Двойник - Макс Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перехватив мой удивленный взгляд, Луиза сказала:
– Это шкурка крысы. Ее оставила кошка, когда покончила свои дела с ней.
– Курам все равно, что есть на завтрак, не так ли?
Луиза ответила мне совершенно серьезно:
– Это еще не куры, они начнут нестись, когда им будет семь месяцев.
Луиза взяла меня за руку и повела мимо амбара и силосной башни по мокрой от росы тропинке. Мы встретили полдюжины черных и коричневых коров. Они лениво пережевывали свою жвачку, глядя на нас с выражением скуки. Потом мы прошли по полю, на котором возвышались снопы, напоминавшие маленькие вигвамы.
– Это ячмень, – пояснила Луиза. Она вытащила колосок из снопа, растерла его в руках и поднесла зерна к губам. Сдула труху и протянула мне ладошку, чтобы я посмотрел на зерна.
– Вы любите пиво?
– Конечно.
– Это тот самый ячмень, который используют в пивоварении.
Она бросила зерна на землю, и мы двинулись дальше.
– У мистера Джиллиса пятнадцать акров ячменя.
– Сколько всего акров земли у Джиллиса?
– Восемьдесят.
– Это много?
– И не много, и не мало.
Пели птицы. Я никогда не видел столько чистого неба. В Чикаго приходится задирать кверху голову, чтобы среди небоскребов увидеть кусочек неба. Единственной птичкой, которую я видел в городе, был попугай Анны Сейдж.
Я задал вопрос Луизе:
– Он может на это жить?
– Мог бы, если бы на ячмень были подходящие цены. Но этот ячмень достанется его коровам.
– Мне кажется, что с такой землей и с такими урожаями фермеры могли бы жить неплохо.
Луиза пожала плечами. Она шла впереди меня и уже не держала меня за руку, просто показывала мне дорогу.
– Мистер Джилли и так нормально живет, если иметь в виду его приработок.
– Вы говорите о гостях у него в доме?
Луиза кивнула.
– Вы до этого жили здесь? – спросил я ее.
– Несколько раз.
Мы стояли на краю ячменного поля. Луиза показала мне на поле, где позже можно было косить сено.
– Эта трава потом станет сеном для коров и лошадей мистера Джиллиса. У него для этого отведено около шести акров угодий.
Мы пошли дальше, миновав участок земли, где было полно камней и сорняков.
– У любого фермера всегда имеются такие куски земли, которые он не смог привести в порядок, – заметила девушка. – А вот кукурузное поле.
Я шагал за ней по тропе вдоль зеленых рядов кукурузы, которые были всего в несколько футов высотой. Она сказала, что эту кукурузу заложат в яму для силоса. Луиза объяснила, что ее специально поздно посеяли на силос. Но впереди была кукуруза, которую Джиллис посеял в конце мая на зерно.
Я шел за ней вдоль этих рядов кукурузы. Они были почти такого же роста, как я. Луиза с удовольствием вдыхала сладкий, ароматный воздух и улыбалась. Она была в своей стихии.
Мы прошли поле желтого клевера, направляясь к участку, как она сказала, люцерны. Луиза сорвала несколько маленьких красных цветочков и произнесла: «Коровы обожают люцерну». Она считала, что у Джиллиса слишком мало люцерны – всего два акра. Мы прошли еще одно поле – с овсом, его также сжали и сложили в копны. Луиза объяснила, что им хорошо откармливать свиней.
– Из-за цены?
– Да, мой отец получал два доллара за восемьдесят фунтов молока. Но это было несколько лет назад. Сейчас это стоит меньше доллара, поэтому ячмень скармливают свиньям. Мясо подороже молока.
– Неприятно.
– Банки сбивают цены на продукты фермеров. Поэтому я не считаю таким плохим то, что делали Кэнди и все остальные.
– То есть – грабили банки?
Она взглянула на меня, широко раскрыв карие глаза.
– Да. Банки старались лишить фермеров их собственных ферм и вообще работы.
Мы подошли к большому полю, усеянному белыми цветочками, которые трепетали на легком утреннем ветерке. Девушка пояснила, что это гречиха.
– Всего один акр, – продолжала Луиза экскурсию. – Гречихой кормят птицу и свиней. Вы знаете, сколько Верле дадут, если он попытается продать ее? Пенни за фунт.
И грустно покачала головой.
– Такова жизнь фермера.
– Но вы все равно скучаете по ней, правда? Она смотрела себе под ноги.
– Может быть. Немного.
Мы спустились с ней в низинку и уселись под деревьями. Пела какая-то птичка. Я спросил Луизу, знает ли она название птицы.
– Малиновка. Она ничего не знает о Депрессии.
– Луиза, почему бы вам не вернуться домой?
– Домой?
– На ферму, к отцу.
– Я не могу вернуться.
– Почему?
Она сидела, обхватив колени руками. У нее были красивые ноги. Белые и стройные.
– Я была замужем и до сих пор не разведена.
– Понимаю.
– Мой муж Сет плохо относился ко мне. Даже хуже, чем отец. Но он был очень похож на отца. Может, поэтому я и вышла за него замуж.
Мне показалось, что для дочери фермера она хорошо разобралась в ситуации. Если бы ей удалось порвать с ужасным миром, в который ее ввел Кэнди Уолкер, Луиза могла бы стать неплохой хозяйкой.
– Вы не можете вернуться к вашему отцу?
– А он меня примет?
Риторический вопрос, но я сейчас не мог на него ответить.
Пока я размышлял, она сама ответила на него.
– Он не захочет принять меня обратно. Я – грешница, падшая женщина. А что касается Сета, то он меня, наверное, застрелит. Он сам говорил мне об этом.
– Он так говорил?
Она крепче обхватила колени, как будто ей стало холодно, но утро было жаркое.
– Он предупреждал, если я когда-нибудь свяжусь с другим мужчиной, то мне – конец! – Я чуть было не рассказал ей то, о чем говорил мне ее отец, – что Сет уже развлекался с другими женщинами. И он вовсе не желает возвращения Луизы. Кроме того, со времени ее бегства прошел уже год.
– Ну и потом, я не уверена, что захочу вернуться к отцу, если даже он согласится принять меня обратно. Вернуться на эту маленькую ферму, после всего, что я повидала в жизни?
Я не стал говорить, что жизнь, которую она вела с Кэнди Уолкером, могла присниться только в кошмарном сне.
Я просто предложил ей:
– Может, вам стоит все начать сначала, поехать в большой город и попытаться найти там работу?
Она вытянула свои хорошенькие ножки. Розовое платьице обнажило ее коленки.
Луиза ответила мне:
– В школе я изучала машинопись. Вы знаете, я училась почти два года в средней школе.
– Вы ясно выражаете свои мысли, и у вас правильная речь.
Девушке это понравилось. Она широко улыбнулась мне. Она была такой свежей, как этот приятный запах, когда мы проходили по полю пшеницы и кукурузы.
– Вы знаете, я много читаю и мне нравится ходить в кино. Я всегда мечтала стать... но вы будете смеяться...
– Нет, не буду.
– Актрисой. Ну, вот, я все сказала, теперь можете смеяться. Каждая глупая девчонка с фермы хочет убежать в город и стать звездой.
– Иногда им это удается, – сказал я, вспоминая Салли.
– Ну, мне удалось хотя бы удрать с фермы. Я уверена, что моя нынешняя жизнь немногим отличается от жизни в шоу-бизнесе.
– Вы тоже много путешествуете.
– Но даже если я стану машинисткой, секретарем, это ведь не так уж плохо, правда? Работать в большом городе, и это один шажок к успеху. Я не смогу оставаться с Баркерами. Теперь, когда Кэнди нет, не имеет смысла оставаться с ними.
Я коснулся ее плеча.
– Почему бы вам не поехать домой. Дайте шанс вашему отцу. А потом можете отправиться в большой город, если захотите. У меня в Чикаго есть друзья. Я смогу вам помочь.
Луиза потрогала мое лицо рукой, от которой приятно пахло зерном, и сказала:
– Вы очень милый, мой Джентльмен Джим. Действительно она много читала – разные романтические журналы. Это точно!
– Вы такой честный и хороший!
Я был лжецом, пытающимся манипулировать ею, чтобы выполнить задание моего клиента. Поэтому я не мог полностью согласиться с нею.
– Ну, все немного не так. Мне просто кажется, что такая хорошенькая девушка, как вы, не может вести такую дешевую и опасную жизнь.
Я боялся, что она обидится, но этого не произошло.
Луиза подняла юбку вверх и медленно задрала ее еще выше. Я увидел ее бедра и светлый треугольничек между ног. И никакого нижнего белья.
Девушка не из скромных!
– Я знаю, что Кэнди еще не остыл в своей могиле, – сказала Луиза. – Но это не имеет значения. Его нет, а вы здесь. Я вас хочу, вы мне нужны.
Наверное, мой клиент не предвидел такого поворота событий.
Я заметил ей:
– Луиза, мне кажется, я не должен это делать.
Она расстегнула платье и спустила его до пояса. Ее груди с розовыми сосками были круглые, красивые. Я расстегнул брюки.
Когда я вытащил из бумажника фирменный презерватив «Шейх», Луиза сказала мне:
– Нет-нет, он тебе не понадобится.
– Ты хочешь, чтобы я...
– Не волнуйся, я не забеременею.
Более чувствительный мужчина от такого замечания немного поостыл бы, но меня уже сводил с ума сладкий запах пшеницы, светлый треугольник у нее между ног и ее розовые соски. Я овладел ею на траве, под деревьями. Она старательно двигалась подо мной. Чувствовалось, что ей было приятно, она стонала и даже закричала, когда кончила. Потом она сидела, прижавшись ко мне, – комок плоти в расстегнутой одежде – и рыдала.