Сезон гроз - Анджей Сапковский

«Пророк Лебеда» резал носом волны.

— Геральт?

— Что, Аддарио?

— Эта лисица… То есть агуара… Из того, что я слышал, она может изменять форму. Может явиться как женщина, но также может принять образ лисы. Так же как оборотень, что ли?

— Иначе. Волколаки, медведолаки, крысолаки и им подобные являются териантропами, людьми, способными превращаться в животное. Агуара — это антерион. Животное, а точнее, существо, способное принять облик человека.

— А ее способности? Я слышал невероятные истории… Агуара якобы способна…

— Я надеюсь, — прервал его ведьмак, — прибыть в Новиград до того, как агуара покажет нам, на что она способна.

— А если…

— Лучше, чтобы обошлось без если.

Налетел ветер. Захлопали паруса.

— Небо темнеет, — отметил Аддарио Бах. — И вроде вдалеке гром слышен.

Слух не обманул краснолюда. Прошло всего несколько секунд, и прогремело снова.

На этот раз услыхали все.

— Шторм надвигается! — заорал Пудлорак. — На открытом плесе нас перевернет килем кверху! Надо убегать, спрятаться, заслониться от ветра! К парусам, ребята!

Он оттолкнул рулевого, сам встал за руль.

— Держитесь! Держитесь все!

Небо над правым берегом стало черно-синим. Налетел резкий вихрь, колыхнул лес на прибрежном склоне, затряс его. Кроны громадных деревьев закачались, почти наполовину сгибаясь под его напором. Пронеслись клубы из листьев и целых сучьев, даже крупных веток. Ослепительно блеснуло, и почти в тот же момент раздался оглушительный треск грома. За ним, почти сразу, ударил второй гром. И третий.

Спустя мгновение хлынул дождь, сопровождаемый нарастающим шумом. За стеной воды уже нельзя было разглядеть ничего. «Пророк Лебеда» качался и плясал на волнах, то и дело сильно накреняясь. Ко всему еще и затрещал. Геральту казалось, что трещит каждая доска. Каждая из них будто бы жила своей собственной жизнью и двигалась совершенно независимо от других. Возникало опасение, что шлюп попросту рассыплется. Ведьмак внушал себе, что это невозможно, что судно рассчитано на плавание в водах еще более бурных, что они все же на реке, а не в океане. Он повторял это себе, выплевывая воду и судорожно держась за линь.

Трудно оценить, сколько времени это длилось. Однако, вскоре качка прекратилась, порывы ветра утихли, а бушующий поток ливня ослаб, превратился в дождь, потом в морось. Теперь они смогли увидеть, что маневр Пудлоракa удался. Капитан успел спрятать шлюп за высоким лесистым островом, где ветер доставал их меньше. Грозовая туча, похоже, удалялась, шторм отступил.

От воды подымался туман.

С насквозь промокшей шапки Пудлоракa текла вода, стекая по его лицу. Несмотря на это капитан шапки не снимал. Вероятно, он никогда ее не снимал.

— Что за наваждение! — он смахнул с носа каплю. — Куда нас загнало? Это какой-то рукав? Или старица? Вода почти стоячая…

— Однако нас несет, течение, — Фиш сплюнул в воду и посмотрел на плевок. На нем больше не было соломенной шляпы, должно быть, ее унес ветер.

— Течение слабое, но есть, — повторил он. — Мы в проливе между островами. Держи курс, Пудлорак. Должно же нас, в конце концов, вынести на фарватер.

— Фарватер, — капитан склонился над компасом, — видимо, в северном направлении. Значит нам нужно попасть в правый рукав. Не в левый, а в правый…

— Где ты видишь рукава? — спросил Фиш. — Есть один путь. Держи курс, говорю.

— Но ведь было два рукава, — настаивал Пудлорак. — Хотя, может быть, мне вода в глаза попала. Или этот туман. Ладно, пусть нас поток несет. Вот только…

— Что опять?

— Компас. Направление совсем не то… Нет, нет, порядок. Не разглядел. На стекло накапало с шапки. Плывем.

— Плывем.

Туман попеременно уплотнялся и редел, ветер полностью стих. Стало очень тепло.

— Вода, — отметил Пудлорак. — Не чувствуете? Как-то иначе воняет. Где мы?

Туман рассеялся, стали видны густо заросшие берега, усеянные сгнившими стволами деревьев. Место сосен, елей и тисов, растущих на островах, здесь занимали кустарниковые березы и высокие, конические у подножия, болотные кипарисы. Стволы кипариса оплетала вьющаяся лоза кампсисов, его яркие красные цветы были единственным, что оживляло гнило-зеленую болотную растительность. Вода была покрыта ряской и полна водорослей, так что «Пророк» раздвигал их носом и тащил за собой, словно шлейф. Вода была мутной и на самом деле источала неприятный, гнилостный запах, со дна поднимались большие пузыри. Пудлорак по-прежнему оставался на руле.

— Здесь могут быть отмели, — вдруг забеспокоился он. — Эй! Один с лотом на нос!

Они плыли, увлекаемые слабым течением, по-прежнему среди болотного ландшафта. И гнилостной вони. Матрос на носу монотонно покрикивал, сообщая глубину.

— Господин ведьмак, — Пудлорак наклонился над компасом постучал по стеклу. — Взгляните сюда.

— На что?

— Я думал, что у меня стекло запотело… Но если стрелка не сошла с ума, то мы плывем на восток. То есть, мы возвращаемся. Туда, откуда пришли.

— Но это невозможно. Нас несет течение. Река…

Он замолк.

Над водой свешивалось огромное, частично выкорчеванное дерево. На одной из голых ветвей стояла женщина в длинном облегающем платье. Она стояла неподвижно, глядя на них.

— Правь, — тихо сказал ведьмак. — Правь, капитан. К другому берегу. Подальше от этого дерева.

Женщина исчезла. А по ветке проскользнул большой лис, мелькнул и исчез в зарослях. Животное казалось черным, белым был только конец пушистого хвоста.

— Нашла нас, — Аддарио Бах тоже ее заметил. — Лисица нас нашла…

— Что за чертовщина…

— Молчите оба. Не сейте панику.

Они плыли. С сухих деревьев на берегах за ними наблюдали пеликаны.

ИНТЕРЛЮДИЯ

— Тама, за холмом, — показал плетью купец, — уж Ивало, девонька. Полстае, не больше, вмиг дойдешь. Я на раздорожье на восток до Марибора повертаю, прощаться, значит, придется. Бывай здорова, пусть тебя в пути боги ведут и охраняют.

— И вас пусть охраняют, добрый господин. — Нимуэ спрыгнула с фургона, забрала свой узелок и остальные вещи, после чего сделала неуклюжий книксен. — Спасибо большое, что взяли на телегу. Тогда, в лесу… Спасибо вам большое…

Нимуэ сглотнула слюну, вспомнив черный лес, вглубь которого ее привела дорога два дня назад. Вспомнив огромные, страшные деревья с перекрученными стволами, сплетенными навесом над пустой дорогой. Дорогой, на которой она вдруг оказалась как перст одна-одинешенька. Вспомнив охватившее ее в тот же момент ощущение угрозы. И желания повернуть назад и бежать. Возвращаться домой. Отбросив глупую мысль о самостоятельном путешествии в большой мир. Выбросив эту неуместную мысль из памяти.