Лицо и Гений. Зарубежная Россия и Грибоедов - Петр Мосеевич Пильский

мыслей. Он гневно, просто с пеной у рта, критикует галломанию, но это же делает и представитель старшей генерации — Фамусов. Это старое недовольство еще XVIII века, вспомним Д. Фонвизина, вспомним русского поросенка, из Парижа воротившегося «свиньей». Чацкий за просвещение, за книги и их чтение. Он бранит век минувший, век Екатерины Второй. Но вспомнить бы следовало: в 1763 году вышло из печати около тридцати разных романов по-русски. В 1793 году, за три года до смерти Екатерины Второй, напечатано уже сто двадцать восемь! Переведены десятки шедевров западноевропейской литературы, родились общественные журналы, где смели даже критиковать мнения императрицы.

9. По мнению Пушкина, Чацкий неумный человек. Его тирады обращены не по адресу и встречают то отпор, то недоумение или пренебрежение. В ряде случаев его просто не слушают.

Чацкий доходит и до смешного, считая фрак одеждой, созданной «рассудку вопреки, наперекор стихиям». Чацкий не хочет служить, чтоб не прислуживаться: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». И не подумает Чацкий попробовать служить без прислуживания и подслуживания, как сам А. С. Грибоедов.

10. Чацкий просто неспособен, не в силах понять не только намеки, но и откровенные слова Софьи. Она ясно, недвусмысленно выражает свои мысли и чувства. Заметил, однако, Чацкий при встрече: «Удивлены? и только? вот прием! Ни на волос любви!..» Софья и дает, и произносит в лицо герою ряд беспощадных замечаний и упреков:

Случалось ли, чтоб вы смеясь? или в печали?

Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?

Хоть не теперь, а в детстве, может быть...

Убийственны холодностью своею.

Смотреть на вас, вас слушать нету сил...

Зачем же быть, скажу вам напрямик,

Так невоздержну на язык?

В презреньи к людям так нескрыту?

Что и смирнейшему пощады нет!

Софья признается Чацкому, что с Молчалиным «Бог нас свел», и попутно так характеризует ум и действия Чацкого Чацкому же:

Конечно, нет в нем (Молчалине) этого ума,

Что гений для иных, а для иных чума.

Который скор, блестящ и скоро опротивит,

Который свет ругает наповал.

Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал;

Да эдакий ли ум семейство осчастливит?

Софья открыто говорит о Молчалине нашему герою: Мол-чалин «чужих и вкривь и вкось не рубит, вот я за что его люблю». Все колкости, шпильки, вся откровенность Софьи не убеждают Чацкого до последней сцены. Правда, в середине комедии он что-то видит: «Ах! Софья! Неужели Молчалин избран ей! А чем не муж? Ума в нем только мало; но чтоб детей иметь, кому ума недоставало?» Однако он вскоре опять ничего не понимает, не глядит правде в глаза, не хочет видеть фактов любви Софьи к Молчалину. Он глух и слеп на ее резкости, на пренебрежение просьбой его войти на минутку в ее комнату, вспомнить старое.

Что же представляет собою Чацкий, кому он сродни в середине двадцатых годов XIX века? Ближе всего он к друзьям декабристов. Сомнительно, чтоб Чацкий мог убить героя 1812 года М. Милорадовича на Сенатской площади или в испуге убегал в австрийское посольство. Скорее всего, к нему приложима эпиграмма Грибоедова о самом себе:

По духу времени и вкусу

Он ненавидел слово раб.

За то попался в Главный штаб

И был притянут к Иисусу (Тогда значило: попасть под следствие.).

Разобрались бы в его непричастности к бунту и отпустили. Чацкий же полагает во многоглаголании найти спасение. Без передышки, захлебываясь, течет часто его речь, его монологи. Историк В. Ключевский считал «Горе от ума» самым политически острым произведением первой половины XIX века. Чацкий — обличитель, критик общественных неустройств и недостатков — был поднят на щит либеральной и левой прессой. Он-де за новое, он за свободу! Либеральной печати было совершенно неважно разбираться в характере слов и язвительных тирад этого героя, а важно было то, что он критикует, он обличает!

Блестящий стиль и язык разностопных ямбов комедии создал несколько десятков пословичных изречений, фразеологизмов и остроумных выражений. Многие изречения из комедии Грибоедова вошли в золотой фонд русского языка. Вспомнив Пушкина, Гончаров сказал, что эти изречения из «Горя от ума» есть «мильон, размененный на гривенники». Но проблемы стиля и языка, типы и характеры других лиц комедии не входят в наш этюд, это особая тема.

Монтреаль, 1980

НАУЧНО-СПРАВОЧНЫЙ РАЗДЕЛ 

Комментарии 

Вошедшие в данный сборник разноплановые труды представителей Зарубежной России о Грибоедове публикуются по первоисточникам, без каких бы то ни было сокращений, с сохранением характерных особенностей орфографии и пунктуации авторов. Они расположены в хронологическом порядке, в соответствии с датой появления в том или ином печатном органе. Явные описки авторов или типографские опечатки исправлены без уведомления читателей. Комментарии к публикуемым сочинениям носят реальный характер.

Во избежание повторов и перегрузки комментария отсылками справочные данные о лицах, упомянутых в сборнике, а также о персонажах произведений Грибоедова внесены в специальные словарные разделы, помещенные вслед за основным корпусом комментария

Создатели книги выражают признательность сотрудникам библиотек и архивов, оказавших немалую помощь в деле поиска соответствующих материалов. Особая благодарность — коллегам из Библиотеки фонда «Русское Зарубежье»; именно их коллекции легли в основу данного сборника.

«Цена крови» Грибоедова

«Русская Мысль», Прага — Берлин, 1923, № 3—5. С. 333-345.

Грибоедову было двадцать три года, когда его назначили впервые на службу в Персию — принято считать, что Грибоедов родился в 1795 году, однако по другим сведениям (в том числе по всем послужным спискам с 1818 года), Грибоедов родился в 1790 году, следовательно, в 1818 году, когда Грибоедов как секретарь русской дипломатической миссии выехал в Персию, ему было двадцать восемь лет.

Персия была мрачной «ссылкой к дикообразным азиатам» — в письме С.Н. Бегичеву от 15 апреля 1818 года Грибоедов, описывая встречу с К. В. Нессельроде, в качестве одной из высказанных министру причин своего нежелания ехать в Персию указал следующую: «...Жестоко бы было мне цветущие лета свои провести между дико-образными азиятцами, в добровольной ссылке...»

А. П. Ермолов <...> в своем замечательном дневнике путешествия 1817 года — имеются в виду «Выписки из журнала Российского посольства в Персию в 1817 году», опубликованные в «Отечественных Записках»