ЛОРЕНЦО ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ - Иван Клулас

«Описание зимы» (такое название носят некоторые списки) занимает двадцать две первых октавы, а легенда о нимфе — остальные двадцать шесть. Описание непогоды в Тоскане звучит подобно кантикам Данте:

Благое время, превратив цветыВ плоды и урожай собрав, сокрылось.Не держатся на дереве листы...На белой круче в зелени сосна,И гнет снегов ее сгибает сучья.Скрывает птицу стройный кипарис...

Затем описываются стаи перелетных птиц, кошмары и удовольствия долгих зимних ночей, погоня алчного орла за журавлем, несчастья рыбьего племени:

Хрустальным льдом покрыт ручей болтливый —Застыла рыба в ясном хрустале.Подобно мушке, в янтаре застывшей...

И вот первая метаморфоза: гора превращается в гиганта; голова его теряется в тучах, леса и утесы кажутся заледеневшей шерстью и бородой. Его глаза и нос — источники, за­стывшие на морозе. Но налетает южный ветер, и, растапливая снег и лед:

Ручьи к любезным водам потекли.Уйдя из глубины пещеры древней...Уже их лоно гордо поднялось.Уж много дней копившаяся ярость.Излившись, приступом берет брега...

Воды стремительно бегут по склонам и соединяются со своим общим источником.

Как, возрастя, ему пришлось стеснитьсяВ долине узкой, в мрачной крутизне —Взревели воды тяжко, зло, тревожно,И пожелтели, смешаны с песком.

Бурный поток встречает в узком ущелье препятствие в виде скал. Он ревет как сольфатары в соленых озерах Вольтерры. Крестьяне в ужасе покидают дома. Молодая крестьянка уносит младенца в колыбели, а ее бедное жилище становится добычей воды. Быки и свиньи спасаются вплавь. Овцы тонут. Как ни страшно зрелище разорения, несчастный, сидя на крыше родного дома, рад уже тому, что спас жизнь. Веселятся лишь рыбы, освобожденные из темницы. Они резвятся на затопленных лугах, куда прежде никак не могли попасть. И вот на фоне этих бедствий разворачивается действие легенды.

Тогда Омброн, любовник горделивый,В объятья, словно остров, заключилАмбру, любезную ему и Лауро...

Лауро — не кто иной, как Лоренцо, выведенный в образе горного пастуха, который видит и описывает, как обуреваемый страстью Омброне преследует нимфу:

Едва коснулось девственное телоВоды холодной, темной — он вскипел...

Спрятавшись в кустах, Омброне подкрадывается к нимфе. Вот-вот он схватит ее — но нимфа ускользает, как рыбка из сети. Омброне в отчаянии:

О нимфа, я река, но я пылаю...

Амбра непреклонна. Она убегает через колючие кусты, по острым камням, раня босые ноги. Похоть Омброне доходит до исступления, он в ледяном поту. Нимфа прибегает к тому месту, где Омброне мешает свои воды с Арно. Поток зовет реку на помощь; она также вздувается, образуя озеро, чтобы остановить нимфу. Та, попав в западню, взывает к Диане, которая спасает Амбру, превратив в скалу. Омброне вечно плачет, омывая своими водами ее окаменевшие прелести.

Лоренцо так завершает поэму:

...И так я научился,Любя, стяжать возлюбленной любовь.Чем больше любишь, тем она суровей.О хладный ветер, ледяной Борей!Оледени меня, стесни мне волны.Чтоб окружили деву, камнем став.Чтобы вовеки Солнце златовласоНе сотворило камень тот водой.

В уединении Поджо а Кайяно, потрепанный жизнью сорокалетний Лоренцо вновь обретал вкус к жизни. В общении с природой он сбрасывал груз горестей и забот, превративших его, подобно отцу и деду, в тяжелобольного, измученного подагрой мужчину. Чем дальше, тем чаще он находил убежище в поэтических мечтаниях.

Любовь по-прежнему вдохновляла его. Конечно, Лоренцо уже не так влекли юные красавицы. По-видимому, в любви он все больше играл вторые роли, став поверенным в сердечных делах для своих близких — например для Полициано. Но, по счастью, муза не покинула Лоренцо, и появились «Сельвы любви» — произведение, тесно связанное с «Амброй», полное реминисценций из древних поэтов, Данте, Петрарки, Фичино, Платона. Первое из этих стихотворений в тридцати двух строфах воспевает добровольное рабство у любимого, через которое обретается свобода:

Высокая краса влечет сердца —Ее в чертах любимой обретаю.Желаю пламенно ее одну...Я слышу, как в груди прекрасной дамыЛюбовью бьется сердце мое — хочетПеть и хвалить блаженный этот мигПрекрасными ее устами...

Вторая «Сельва» намного больше (сорок две строфы) и включает несколько эпизодов: картину ревности, воспоминание о любимой, описание надежды, переполняющей влюбленного, наконец, воспоминание о золотом веке, который некогда царил на земле и был погублен Юпитером. В наказание за похищение божественного огня, который Прометей подарил людям, царь богов посылает им Пандору, прекрасную женщину, выкованную Вулканом, с сосудом, где заключены все беды. Пандора вышла замуж за Эпиметея, брата Прометея, а тот открыл сосуд, из которого разлетелись несчастья и захватили весь мир. О блаженном золотом веке остались только воспоминания и надежда, что когда-нибудь он вернется и не будет больше ни страстей, ни страхов, ни тягот. В воображении поэт видит там и свою красавицу:

Во времена, что вовсе не созреют,И наша с ней любовь пребудет вечноНе престает в нас пламя, красотаВ ней не престанет, и услады вечны.

Но сейчас влюбленные разлучены. Первое благодеяние бога Амура — соединить их вновь. Поэтому стихотворение завершается молитвой Амуру, и восхищенному духу Лоренцо возлюбленная является в новом сиянии, отражающем красоту божества:

И мое солнце над горами встало.Своим движеньем тени отгоняя.Я пью тепло, склоняюсь перед светом —То жар, и свет, и красота Любви.

Две эклоги со множеством реминисценций из Овидия, Теокрита и Вергилия, вероятно, написаны тогда же — около 1486 года. Они показывают, как мастерски Лоренцо исполь­зует языческие образы, символы и предания. «Аполлон и Пан» развивает тему борьбы небесной поэзии с природной, эклога «Коринто» написана о любви пастуха Коринто к морской богине Галатее. Подражая Античности, Лоренцо находит и оригинальные, подчас не лишенные комизма выражения. Таков эпизод, когда пастух, покинутый возлюбленной, смотрит на свое отражение в ручье, пытаясь понять, красив он или дурен:

Кожа моя не бела — это солнце виною. Так что же?Я настоящий пастух, телом здоров и силен —Что ж за мужик такой, если нет на нем и загара?Пусть мохнаты мои руки, плечи и грудь —Это навряд ли тебе не по нраву, красавица, было,Коли вместе с красой ум у тебя есть и вкус.

Дальше молодой здоровяк рассказывает о своих подвигах: он одним ударом опрокинул быка, убил медведя, получил приз за стрельбу из лука. У него и добра немало: стада коров и овец. Есть у него и хорошее молоко, и ягоды, и мед, из которых он делает самую лучшую амброзию. Есть у него и розы в саду. Пастух знает, что жить его розам недолго, и говорит в заключение:

Розы, нимфа, сорви — нынче не поздно еще.

Под античным покровом в стихах Лоренцо проступают черты настоящего народного творчества. Но природа — наставница мудрости, и в этом смысле в стихах присутствует и учение Фичино с его доктриной об иерархически устроенной системе мировых сил, восходящих от низших к высшим, о космосе души. Близкие Лоренцо люди разделяли эти идеи. Самым влиятельным был его задушевный друг Полициано, выражавший эти мысли в своих изящных и ученых латинских стихах. Вечером, после ужина, в городе или на вилле, друзья предавались размышлениям. Полициано декламировал свои собственные «Сельвы».

Одна из них, посвященная Лоренцо Торнабуони, заканчивается воспеванием виллы Поджо а Кайяно. Другая сельва, под названием «Нутриция», прославляет самого Лоренцо — «чудо синьории и народа», «миротворца Италии», равного величайшим поэтам. Полициано закончил это стихотворение 8 сентября 1486 гола во Фьезоле, в подаренном ему другом домике на склоне Фонте Люченте, неподалеку от виллы Медичи, которая была одним из любимых жилищ Лоренцо.

В 1484 году в ближайшем окружении Медичи появился молодой человек из очень знатной семьи: граф Джованни Пико делла Мирандола, двадцати одного года от роду, тоже наделенный поэтическим даром. Вскоре он стал другом Полициано и поэта Джироламо Бенивьени. Пико, ученик лучших гуманистов, воспитанный на философии Аристотеля, не замедлил приступить к критике «Платонова богословия» Фичино, хотя и с ним был связан самой искренней дружбой. Позиция Пико, основанная на доводах, подкрепленных многочисленными примерами, ничуть не вредила ему, а, напротив, возбуждала всеобщее восхищение.