Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт - Моррис Десмонд

Первые признаки урбанизации (первые города) не были «внезапной сыпью» на коже доисторического общества, а появились в виде нескольких отдельных крошечных пятнышек. Они возникли на юго-западе Азии как явные исключения из основного правила. По современным меркам они были очень маленькими и росли медленно, даже очень медленно. В каждом была строгая местная организация, а также тесная связь и взаимодействие с близлежащими сельскохозяйственными угодьями.

Поначалу между городами не наблюдалось особой торговли или натурального обмена. Этот серьезный шаг еще предстояло сделать, и для него требовалось время. Сделать такой шаг мешал и психологический барьер – боязнь потерять местную самобытность, но это было не столько синдромом «племени, потерявшего свою индивидуальность», сколько нежеланием индивидуума терять связь со своим племенем. Человек развивался как стадное животное, а стадо живет по собственным законам, основанным на межличностных отношениях. Отказ от фундаментальных социальных принципов, типичных для условий проживания древнего человека, воспринимался как некое чужеродное зерно, противоречащее самой идее племенных отношений, а между тем это зерно, умело выращенное и доведенное до потребителя, было основным двигателем прогресса. После зарождения сельского хозяйства, когда городская элита, избавившаяся от необходимости принимать участие в производственном процессе, получила возможность сконцентрировать свою умственную активность на других проблемах, появление организованной (в соответствии со строгой иерархией) сети взаимодействующих друг с другом городов стало неизбежным.

Самый древний из известных городов – Иерихон – возник восемь тысяч лет назад, но первая по-настоящему городская цивилизация Шумер зародилась к западу от него, посреди Сирийской пустыни. Здесь пять или шесть тысяч лет назад была основана первая империя, и именно тогда заканчивается доисторическая эпоха. Развиваются контакты между городами, старейшины превращаются в правителей, появляются постоянные профессии, совершенствуются способы обработки металла и транспорт, приручаются вьючные животные (в отличие от употребляемых в пищу), появляется монументальная архитектура.

По нашим меркам города шумерской цивилизации были маленькими, с населением от семи до двадцати тысяч человек, и все же неприхотливый горожанин уже многого достиг. Теперь он именуется гражданином, членом суперплемени, но главное отличие состоит в том, что гражданин суперплемени не знает лично всех членов общества, в котором он живет. Именно это обстоятельство – переход от тесного, сплоченного племени к безликому обществу – и стало причиной всех страданий человеческого рода на протяжении последующих тысячелетий. Человек оказался биологически не приспособлен к восприятию такого количества незнакомых ему соплеменников. Жить среди незнакомых людей еще предстояло научиться, и это было нелегко. В дальнейшем мы убедимся, что сопротивление этому (как открытое, так и неосознанное) продолжается и по сей день.

Результатом искусственного вознесения уровня социальной жизни человека до высшей ступени стала необходимость более совершенной системы управления для удержания под контролем стремительно разбухающего общества. За огромные материальные преимущества высшего племенного строя нужно платить соответственно. В древних цивилизациях, зародившихся на территории Средиземноморья – в Египте, Греции, Риме, – системы исполнительной и законодательной власти достигли высокого уровня совершенства и сложности, наряду с постепенным расцветом искусства и прикладных наук.

Процесс этот шел медленно. То, что осталось от древних цивилизаций, поражает своим великолепием, и создается впечатление плотной заселенности средиземноморского региона, но это вовсе не так. Рост населения суперплемен был постепенным. В 600-х годах до нашей эры самый крупный город – Вавилон – насчитывал не более 80 тысяч жителей. В знаменитых Афинах проживало всего 20 тысяч, и только четвертая часть принадлежала к городской элите. Общая численность населения Афин, города-государства, включая иностранных торговцев, рабов и жителей пригородов, составляла 70–100 тысяч человек. Заглянув в наши дни, можно обнаружить, что это даже немного меньше, чем в современных университетских городках, таких как Оксфорд или Кембридж. А проводить сравнение с крупнейшими современными мегаполисами и вовсе некорректно: сейчас в мире более сотни городов-миллионеров.

Продолжая расти с той же скоростью, древние города-государства не могли долго рассчитывать на собственное производство. Им пришлось пополнять свои запасы одним из двух способов: либо торговать, либо воевать. Римляне делали и то и другое, но с акцентом на политику завоевания, проявляя такие недюжинные организаторские способности и умение вести боевые действия, что Древний Рим с его полумиллионным населением до сих пор считается самым великим городским конгломератом всех времен и народов, ставшим образцом для подражания на много веков вперед. Мудрость и работа мысли его жителей и по сей день остаются примером не только для организаторов, изобретателей и талантливых творческих личностей, но и для бесконечно ленивой, падкой на развлечения городской элиты, численность которой достигла взрывоопасного уровня. Нетрудно разглядеть в искушенном жителе Римской империи прототип представителя современного суперплемени.

Продолжая повествование об истории развития городов, мы, затронув Древний Рим, подошли ко времени, когда человеческое общество стало настолько многочисленным, а плотность населения настолько высокой, что это уже было близко к современному уровню. В течение последующих веков ситуация становилась все более сложной: народу прибавлялось все больше, элита делалась все элитарнее, наука развивалась все интенсивнее. Стрессы и разочарования для городского жителя становились все более ощутимыми, а междоусобицы в высшем племенном обществе – все кровопролитнее. Когда народу слишком много, появляются лишние люди, которых можно принести в жертву. Отношения в перенаселенном обществе становятся все более безличностными, а принципы гуманности и человеколюбия низвергаются до ужасающего уровня. Да это и неудивительно: ведь, как я уже говорил, безличностные отношения способствуют биологическому превращению человека в животное. Удивительно то, что суперплемена, увеличиваясь в размерах, не только выжили, но и процветают. Этим фактом можно только восхищаться. Он является убедительным доказательством изумительной приспособляемости, целеустремленности и изобретательности человеческого рода. Как, скажите на милость, нам это удалось? Все, что нам как представителям животного мира нужно было для существования, – это набор биологических качеств, прошедших эволюционное развитие за время нашей долгой охотничьей истории. Ответ на наш вопрос следует искать в природе этих качеств, а также в наших способностях использовать их и манипулировать ими, причем не пытаясь применять их во вред, как мы (в силу нашего легкомыслия) привыкли делать. Давайте изучим их более подробно.

Имея в виду наше обезьянье прошлое, рассмотрим особенности общественной организации некоторых видов обезьян, – это может послужить отправной точкой в наших заключениях. Присутствие сильных, главенствующих особей, руководящих всей стаей, – широко распространенное явление среди высших приматов. Более слабым членам группы приходится смириться с ролью подчиненных. Они не пытаются выделиться и лишь выполняют свои обязанности – в этом сила и безопасность стаи. Когда отряд становится слишком большим, естественно, образуются группы особей, которые откалываются от основной стаи и покидают ее, но в любом случае гуляющие сами по себе отдельные обезьяны считаются исключением из правила. Стая передвигается как единое целое, и никто из ее членов никогда не отрывается от коллектива. Такая верность обусловливается не только жестокой диктатурой группы лидеров – главенствующих самцов. Какими бы тиранами они ни были, они играют роль охранников и защитников. В случае возникновения угрозы отряду (например, при нападении голодного хищника) именно они защищают стаю наиболее активно. Перед лицом внешней опасности лидерам приходится объединяться, позабыв о внутренних склоках, однако в обычных условиях взаимопомощь внутри стаи минимальна.