Мифы и загадки нашей истории - Владимир Малышев

К началу войны, говорится в отчете, кладбища Ленинграда обслуживали 10 могильщиков, 64 уборщика и 77 сторожей. Работа по захоронению протекала нормально без каких-либо затруднений. В первые дни Отечественной войны при управлении трестом «Похоронное дело» из рабочих предприятий последнего был сформирован отряд в количестве 21 человека с приданными им 4 автобусами. Личный состав отряда был обеспечен резиновыми сапогами, передниками, перчатками и переведен на казарменное положение, а дежурная часть – на круглосуточное дежурство при управлении трестом».

Начало трагедии

Город еще не был осажден и никто не догадывался о масштабах предстоящей трагедии. Руководители Ленинграда, как и все тогда в СССР, считали, что это будет война «малой кровью, на чужой территории» и очень скоро враг будет разгромлен. Однако в действительности все произошло иначе. Тем не менее, первые дни войны, когда уже начались бомбардировки и артобстрелы, людей хоронили более или менее цивилизованным образом. «В первый период бомбардировок и артиллерийских обстрелов 80–85 % трупов, доставляемых в морги из очагов поражения, опознавались родственниками, и хоронилось в обычном индивидуальном порядке на кладбищах города. Неопознанные трупы по истечении 48 часов фотографировались представителями соответствующего отделения милиции, прикомандированного к моргам, оформлялись составления актов опознания, на основании актов представителя милиции и врачей оформлялись свидетельства о смерти в ЗАКСах, после чего такие трупы помещались в траншеи. Над каждым захороненным устанавливалась деревянная, окрашенная в красный цвет колонка, на которой писалось имя захороненного, а при невозможности установить личность, писалось – «Неизвестный». Ценности, обнаруженные при трупах, изымались представителем милиции и последним, по актам, сдавались представителям соответствующего райфо».

Но, даже описывая это еще сравнительно «организованное» погребение погибших, в отчете уже содержатся тяжелые подробности. «Морги, куда трупы людей доставлялись со всех очагов поражений, представляли собой жуткое зрелище. Здесь можно было увидеть изуродованные, обезображенные трупы людей, части трупов, т. е. оторванные головы, руки, ноги, размозженные черепа, трупы грудных детей, трупы женщин с крепко обнятыми в агонии смерти трупиками детей… В моргах с утра до наступления темноты бродили люди с унылыми, озлобленными лицами и искали: родители – погибших детей, дети – погибших родителей, братья – сестер, сестры – братьев и просто знакомых».

«Спрос населения на этот вид изделий…»

«До декабря 1941 года, – меланхолически повествует отчет, – «Похоронное дело» удовлетворительно справлялось с захоронениями. Правда, встречались затруднения в удовлетворении спроса населения на гробы, т. к. столярно-веночная мастерская треста не в состоянии была удовлетворить быстро растущие запросы населения на этот вид изделий». В ответ исполнительный комитет Ленгорсовета депутатов трудящихся своим решением обязал к 20 октября 1941 года обеспечить ежедневный выпуск 200–250 гробов». Однако уже в ноябре положение в городе стало становиться катастрофическим. Нормы выдачи хлеба по рабочей продовольственной карточке снизили до 250 граммов и по служащей до 120 граммов на человека в сутки. На город надвинулся страшный призрак голода, что тут же сказалось на стремительном росте смертности.

Страшный призрак

«Уже в начале декабря, – говорится в отчете, – в городе все чаще можно было встретить людей истощенных, с опухшими лицами, отекшими ногами и замедленной неверной походкой, опирающихся при ходьбе на палочки. Наблюдались нередко случаи, когда люди разных возрастов, нередко молодые мужчины, без всякой видимой причины падали на мостовых и панелях… Смертность среди населения на почве истощения от голода, суровых холодов, отсутствия дров в декабре 1941 г. резко возросла и, по неполным данным треста «Похоронное дело», достигла 42050 человек, что по отношению к смертности ноября 1941 г. Составило рост на 247 %. Аппарат треста с его персоналом кладбищ и контор оказался совершенно неподготовленным по захоронению в таких небывалых масштабах…».

«А смертность в городе все возрастала и возрастала, – говорится далее в отчете. – В густой дымке трескучих морозов закутанные человеческие фигуры медленно и молча с сумочками-авоськами двигались по улицам осажденного, непокоренного города, волоча за собой саночки, фанерные листы с уложенными на них в самодельных гробах, ящиках или зашитыми в одеяла или простыни одним или несколькими покойниками…».

«С половины декабря 1941 года кладбища, особенно Серафимовское, Большеохтинекое и Волковское представляли такую картину: перед воротам прямо на улице, на самих кладбищах у контор, церквей, на дорожках, в канавах, на могилах и между ними десятками, а иногда и сотнями лежали оставленные покойники… Скоро трупы хоронить было некуда и они складывались штабелями…».

«Вскоре покойников стали в массовом порядке подбрасывать к больницам, поликлиникам, выбрасывать на лестницы, во двор и даже на улицы города». «В январе, – свидетельствует документ, – в городе были установлены случаи людоедства, они постепенно распространялись. Кладбища охранялись плохо из-за отсутствия нужного количества людей и занятости их на других работах. С кладбищ начали похищаться части разрубаемых тут же трупов, особе пристрастие проявлялось к детским трупам, разрубались и похищались трупы, брошенные в городе…».

Чрезвычайные меры

Исполкомом были предприняты чрезвычайные меры, трупы вывозились грузовиками, только на Пискаревское кладбище привозили по 6–7 тыс. трупов в сутки. Не хватало траншей. Экскаваторы работали круглые сутки при морозах, достигавших 30 градусов ниже нуля. «Отличились на работе братья тт. Галанкины Николай Михайлович и Алексей Михайлович, которые по несколько суток не уходили с работы и обеспечивали выполнение норм на 200 %…». Мерзлую землю взрывали динамитом, чтобы вырыть траншеи. «Специальные команды МПВО и 4-го полка НКВД производили подрывные работы, от которых на таких кладбищах, как Пискаревское и Серафимовское, круглые сутки гремела канонада взрывов. Но не несмотря на такие масштабы работы, траншей для захоронений все же не хватало… На Пискаревском кладбище количество незахороненных трупов, сложенных в штабеля длинною в 180–200 метров и высотою до двух метров, в отдельные дни февраля достигало 20–25 тысяч. Под захоронения использовались бомбовые воронки и противотанковые рвы». В феврале 1942 года исполком Ленгорсовета разрешил исполкому Колпинского райсовета производить сжигание трупов в термических печах. «16 марта 1942 года крематорий принял и успешно кремировал первые 15 трупов, а 29 марта довел пропускную способность уже до 880 трупов… До 2-го января 1943 года было кремировано 109 925 человек».

Сколько же всего погибло в Ленинграде за страшные 900 дней блокады? Около миллиона? Больше? С точностью мы этого, наверное, никогда не узнаем…

Почему город не сгорел

Историки до сих пор спорят, почему Сталинград при отсутствии там у немцев тяжелой артиллерии был полностью превращен в щебень, а Ленинград после 900 дней блокады – непрерывных бомбежек и артобстрелов, в том числе с использованием гигантских орудий, хотя и сильно пострадал, но все-таки уцелел. Хотя, как известно, Гитлер вообще хотел стереть его с лица земли.

Никто не ожидал, что уже через два с половиной месяца после начала войны гитлеровцы окажутся у стен Ленинграда и вскоре вокруг него замкнется смертельное кольцо блокады. Ветераны вспоминают, что в конце лета дорога на город была практически открыта и немцы вполне могли бы в него ворваться. Об этом, в частности, пишет в своих воспоминаниях писатель Даниил Гранин, воевавший под Ленинградом солдатом-ополченцем. «Ленинград был открыт настежь», – вспоминает он о тех трагических днях. Согласно официальной версии событий, «Ленинград спас Жуков», отправленный Сталиным сменить неумело руководившего обороной города и «окончательно растерявшегося Ворошилова».

«Сравнять с землей…»

Гитлер, как известно, мечтал стереть Москву и Ленинград с лица земли. 8 июля 1941 года начальник генштаба сухопутных войск вермахта Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Решение фюрера остается твердым: Москву и Ленинград сравнять с землей…». Но, с другой стороны, известно и иное: между Гитлером и генералами были разногласия. Уже после начала войны шли бурные споры, куда следует направить удар: на Север, на Ленинград, на Москву, или же на юг. Споры пресек фюрер, издав б сентября 1941 года директиву № 35 о подготовке наступления на Москву. В ее рамках все «лишние силы» с других фронтов должны были быть переброшены на московское направление. С Ленинградского фронта, в частности, снимались 32 тыс. солдат, 260 танков и 100 самолетов. После этого стало ясно, что с оставшимися силами взять Ленинград штурмом немцы уже не могут.