В поисках утраченных предков (сборник) - Дмитрий Каралис

— Фантомас какой-то, — сказал отец и вновь принялся звонить и прикладывать ухо к дверной щелке. Я отступил от крыльца и задрал голову. За стеклом неподвижно бледнела занавеска.

— Пошли к соседям! — сошел с крыльца папа.

Соседи сказали, что приехали на дачу вечером, никого не видели и ничего не слышали.

Мама с тетей Зиной ждали нашу машину на повороте к даче и мы, открыв задние дверцы, впустили женщин в машину.

— Свет не горит, никого нет, — отрапортовал папа. — Соседи приехали поздно, ничего не знают. Сторож на воротах заступил в семь вечера. Пьян. Тоже ничего не знает.

Мы въехали на участок, тетя Зина вышла из машины, закрыла лицо руками и заплакала. Я поднялся к себе наверх, сел на кровать и на всякий случай заткнул пальцами уши.

Я так и не понял, шебуршал кто-то в доме или нам показалось. И почему папа на обратном пути сказал, что об этом не следует рассказывать женщинам? Только ли затем, чтобы они не строили себе иллюзий?..

— Ты же знаешь тетю Зину, — раздумчиво сказал отец. — Плюхнется в машину и потребует снова ехать в Комарово. А что это даст? Сам понимаешь…

Я не понимал, но промолчал.

Когда я спустился вниз, мама отпаивала заплаканную тетю Зину пахучими каплями, а Катька накручивала телефон и пыталась дозвониться до городской милиции, чтобы вызнать номер, по которому сообщают об увезенных «скорой помощью» и доставленных в морг.

Веселенькая тема, ничего не скажешь.

Отец мрачно рылся в лохматой записной книжке, выискивая чей-то телефон. Часы показывали три ночи. Чарли, положив мордочку на лапу, сочувственно смотрел на хозяйку из-под газовой плиты.

— Кирилл! — всхлипнула тетя Зина. — А в чем он поехал? В голубой рубашке с галстуком или в олимпийке?

— Мама, прекрати сейчас же! — сказала Катька, шмякая трубку. — Пойди и загляни в платяной шкаф! — Она махнула рукой и, хлопнув дверью, выскочила.

— Нет, тетя Зина, он был в этой страшной гэдээровской кофточке и дурацких вельветовых тапочках… Ну, которые вы привезли из Венгрии…

Отец то ли поперхнулся, то ли хотел чихнуть, но сдержался, а тетя Зина сказала жалобно:

— Все меня обманывают! Все! — и опять зарыдала.

— Ну не дурацкие, — исправился я, — нормальные тапочки. — И пошел на улицу.

Катьку я нашел в беседке.

— Ты что, куришь? — удивился я.

— Как видишь! — огрызнулась сестрица.

— А какие у тебя?

Она молча сунула руку под скамейку и вытянула шуршащую пачку.

— Ого! — в свете далекого уличного фонаря я разглядел марку сигарет. — «Опал»! А зажевать есть чем?

Я вытащил сигарету, и Катька протянула мне спички.

— Вот леденцы лежат, — холодно сказала сестра и затянулась. — Если только он себе какую-нибудь вешалку завел, я ему… всю рожу расцарапаю!

Она щелчком выстрелила горящим окурком и пошла к дому.

Я нашел окурок по малиновому огоньку в кустах черничника, загасил и выбросил за калитку, ведущую в лес.

Что они себе придумывают!.. Бедный дядя Жора…

Едва проснувшись, я понял, что уже середина дня и дядя Жора нашелся.

Я понял это по расположению солнца и радостному лаю Чарли, который носился по участку и лаял так, как он лает только с хозяином. Его лай то удалялся к лесному забору, то приближался к дому, и я подумал, что дядя Жора рад встрече и теперь гоняет любимого Чарлика, чтобы тот знал, как его любят.

Я соскочил с кровати и сдвинул занавеску.

Конечно! Дядя Жора, целый и невредимый, стоял возле беседки и, топая на Чарлика, размахивал руками и делал вид, что сейчас бросится за ним и догонит. Чарли, высунув язык и скашивая глаза, нарезал круги по участку и радостно повизгивал и подлаивал.

Протерев сонные глаза, я залюбовался картиной. Хорошо! Но что у дяди Жоры с лицом? Мне показалось, оно сильно исцарапано… Катька?.. Не может быть, чтобы она подняла на отца руку со своими коготками…

Я спустился вниз и вышел на крыльцо. Чарлик подбежал ко мне и, приветственно тявкнув, помчался дальше. Он хотел не только поздороваться, но и показать, как ему хорошо бегать кругами, играть с нашедшимся хозяином и тявкать на всю округу. Я с улыбкой помахал дяде Жоре, и он тоже махнул мне. Да, лицо у него было расцарапано. И уши… Уши были какими-то вздувшимися и синими. Нет, это не Катькиных рук дело…

— А где все? — сложив руки рупором, крикнул я.

Дядя Жора пожал плечами. Вид у него был какой-то чересчур самостоятельный, гордый, словно он со всеми, кроме Чарлика и меня, поругался и теперь не хочет даже знать, где проводят время домочадцы.

Бежать к дяде Жоре, разглядывать его лицо и спрашивать, откуда такие царапины и уши, мне показалось несолидным. Другое дело, если бы он приглашающе махнул мне рукой, своему единственному и любимому племяннику, но он не махнул. Хотя вчера мы с отцом и предпринимали его розыски, и стояли под дверью, затаив дыхание. Н-да…

Я поставил на газ чайник и нашел на кухонном столе записку от мамы.

Она сообщала, что дядя Жора нашелся, а они с папой пошли на рынок и скоро будут. Я подошел к заколоченной двери, за которой начиналась дяди-Жориного половина дома, и приложился ухом к ковру: там бубнил телевизор или тетя Зина негромко разговаривала по телефону.

История, приключившаяся с дядей Жорой, выглядела сколь фантастически, столь же и убедительно. «Чужая мать наплачется», — как говорил потом дядя Жора.

Оказывается, когда мы с отцом приехали в Комарово, дядя Жора куковал в одиночестве на втором этаже чужой дачи и безуспешно подавал нам знаки, что нуждается в помощи.

Но куда же вдруг делся Сергей Сергеевич, который передвигался в коляске и безвылазно жил в Комарове?

— Куда, куда?! — морщился дядя Жора, когда тетя Зина взялась допрашивать его по второму, а может быть, и по третьему кругу. — Я же говорил — за ним дочка приехала на микроавтобусе «Латвия» и увезла их с женой в Ленинград. Его на понедельник в клинику вызвали. А меня попросили дождаться прихода кота Ерофея, накормить этого поросенка, запереть дверь и положить ключ под крыльцо.

— И каким ветром тебя занесло на второй этаж?

— Повторяю: я поднялся, чтоб проверить, закрыты ли форточки.

— А почему они должны быть закрыты? — интересовалась тетя Зина.

— Ну, Жора у нас любит порядок, — догадался отец. — А тут все-таки чужое имущество…

— Правильно, — кивал дядя Жора, — именно поэтому. Чтобы птицы, например, не залетели… Или чужие кошки не забрались…

— Чужие кошки! — сверкала глазами тетя Зина. — Не они ли тебя расцарапали?

По лицу дяди Жоры я видел, что ему очень хочется прокомментировать соображения супруги насчет чужих кошек, но он сдерживается.

Так вот. Поднявшись на второй этаж, дядя Жора зацепился ногой за коврик и повалился, как спиленный столб, пробив головой ветхую дверцу шкафа. Он влетел в пахнущую нафталином темноту, его голова застряла в фанере, а острые края впились в шею.

«Ни фига себе уха!» — подумал в тот момент дядя Жора, но тут же решил, что это пустяк: он переждет боль, обломает фанеру и вытащит голову.

Но не тут-то было!

Фанерка оказалась хлипкой только в одном месте. К тому же конец бороды зацепился за края дырки, остался снаружи и тянул голову вниз, как лошадиная уздечка. Дядя Жора собрал волю и втянул бороду в шкаф, но, отдышавшись, понял, что совершил ошибку: теперь борода и уши мешали голове дать задний ход и вытянуть ее из колючего капкана.

Правда, руки у него остались снаружи, но дядя Жора лишь кончиками пальцев дотягивался до головки ключа и не мог повернуть его, чтобы открыть дверцу.

В шкафу висели старые драповые пальто, и их ткань царапала лицо. От нафталина начали слезиться глаза. Дядя Жора попробовал взвыть, как корабельная сирена, но хорошего звука не получилось. К тому же он вспомнил, что запер входную дверь, которая, когда была открыта, все время распахивалась и скрипела. Он стал припоминать всякие нравоучительные истории из книжек и кинофильмов. Как, например, волк, попавший в капкан, перегрызает себе лапу или как аквалангист под водой отпиливает застрявшую в железках руку. Но голова, как известно, одна, и дядя Жора, покрутившись и обессилев, отдал ей приказ придумать способ, как вытащить саму себя без ампутации.

Когда мы звонили в дверь, он догадался, что это мы. И пытался хрипло подвывать из завешенного тряпьем короба. А также стучал ногой по полу, давая знать, что он жив. Но пол, застеленный половиками, и вельветовые венгерские тапочки, которые он надел, не давали хорошего звука. К тому же головой много не покрутишь, если вокруг шеи тысяча иголок и одна из них может проколоть сонную артерию.

— И как же ты выбрался? — Тетя Зина, похоже, не до конца поверила в злоключения мужа и хотела поймать его на вранье.