Охотник - Джон Хантер

Нас сильно беспокоили шипы колючих деревьев. Это пугало кустарниковых зарослей, держидерево, казалось, росло повсюду. Шипы росли парами в виде миниатюрных крючков для ловли щук. Многие низкорослые акации имели шипы, которые росли в противоположные стороны. Как ни стараешься увернуться, обязательно в них попадешься. Следовавший за мной следопыт все время выдергивал колючки из моей рубашки, чтобы они не беспокоили меня. Мои уши горели от постоянных щипков и уколов этих колючек.

Мы подошли к особенно густым зарослям, сквозь которые тропа, протоптанная носорогами, проходила словно тоннель. Чтобы идти по ней, нам пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Мы пробирались гуськом. Затем впереди я увидел две груды землистого цвета. Тень листвы затуманивала их контуры, образуя какую-то пятнистую смесь. Сколько я ни вглядывался, я не мог отличить головы от хвоста.

Следопыт показал влево: он обнаружил третьего носорога. В нескольких шагах от нас была прогалина. Вместе со следопытом мы вышли на нее и с большим облегчением выпрямились. Не отводя глаз от двух носорогов, я знаком приказал следопыту, следить за третьим. Небольшое движение вызвало подозрение у стоявших впереди носорогов, и они развернулись к нам мордами.

Я выстрелил в самку, она тяжело опустилась на колени. Самец в ярости описал круг, дав мне возможность перезарядить ружье. Затем он бросился вперед; пуля из правого ствола попала ему чуть повыше груди. Он не остановился и продолжал нестись прямо на меня, наклонив голову к земле. До меня донесся шум ломающихся кустов слева. Третий носорог тоже бросился на нас.

Я не посмел отвести глаз от несшегося на меня самца. Еще раз выстрелив, я попал чуть пониже уха и свалил его. В тот же самый момент я услышал топот третьего носорога справа, он на полном ходу пробежал мимо меня, и я заметил, что на его рогах повис следопыт. Я быстро перезарядил ружье. С того места, где я стоял, было почти невозможно точно бить по зверю, не рискуя задеть следопыта. Я подождал какую-то долю секунды и выстрелил в плечо носорога. Зверь свалился, а юноша слетел с него, как всадник с лошади, отказавшейся прыгнуть через препятствие. Следопыт лежал на земле, не двигаясь, и я в страхе подумал: «О боже, я убил их обоих!»

Наверное, пуля, прежде чем попасть в носорога, прошила тело следопыта. У меня не хватило духа подойти, осмотреть юношу, и я продолжал стоять, стиснув ружье и глядя на них диким взглядом.

Затем я увидел, что юноша начал шевелиться, и ничто не могло доставить мне больше радости. Я бегом пустился к нему. Прежде всего я стал искать пулевую рану, но таковой не было. Пуля, должно быть, прошла в какой-то доле дюйма от тела юноши. Рога носорога не порвали его кожу. Когда носорог опустил голову, чтобы подбросить следопыта, юноше удалось схватить зверя за передний рог и удержаться на нем, пока зверь мчался мимо меня. Я считаю, что за все годы моей охоты это был один из самых счастливых случаев спасения человека, который был на волоске от смерти.

На другой день следопыт уже шутил и смеялся вместе с другими и, казалось, забыл об этом случае.

К ноябрю я, наконец, выполнил свою задачу. С носорогами было покончено во всех районах, в которых власти намеревались уничтожить кустарники. Я убил 163 носорога. Такое количество может показаться невероятным, но мои доклады хранятся в Найроби в Департаменте по охране дичи. Туда же сданы все шкуры и рога убитых зверей.

Вместе со следопытами я пустился в обратный путь. Мы теперь могли спокойно идти в Макачос через кустарники, так как почти не было никакой вероятности встречи с носорогом. Идя гуськом, мы взобрались на небольшой холм и, пораженные, остановились. Рядом со мной слышались изумленные вздохи следопытов.

Еще три месяца назад мы шли по той же самой местности, которая сейчас лежала перед нами. Тогда это были густые заросли колючих кустарников и акаций с перепутанными узкими тропами носорогов. Теперь это была голая местность, похожая на полированный стол. Рабочие команды господина Беверли неуклонно шли за нами, выкорчевывая кустарник. То, что всего лишь недавно представляло собой кусочек дикой Африки в том виде, как ее сотворил господь бог, теперь было превращено в земледельческий район. Там не было ни кустика, ни деревца. Растительность была уничтожена, и я мог видеть белевшие тропы носорогов, которые пересекали всю местность. Молодая трава уже начала стирать их. Своенравные звери, которые в течение веков ходили по этим тропам, были уничтожены. То здесь, то там на равнине виднелись кучи их побелевших костей.

Казалось, только вчера мы ползали на четвереньках по этим мрачным белым тропам под густым навесом веток кустарника, а сейчас здесь уже появились хижины. Мы проходили мимо женщин, рывших землю под шамбы. Цивилизация еще на несколько миль продвинулась в джунгли. Через несколько поколений носороги, которые убивали женщин, собиравших валежник в кустарниках, будут не более как воспоминание, легенда или сказка. Она будет передаваться детям, сидящим вокруг очага в вечернее время, так же, как сейчас рассказываются сказки о драконах.

Глава тринадцатая

Инспектор по охране дичи. Звери — разбойники

Некоторые части района Макинду кишели мухами цеце. Однако расчеты показали, что стоимость корчевания кустарников, растущих на скалах из лавы, слишком велика и район оказался безопасным для носорогов.

Меня назначили инспектором по охране дичи этого района. В мои обязанности входило охранять носорогов от браконьеров — и белых, и туземных. Я проникся чувством глубокой нежности к этим драчливым зверям, покуда охотился на них. Поэтому назначение принял с большой радостью. Возникли только осложнения личного порядка.

Если бы мы с Хильдой переехали на жительство в Макинду, пришлось бы продать наш дом, расположенный на Нгонг-Роуд. Это само по себе не было слишком большой жертвой. Теперь, когда дети уже подросли, дом стал слишком велик для нашей семьи. Обе наши дочери вышли замуж и жили отдельно. Одна из них находилась в Англии, а другая путешествовала по всему миру со своим мужем, служившим в Британской армии. Старший сын Гордон также жил отдельно от нас. Одно время он предполагал пойти по моим стопам и стать профессиональным охотником, так как проявлял большие способности к охоте, и я очень гордился сыном. Вскоре он женился. Имея на руках семью, решил взяться за более надежное дело, и стал фермером.

Многие поколения нашей семьи в Шотландии были фермерами. Я сбежал в Африку, чтобы уклониться от общей участи, а мой старший сын, живя среди лучших в мире охотничьих угодий, отказался от профессии охотника, чтобы вернуться к традиционному занятию нашего рода. Придерживаясь поговорки о том, что «каждая лохань должна стоять на собственном дне», я был рад, что мой сын нашел именно тот способ зарабатывать себе на жизнь, который был ему по душе.