, — по внутренней связи предупредил пилот, — выходим из атмосферы.

Тряхнуло почему-то дважды, а затем еще дважды, потом трижды и четырежды. Воины забеспокоились.

— Разрешите, я сбегаю, посмотрю, — предложил Зинчук, глядя то на Бугаева, то на Мищенко.

— Да все нормально, — неуверенно предположил капитан, косясь на командира.

— Иди, — разрешил Бугаев. — Только спокойно, если что...

Когда сержант вернулся, кораблик снова тряхнуло, и одна из бронестворок сама собой сползла с иллюминатора, открыв изумленным взглядам солдат величественную панораму ближнего космоса.

— Вот компот! — вырвалось у кого-то.

То, что творилось на орбите, иначе было и не назвать. Все видимое пространство занимали кувыркающиеся разнокалиберные обломки, глыбы и шарики, шары, а также шарищи серо-голубого льда. Между ними носились вихри газа и плазмы, искрились в солнечных лучах целые поля клубящейся пыли, сверкали какие-то яркие вспышки. Некоторые обломки имели серый стальной блеск, а пара огромных черных шаров, лениво вращаясь вокруг единого центра, подхватила и отбросила от своей матово-маслянистой поверхности яркий отблеск далекого взрыва.

Мимо иллюминатора промелькнула глыба льда причудливой формы, и находившийся ближе всех к стеклу ученый испуганно отпрянул.

— Чуть не забодал!

— Кто? — удивился сидевший рядом Дустназаров.

— Олень!

— Олень космоса?! — Хлеборез восхищенно поцокал языком.