Дорога смерти. 43-я армия в боях на Варшавском шоссе. Схватка с «Тайфуном». 1941-1942 - Сергей Михеенков

В этот же день генерал Жуков отдает приказ Военному совету 43-й армии: «Заставить 17 и 53 сд упорно драться и в случае бегства выделенному отряду заграждения расстреливать на месте всех, бросающих поле боя. О сформировании отряда донести. 1) Отходить с занимаемого рубежа до 23.10 еще раз категорически запрещаю. 2) На 17 дивизию немедленно послать Селезнева, командира 17 сд немедленно арестовать и перед строем расстрелять. 17 дивизию, 53 дивизию заставить вернуть утром 22.10.41 Тарутино во что бы то ни стало, включительно до самопожертвования».

Обстановка тех дней требовала именно таких приказов и распоряжений. Это теперь можно судить-рядить о жестокости и кровожадности некоторых начальников. А тогда и начальники ходили под дулом пистолета…

24 октября произошел такой случай. Варшавское шоссе по фронту Климовка – Петрово – Тетеринки-Колонтаево прикрывал уже известный нам 2-й Люберецкий полк полковника Волкова. Порядком потрепанные в предыдущих боях, уставшие от непрерывных атак и контратак, батальоны Люберецкого полка в какой-то момент дрогнули и начали отходить. Позади, вторым эшелоном, стояли остатки 17-й танковой бригады майора Клыпина. Наблюдая за отчаянно опасным маневром стрелков, майор написал записку полковнику и тут же отправил ее на КП Волкова: «24.10.41. 16.00. Немедленно приостановить отступление вашей части. Приведите ее в порядок и сдерживайте наступление противника в районе Рождествено. За отступление без письменного приказа командарма 43 А будете расстреляны».

Вскоре 2-й Люберецкий полк приостановил отход, короткой контратакой восстановил положение и занял свои прежние позиции. Вот так исполнялся приказ № 270 от 16 августа 41-го года.

Судьба же полковника Козлова в дальнейшем сложилась так.

На 17-ю дивизию прислали генерала Селезнева. Новый командир управлял остатками дивизии не лучше своего предшественника, попавшего под горячую руку генерала Жукова. Но это был уже ставленник Жукова, и отношение к нему, так же как и к новому командарму Голубеву, было иным. Правда, серьезных ошибок в управлении войсками и явной слабости духа Жуков не простил бы и им.

22 октября в бою у деревни Чернишня гибнет командир 53-й стрелковой дивизии полковник Краснорецкий.

23 октября в бою у деревни Корсаково тяжело ранен командир боевой группы генерал Акимов.

Как же расстреливали полковника Козлова?

А никак.

Из доклада генерала Голубева:

«Генералу армии Жукову. 31.10.41. 23.40.

…Докладываю о преступном факте. Сегодня на месте установил, что бывший командир 17 стрелковой дивизии Козлов не был расстрелян перед строем, а бежал. Обстоятельства дела таковы. Получив Ваш приказ арестовать и расстрелять командира 17 сд перед строем, я поручил это выполнить выезжавшим в дивизию члену Военного совета Серюкову и генерал-лейтенанту Акимову. По непонятным причинам они этого не сделали и направили командира дивизии ко мне. Я под конвоем, организованным начальником Особого отдела армии, отправил его обратно с категорическим указанием, что приказ командарма должен быть выполнен. Мне доложили, что он был расстрелян, а сегодня я узнал, что не расстрелян, а бежал от конвоя. Назначаю следствие. ГОЛУБЕВ».

И Акимов, и Серюков были ранены в тяжелых боях в эти дни. Они знали, какой ценой оплачивается стойкость войск на рубежах у Тарутина, Чернишни и Рождествено. Конечно, теперь остается только гадать, каковы же были истинные причины неисполнения ими расстрельного приказа командарма. Но факт остается фактом – полковника Козлова не расстреляли. И, бежавшего от конвоя, не нашли.

История… Если учесть, что конвоировали арестованных непростые ребята. Наверняка обреченного на расстрел перед строем полковника сопровождал не Петруха, а несколько человек с лейтенантом во главе. И в таких случаях начальник конвоя имеет однозначный приказ, как действовать при возникновении любой опасности, тем более побега.

Правда, и полковник Козлов был непростым полковником. Из послужного списка следует, что буквально накануне войны в совершенстве овладел двумя профессиями: парашютным делом и знанием немецкого разговорного языка. Ну зачем, скажите, простому пехотному полковнику такие редкие для этих войск и, можно даже сказать, экзотические профессии? Можно предположить, что полковник Козлов неплохо овладел и приемами рукопашного боя, а также радиоделом и прочими знаниями, необходимыми для работы в глубоком тылу противника. Возможно, так оно и было. На фотографиях он выглядит крепким, подтянутым; покатые плечи свидетельствуют о большой физической силе и регулярных занятиях спортом. Ну просто типичный портрет кандидата на должность командира спецподразделения для серьезной разведывательно-диверсионной работы в немецком тылу. Возможно, так оно и было. Но прорыв противника под Рославлем спутал все карты, и полковник Козлов остался на дивизии.

В центре Западного фронта действовало несколько разведывательно-диверсионных групп, в том числе батальон капитана Ивана Старчака и группа, а впоследствии партизанский полк капитана Владимира Жабо.

В истории Великой Отечественной войны еще очень много тайн, и многие из них так и останутся тайнами.

Во всяком случае, бежавший из-под стражи обреченный на позорную казнь перед строем полковник Козлов под своим именем так нигде и не всплыл. Следов его не обнаружено ни у немцев, ни в наших архивах.

В 90-х годах группа сотрудников Института военной истории Министерства обороны РФ, а также сослуживцы полковника Козлова и бригадного комиссара Яковлева возбудили ходатайство перед Главной военной прокуратурой о реабилитации офицеров. Был подготовлен обширный документ – «Военно-историческое заключение», в котором читаем буквально следующее: «В действиях командира 17-й стрелковой дивизии полковника П.С. Козлова и военного комиссара дивизии бригадного комиссара С.И. Яковлева состава преступления нет. Они были настоящими патриотами и отдавали все свои силы, знания и опыт делу защиты Родины. Расправа над ними была учинена в условиях кризисной обстановки на подступах к столице, определенной паники среди руководства страны, введения осадного положения в Москве, смены командования армии, без проведения следственных действий, без суда военного трибунала и даже без оформления акта об исполнении приговора».

На реке Протве, на новом рубеже, это была уже другая дивизия. Не та, какой 17-я была всего две недели назад. Пополненная людьми либо зараженными вирусом страха и бега, либо еще не нюхавшими пороху, она уже не обладала той мощью и стойкостью, с какими она держала свои окопы в ста километрах западнее на Варшавском шоссе. Первый состав дивизии остался под Ковалевкой и Латышами на речке Десёнке. Удержать бегущих полковник Козлов не смог. Видя, что полки дрогнули, он начал их отводить, чтобы сохранить материальную часть и как можно больше людей. Другого выхода не было. Иначе дивизия погибла бы целиком. Погибла изолированно, безвестно. Но отход – маневр не из простых. И начался бег, который с трудом остановили в районе Тарутина. Причем бегущих останавливали лично генерал Акимов и комбриг Любарский с офицерами штаба оперативной группы.