Творений. Книга I. Статьи и заметки - Андроник (Никольский)

Из Окаяма священник Игнатий Мукояма в послепраздничном письме, между прочим, совершенно случайно и спокойно рассказывает. В Цуяма есть хороший благочестивый христианин Фукасе Иоанн и жена его Ирина, весьма потрудившиеся при покупке для церкви хорошего места в Киото. Он на Страстной неделе заболел, так сильно, что и доктора ничего не помогали (человек он очень достаточный — торговец); предполагая, что ему, очевидно, в церкви на Пасху не быть, он пожелал хоть исповедаться и причаститься теперь; но священник, занятый делом, совершенно не мог к нему приехать; Ирина все-таки пошла в церковь в Окаяма на Пасху, но после службы поторопилась скорее ухаживать за больным мужем, да и сама слегла, так что оба лежали даже без всякой пищи и помощи. Тут они непременно пожелали причаститься, но отец Игнатий был в приходе, почему телеграмма его уж там нашла, и он числа 19–20 приехал к больным, исповедал и причастил их; и вот тут случилось совершенное чудо: оба они встали после причастия сразу, как совершенно здоровые, а 21 апреля Иоанн уже занимался своими делами. Теперь они оба ходят и хвалят Бога за Его к ним милость. И важно особенно то, что наши христиане не смотрят особенно изумленно на все подобные случаи, а их, по рассказам владыки, весьма много; они просто верят, сказано: просите и дастся вам, — значит, и нужно так несомненно верить и дано будет; а если не дано, значит, не просил или не так, как нужно просил. Это показывает, что веры много, и самой простой и живой, детской. Дай Бог, чтобы это еще более окрепло и обнаруживалось на славу имени Божия.

В русских газетах и журналах, а потом даже и в католическом журнале, рассказывается о только что бывшем под 8/20 марта нынешнего года чуде в городе Курске. Там есть чудотворная икона Знамения Божией Матери; какие-то злоумышленники или, лучше сказать, святотатцы подбросили тайную мину в храм, в котором была икона; все было действительно взорвано в храме, но икона Богородицы найдена совершенно нетронутою, как будто только она и стояла на другом совсем месте, далеко от беды; очевидно, желания обокрасть не было, а было совсем иное желание — именно надругаться над всеми чествуемой святыней. Преосвященный Ювеналий немедленно служил молебен, народу на который собралась масса; во время молебна, особенно когда владыка осенял народ иконой, все почти проливали слезы и громко со слезами взывали: «Пресвятая Богородица, спаси нас». По всей России, по получении известия об этом новом знамении силы Божией, служили усердные моления. Как Бог-то милостив: не наказал злодея тут же при его злоумышлении, а явил Свою силу иным образом, чтобы хоть этим обратить грешника от заблуждения пути его; зато если сей и таким знамением не будет умягчен, то уж совершенно безответен будет на суде, ибо употреблены были для него все меры, показано полное милосердие и забота, но он и этому не внял.

Апреля 27/9 мая я с владыкой отправился до Осака, чтобы там поселиться по крайней мере на лето для окончательного изучения разговорного языка. Токийское духовенство меня провожало весьма сочувственно и как бы радуясь, что и я, Бог даст, выступлю на дело проповеди там. А мой учитель диакон Кугимия даже на вокзал приходил, хотя погода была весьма худая — лил дождь. В вагоне ехали вместе с корейским эмигрантом Букоико; он царской корейской крови и был видным министром в своем Отечестве. Но, недовольный тамошним настоящим правительством, он пристал к партии возмущающихся и с ними перерезал многих тогдашних министров, так что вся комната наполнилась кровью. Это было 14 лет тому назад. Так как перерезанные были родственниками королевы, то ему пришлось бежать из Отечества. А королева и держала все правление в руках, тогда как король весьма слаб и сквозь пальцы смотрит на все. Одна только беда за ней: она к высшим местам проводила своих родственников корейцев, а они почти постоянно всем этим злоупотребляли и возмущали народ. Он бежал сюда в Японию, и японцы его содержат до сих пор на свой счет. Но из Кореи подосланы были люди убить его здесь, только не нашли его, а он опять должен был бежать, и бежал в Америку. А так как он очень видной фамилии, то родственники его постепенно опять устроили дело так, что его опять пригласили возвратиться, и он опять сделался министром. Но тут опять не поладил с королевой и бежал в Японию. В это время убили королеву японцы; но он не замешан в это дело нисколько и говорит, что не сочувствует японцам и никакой революции в государстве не желает, только стоит за благо Отечества. В Японии корейцев беглецов весьма много, и они все не любят японцев, по его словам. Хочется ему побывать в России, только боится японцев, чтобы они не заподозрили его сочувствующим больше России, чем Японии. Спрашивает, и прежде спрашивал (он давно уже знаком с владыкой), — почему нет наших миссионеров в Корее; владыка сказал, что теперь, кажется, скоро будут. Жалуется, что нечего делать; владыка посоветовал ему описать свою судьбу подробно, что весьма будет полезно для его Отечества.

В Осака приехали около 8 часов утра; встретили отец Сергий Судзуки и катехизатор. Попивши наскоро чаю, мы весь день потом до 3-х часов подробно осматривали церковный дом и решили, что теперь пока еще не стоит строить совсем новый дом и церковь, так как и этот хорош, а христиан-то не много; нужно только непременно ремонтировать хорошенько все, и тогда достаточно будет лет на 5 еще. Позвали плотников, кровельщика и штукатура и сдали им все основательно ремонтировать в общем приблизительно на 600 почти иен, с тем чтобы они завтра же начали и до нюубая, или весеннего месячного ненастья, кончили. Владыка хотел тотчас же и уехать, но мы его удержали до утра. Вечером мы толковали о том, чтобы завести здесь катехизаторскую школу: теперь японцы всюду просят у нас катехизаторов (это язычники), а у нас их нет; вот и хорошо бы здесь собрать южан — людей бодрых, горячих. Как раз подошел тут один здешний молодой, но весьма ревностный христианин Андрей; он бедный, но содержит мать старуху; в церковь ходит постоянно и непременно встает на клирос. Очень хороший христианин. Я и в первую сюда поездку обратил на него внимание и хотел его помаленьку приучить к церковному делу; я так и отрекомендовал его владыке, что постоянно-де поет на клиросе за службой. Владыка завел с ним разговор и, узнавши, что человек он очень хороший, начал побуждать его взяться за проповедь слова Божия, для чего предварительно нужно поучиться в катехизаторской школе. Он высказывал свои колебания, что старая мать на руках и ее нельзя оставить. Владыка говорил, что она немного подождет, а потом пойдет жалованье и дело Бог благословит. А дело-то какое? Ведь ничто с ним не может сравниться по высоте. Советовал ему все обдумать серьезно, если сердце любит это дело, посоветоваться с матерью, а главное — помолиться Богу усердно. После его ухода владыка еще больше и воодушевленнее толковал о необходимости открыть здесь школу, и мы решили: если будет хоть 5 человек, то откроем после лета и здесь школу, а если меньше того, то учеников отправим в Токио. А отец Сергий Судзуки отправит письмо всем священникам юга Японии, чтобы указали хороших кандидатов в школу. Дай Бог, чтобы это дело действительно удалось завести и вести его прекрасно, чтобы из школы выходили настоящие ревностные проповедники христианства, отвечающие теперешнему горячему желанию японцев — слушать проповедь о Христе.

Когда все уже ушли, мы с владыкой еще долго разговаривали по поводу этого. Он советовал мне постепенно знакомиться со здешними англиканскими миссионерами; говорил, что они вообще люди очень хорошие и общительные; советовал мало-помалу знакомиться и с бонзами, так как из их среды можно приобретать очень хорошие силы в христианство и для проповеди. Говорил, что катехизаторы наши все по-своему трудятся и желают трудиться, но нет среди них таких, чтобы сами все начинали: они большей частью идут по течению и пользуются благоприятными для проповеди обстоятельствами. А вполне самостоятельных людей среди них действительно мало. На днях один катехизатор, прежде в катехизаторской школе весьма плохо учившийся, прислал владыке письмо, в котором говорит, что так как на маленьком жалованье в 8–12 иен катехизаторам очень трудно, то для пользы дела хорошо бы сократить их количество и увеличить жалованье, а потом — весьма полезно было бы, чтобы лекции преподавателей нашей семинарии литографировать и рассылать катехизаторам, так как большинство из них учились, когда еще не было преподавателей — академиков, а остальные после школы редко имеют что-либо под руками для продолжения и возобновления полученных познаний. Относительно первого все они давно кричат одно и то же и даже на соборах много раз предлагали такую меру; но это, конечно, не практично, так как и вообще катехизаторов мало: всюду их требуют и язычники, а послать совсем некого. Второе — очень разумное дело по мысли, но на деле едва ли много полезно, так как едва ли наши преподаватели читают своим слушателям что-либо особенно выдающееся и основательное, а, вероятно за немногими исключениями, делают краткую и не совсем исправную компиляцию из полученных ими обрывков русской науки. Владыка написал катехизатору — представить все это на собор своим проектом, а дело покажет. Относительно денег всегда был один ответ: больше выдаваемого денег нет, нужно теперь, чтобы сама Японская Церковь уделяла от себя на содержание своих учителей. Владыка советовал мне поскорее съездить в Кобе и побывать у тамошних христиан. Я взял из Токио ящик с сосудами и антиминсом, чтобы можно было или мне, или отцу Сергию Судзуки уезжать в провинцию послужить литургию. Владыка просил чаще писать или ему самому, или отцу А. С-ию. А в случае большой скуки советовал приезжать в Токио на некоторое время, чтобы в общении разгонять эту скуку.