Песочное время - рассказы, повести, пьесы - Олег Постнов

...Тристан выпил остатки пива, а Ира и Маша принялись варить свежий кофий, потому что холодного никто не хотел.

- Итак, что ж: сегодня гуляем? - сказал Кис, присаживаясь опять на диван несколько ближе к краю, чтобы дать место Свете. Новый разговор пока еще не возник, но Кис, очевидно, не в силах будучи совладать с беспокойным движением своих чувств, ощущал в нем сильную потребность.

- Можно у меня, - сказала Света. - Сегодня мои куда-то слиняют... Она жила в том же подъезде, но на первом этаже.

- Ёл, где сахар? - спросила из кухни Маша.

Ёла пошла отыскивать сахар, и Тристан, до этих пор сидевший на стуле, тотчас за спиной у нее улегся в ее кресло. Он встретил ее ласковой улыбкой, когда она вернулась, даже помигал ей обоими глазами так, чтобы из бестактности вышла шутка. Он был в самом деле мил с своей круглой стриженой головой и маленькими глазками, еще уменьшенными очками.

- Никогда не могла понять: почему я его терплю до сих пор? - сказала Ёла задумчиво, как бы себе самой, глядя на Тристана. - Тристи, - прибавила она мрачно, - вон там у тебя под рукой магнитофон, в нем что-то сломалось. Это твой последний шанс. Если мы к тому же еще по твоей милости останемся вечером без музыки, я буду просить тетю Нату отказать тебе от дома.

- Э, э! позволь, - встрял Кис. - Он, разумеется, мерзавец, это уже научный факт. Но как же без него? Невозможно!

Тристан, однако, не выглядел ничуть смущенным. Благодушно ворочаясь в кресле, он перевел взгляд с Ёлы на тумбочку, где в углу стоял портативный "Sony", прищурился еще больше, даже придержал рукой очки, всматриваясь, и в самом деле скроил под конец комическую физиономию.

- Вот это он-то и мнит себя магнитофоном? - спросил он уничижительно.

- Это я его мню, - сказала Ёла.

- Я лучше свой принесу, - заявил Тристан. - От этого даже соседи не проснутся... Кт( у вас там живет? - он постучал пяткой в пол.

- Там? не знаю. - Ёла задумалась. - Кажется, старуха какая-то...

- Ага! Ну вот, конечно: старушка. Божий одуванчик! - завеселился тотчас Тристан. - Глухая, должно быть, карга, это уж как водится. Ее такой штукой не проймешь, - он кивнул на магнитофон. - И вот скажи: разве это справедливо? - Тристан криводушно усмехнулся. - Разве можно допустить, чтобы бабуська осталась глуха к искусству?

После этого он перегнулся через хрустнувший подлокотник, подтянул магнитофон к себе и, вынув из кармана копейку, стал раскручивать боковые болты.

- Фигурной отвертки у тебя, конечно, нет? - спросил он Ёлу.

Прозвонил телефон. Ёла отошла к трюмо (телефонный аппарат стоял в прихожей) и сняла трубку. Пока она разговаривала, поспел кофе. Маша вошла в комнату, держа перед собой поднос, уставленный шестью пиалами - кофейных чашек у тети Наты было только две, - и блаженно вдыхая густой кофейный дух, столбом поднимавшийся с подноса. В темных ее глазах было непритворное удовольствие: она любила кофе, сигареты и секс (последнее тайно), и кроме того ей нравились тихие серые дни, такие, как сегодня, когда впереди праздник и многолюдный вечер и можно не думать о лишних вещах; в сущности, она любила тишину. Ей не мешали разговоры, но сама она редко вставляла в них слово, приводя этим в отчаяние болтливого Киса, который во всех случаях жизни привык полагаться на слова, а здесь чувствовал их бессилие; просто ему не повезло: он был не во вкусе Маши.

Ира раздала всем пиалы, последнюю - вернувшейся из прихожей Ёле, Маша отложила поднос на стол и присела на ручку кресла возле Тристана. Хотя Кис прекрасно знал, что Тристан Маше безразличен, и к тому же взаимно, он все-таки ощутил холод под сердцем, глядя, как Маша пьет свой кофий, чуть облокотившись на мощное тристаново плечо. Тристан не бросил ковырять "Sony" ради кофе - он только что отнял заднюю панель, - и его пиалка стояла теперь попусту на столе. И когда Маша допила свою, он вежливо уступил ей лишнюю порцию: к кофе он относился ровно, а с Машей был любезен из дружбы к Кису. Кис, однако же, при этом случае пожалел, что не понимает ничего в электронике. Зато он вспомнил о сигаретах: в общих чертах - на две трети - он знал машины пристрастия. Пока пачка шла по рукам, разговор снова вернулся к Гаспарову.

- Что, великий пустынник решил покинуть свою обитель? - спросил Тристан, пользуясь своей осведомленностью. - Ох, господи! Ну и унылый же клиент!

- Когда вы ржете на уроках, это не так заметно, - сказала Ёла.

- Что же делать, если с Кисом мне сидеть воспрещается? - полюбопытствовал Тристан. - Я ведь должен как-то возместить утрату друга.

- На самом деле он ничего, - сказал Кис глубокомысленно. - Я когда-то с ним даже дрался...

Тристан захохотал.

- То-то была, я представляю, картинка! - он поглядел на костлявого Киса. - Два Геракла.

- Он не пишет ли стихов? - спросила Света.

- Стихов он не пишет, - проворчал Кис, пропуская мимо ушей ехидство. - По крайней мере, я не слыхал. Но читает много и вообще не дурак.

- По нему это видно, - сказала Ёла с легкой досадой: Гаспаров принадлежал к тому меньшинству в классе, которое до сих пор по разным причинам противилось ей. - Серьезный мальчик. Учимся вместе почти год, и хоть бы слово когда вымолвил.

- Сегодня он вымолвил, даже не одно, - заметил Тристан. - Жаль, что вас не было.

- Это верно, - подтвердила между прочим и Ира.

- И что он говорил? - заинтересовался сейчас же Кис, бросив укромный взгляд в сторону Маши: она как раз отпила половину тристанова кофе и как будто слушала разговор. Тристан поморщился.

- Много чего. Довел твою дорогую Горгону (Галину Георгиевну) до посинения. То есть: мужик упрямый, как гвоздь. Им бы боженьку приколачивать... Заистязал бедняжку.

- Что за чушь? Гаспаров? Горгону?.. - Кис изумился.

- Она, наверное, тоже жалела, что тебя нет, - сказала ему Маша. У края ее глаз, когда она улыбалась или щурила слегка глаза, явственней проступали две тонкие черточки-складки, и они-то особенно больно резали сердце Кису.

- Почему? - спросил он с излишней живостью, но тотчас отвлекся мыслью о том, что может означать это "тоже". (Тристаново "жаль" он, конечно, давно, забыл.) В глазах его явилась отрешенность и вместе усилие сосредоточиться, и он напряг лоб. Решительно: салонная болтовня плохо давалась Кису в присутствии Маши.

- Он там плел что-то такое о Толстом, - небрежно сказала тем временем Света, исподтишка следившая за ходом кисовых мук. - Дескать, тот убил реализм и родил философию, и что писатель из него никакой; ну тут чт( началось! Горгоночка подпрыгнула, стала вопить, что это Чехов, а не Толстой убивал реализм и все такое...

- Чего, чего? - напряжение исчезло с лица Киса, и он даже провернулся на диване. - Родил философию? Это как же?

- Вот ты бы сам сидел да слушал, - заметила Света сварливо. - Шут его знает, к(к. Мы там балдели все.

- Уж это как всегда, - сказала Ёла.

- Нет, позволь: что значит "некудышний"? - Кис даже разгорячился. Толстой?!. - Внутренне радуясь, что речь зашла о предмете, где он может и блеснуть, он позабыл, что всем остальным до этого нет дела.

- Он этого не говорил, - вмешалась Маша, виновато поглядев в сторону Светы. - Он... другое имел в виду. Ты его лучше сам спроси.

- Вот вечером соберемся - и вы устроите диспут, - сказала Ира со спокойной насмешкой. Она передала Ёле сигареты, Ёла вытянула одну, бросила пачку на диван и выжидательно наклонилась в сторону Киса. Пока Кис искал спички и подносил ей огонь, разговор сам собой остановился.

Теперь все, кроме Тристана, неспешно курили, следя за движением дымных струй. Света взяла со стола пепельницу, в которой лежал остывший первый кисов окурок, и поставила ее на ручку дивана так, чтобы всем было удобно дотягиваться. В молчании прошла минута или две. Кис не был доволен исходом разговора о Толстом, но продолжать теперь у него не было оснований, и к тому же он догадался наконец, что это было бы лишне. Он задумался. Где-то в глубине дома, у соседей - может быть, у той самой старухи внизу - запищало радио, и этот писк внезапно подхватил встроенный в магнитофон приемник. Заиграла станционная музыка. Тристан с удовлетворенным видом выслушал первую фразу и щелкнул переключателем - как раз перед началом новостей.

- Починил неужто? - спросил Кис сумрачно.

- Там просто контакт отошел, - пояснил Тристан. - Хорошая машина. Но старая. - Он похлопал ладонью по креслу вокруг себя, отыскивая вывернутые шурупы.

Вдруг оказалось, что радио скверно подействовало на всех и особенно на Киса. С необычной остротой ощутил он всем своим телом холод жизни, повел плечами и затосковал. Ему стало тяжело на сердце и как-то особенно сонно и пусто. По традиции Кис предпочитал творческую ночь всегда бесплодному дню, к тому же и весь его темперамент противился дневной суетности. Но теперь - и это было ясно - предстоял день: утро кончилось, от облаков в небе осталась лишь дымка, медленные капли падали за окном на карниз, сигареты горели уже у самых фильтров и в studio было скучно и светло. Надеясь отвлечься чем-нибудь, Кис поглядел вокруг. Но очевидно и все чувствовали то же, что он. И, словно подтверждая общее уныние, в глубине прихожей забренчал ключ.