Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов

— Все ездишь, старый, — произнес Георгий. — Коня бы пожалел! Надоел ты мне. Князю своему скажи, чтобы тебя не присылал больше. А то обрею и голого назад пущу.

Сотник опять стал наливаться краской, а в шатре со всех спало некое оцепенение: задвигались, одобрительно зашумели. Кто-то пьяно сказал, припечатав ладонью по столу:

— Пр-равильно. С ними так и надо.

Дождавшись, когда можно будет говорить не повышая голоса, Георгий Всеволодович закончил:

— А братьям нашим, Мстиславу и Владимиру, скажи: прийти-то вы пришли, а куда уходить будете? И брату Константину тоже скажи: пусть нас пересидит, тогда не только Владимир, а вся земля будет его. Ступай, старый, да больше не возвращайся!

Старик поклонился — теперь уже небрежно — и вышел вон. За ним вышли оба сопровождающих его дружинника из стражи Георгия. Сразу стало тихо — опять. Будто все испытывали неловкость. Великий князь обвел собравшихся прищуренным взглядом:

— Чего загрустили, бояре? Или вас старик этот напугал?

Вдоль стола пронесся ропот. На дальнем конце возникло движение — и поднялся Творимир, старый боярин, бывший еще думцем великого князя Всеволода Большое Гнездо. К нему следовало прислушаться: человек был почтенный и уважаемый. Если уж собрался говорить посреди общего возбужденного собрания, то, значит, скажет что-то свое.

— Громче говори! Чтобы всем слышно было! — крикнул Ярослав, с неприязнью глядя на боярина. Тот, однако, начинать не торопился, оглаживал бороду. Жевал губами. Потом как-то пропал из виду, и Георгий Всеволодович даже не сразу понял, что Творимир переломился в глубоком поклоне. Выпрямившись с завидной для своих лет легкостью, наконец начал:

— Князь Георгий! Князь Ярослав! Не гневайтесь, дозвольте сказать. Меньшие ваши братья — в вашей власти. В вашей воле. Но Константин же — старший брат вам! Как по моему разумению, то лучше бы вам взять мир, а князю Константину отдать Великое княжение.

За столом опять возник шум. Творимир был такой человек, что на него никто не осмеливался кричать: самый старший по возрасту и самый опытный. Тем не менее — на него замахали руками, зароптали. Но были и такие, что сидели молча, выражая невысказанное согласие со старым боярином.

Для Георгия Всеволодовича это было неожиданностью. Не думал он, что так много его подданных готово присягнуть Константину. И вместе с тем великий князь почему-то не испытывал к ним сейчас злости.

А Творимир, очевидно вдохновившись поддержкой, продолжал:

— Князь Георгий! Князь Ярослав! Вы не смотрите, что их меньше, чем нас. Князья Ростиславова племени мудры, рядны и храбры. И мужи их, новгородцы да смоляне, дерзки в бою. А про Мстислава Мстиславича — вы и сами знаете! Ему храбрость дана паче всех! Подумайте, князья!

Поклонившись еще раз, Творимир сел на свое место. Но тут, не дожидаясь приглашения, вскочил молодой Семьюн, суздальский боярин из приближенных Ярослава.

— Князь Георгий! Князь Ярослав! Не слушайте его! Никогда того не бывало — ни при отцах ваших, ни при дедах, ни прадедах — чтобы кто вошел ратью в вашу землю и целым вышел бы отсюда!

Крики одобрения его словам были куда громче, чем робкий шепот тех, кто согласен был с Творимиром. Семьюн, все больше распаляя себя, вскочил на лавку. Рванул на груди кафтан, будто его душило что-то.

— Да хоть бы вся русская земля пошла на нас! И Галицкая, и киевская, и черниговская, и новгородская, и рязанская, и смоленская! И тогда с нами ничего не поделают! А эти полки — князя Мстислава полки? Да мы их седлами закидаем!

— Верно! Верно! Закидаем! Ай, как сказал хорошо! — понеслось со всех сторон. Словно теперь только все и начали рваться в бой. Творимира уже было вовсе не разглядеть за общим воинственным ликованием.

Но слова его еще слышны были великому князю. И на них он должен был ответить сам. Поднял руку, призывая всех к тишине.

— Творимир!

Все скорее начали как бы расступаться, освобождая государеву взгляду путь к старому боярину. Тот уже снова поднимался, но теперь медленно и с трудом — то ли прикидывался, чтобы не вызывать на себя лишнего гнева, то ли и вправду истратил последние силы на дерзкую речь.

— Ты хорошо сказал, Творимир, — продолжил великий князь. — А вот нас послушай. Враги наши храбры, это верно. Но не ждал я от тебя, что ты их храбростью меня и воинов моих пугать станешь! Только потому тебя и прощаю, что годами ты стар и перед смертью не хочешь крови проливать. А про князя Константина я так скажу: нас с ним и отец примирить не смог! Князю ли Мстиславу быть нашим судьей? Пусть Константин одолеет — тогда все ему достанется! Вот мое слово — завтра же быть бою!

В ответ раздался такой дружный рев, что казалось, вздрогнули и затрепетали стены шатра. Перекрывая шум, великий князь напряг горло, насколько было возможно:

— Наружу! Все наружу! Войско собирайте — буду с людьми говорить!

Он первым вышел из шатра под хмурое, сыпавшее даже не снегом, а какой-то моросью небо. Сразу увидел, что в стане тоже возникло оживление — люди услышали шум, доносящийся со стороны княжеского шатра, и собирались, подходили поближе, чтобы узнать, в чем там дело. Георгий Всеволодович, чувствуя за спиной топот множества ног — то сотрапезники присоединились к своему государю, — направлялся к войску, высматривая, откуда бы ему произнести речь. Долго не выбирал, чтобы не остыть на холодке, — взобрался на чьи-то сани. Приближенные уже разбежались по всему стану — созывать людей. Немного подождав, чтобы побольше собралось народу, Георгий Всеволодович стал говорить. Ярослав тоже влез на сани и стоял рядом, слегка покачиваясь.

— Братья! Суздальцы и владимирцы! Муромцы! Завтра будет у нас битва великая! Будьте к тому готовы и не бойтесь! Вам в руки товар сам пришел, и ходить за ним далеко не надо! Все вам, братья, достанется — и кони, и брони, и оружие, и припас! Только в полон чтоб никого не брали! Кто человека возьмет живьем — сам убит будет! Хоть у кого и золотом будет шито оплечье, и того бей до смерти — двойная от нас награда будет за это! Не оставим живыми никого! А кто из полку убежит да поймаем его потом — того прикажем вешать! Распинать прикажем того! А если кто из князей вам в руки попадет — ну, о них особо потолкуем. Все ли меня слышали?

— Все! Все слышали! — прокатилось по огромной толпе, которая все продолжала увеличиваться.

— Согласны — все ли?

— Даем согласие! Согласны! Веди нас, княже! — понеслось в ответ. Ратники вынимали мечи из ножен, потрясали ими в воздухе. Многие — очень многие — были пьяны, великий князь, хоть и сам был нетрезв и возбужден собственной решительной речью, все же отметил это. Ладно, не важно! Главное — чтобы к завтрашнему дню все были готовы. О том дать распоряжение сотникам.

И послать! Немедленно послать к Мстиславу Мстиславичу. Георгий слез с саней и пошел к шатру — оттуда удобнее было давать дальнейшие распоряжения.

Еще до темноты было далеко, а уже с братом Ярославом, его и своими начальными людьми урядились насчет завтрашнего. Место для битвы было выбрано большинством голосов — широкое поле возле реки Липицы. Пир, начавшийся так шумно, как-то сам собой закончился. Посольство из трех человек убыло в стан Мстислава Мстиславича — к Юрьеву, где он находился. Примет ли Удалой приглашение идти к Липице — должно было стать известно уже к ночи.

Большинство из тех, кто пировал с князьями, разошлись по своим полкам — приводить людей в чувство. Слуги быстро убирались в шатре, выносили лишние столы, опускали и закрепляли полсть. Вскоре шатер принял прежние очертания и привычный вид. С великим князем остались лишь братья да Борис Юрятич — бодрствовать и дожидаться ответа от князя Мстислава Удалого.

Чтобы скоротать время и отогнать дрему, Георгий Всеволодович потребовал принести несколько листов пергамента и чернил — писать грамоты, определяющие, каким образом будет разделена русская земля после окончательной победы над врагом. После нынешней речи великого князя кроме победы ничего и не оставалось. Принялись делить: кому — что, поначалу вроде бы и в шутку, для всех, кроме Святослава, конечно. Тот пользовался случаем и норовил кроме обещанного Киева оттяпать и Смоленск, и Чернигов, и Переяславль южный. Ярослав не выдержал — стал спорить с младшим братом. Вслед им дележкой увлекся и великий князь, и братья даже немного повздорили из-за будущих уделов.

Но спор этот был не злой, приятный даже. Чего злиться и жадничать понапрасну — вон ее сколько, русской земли! И вся наша! В конце концов Смоленск оставили за Святославом, Киев — за ним же, Чернигов пока решили не трогать, чтобы не обижать и без того ослабленных князей Ольгова племени. Галич и Новгород достались Ярославу. К владениям же великого князя прибавлялись и Ростов, и Рязань, и все земли от Рязани к югу и от Ростова к северу. О том и были написаны грамоты по всем правилам. И каждая скреплена была великого князя печатью на красном воске.