Жизнеописания византийских царей - Продолжатель Феофана

9. Двадцатого февраля десятого индикта скончалась супруга Романа Феодора, и ее тело погребли в доме царя Романа, превращенном им в монастырь[11]. В том же месяце венчается Софья, жена царя Христофора. Тогда же явился в город и куропалат Ивир, торжественно разодетый прошел он через агору и встречен был с великой славой и честью. И отвели его в святую церковь Мудрости Божьей полюбоваться на ее красоту, грандиозность и прекрасное убранство. Церковь нарядили и устлали золототкаными коврами и всевозможной красой и потом ввели туда Ивира. Он же, пораженный удивительными и огромными размерами храма, восхищенный его совершенной красотой, сказал, что это святое место – воистину обиталище Божие, и вернулся на родину[12].

10. Снова двинулись войной болгары и, дойдя до дворца святой Феодоры[13], предали его огню. Созвал царь Роман на завтрак начальников тагм, среди которых находился и некто Сактик. Роман увещевал и побуждал их выступить против врага и защитить отчизну. Те с готовностью согласились умереть за его царственность и за христиан. А назавтра упомянутый Сактик, вооруженный царем, показал, сколь истинны его вера и мужество. Зайдя в тыл болгарам, он напал на их лагерь и убил всех, там оказавшихся. Узнав о случившемся, болгары вернулись в [168] лагерь и в разразившейся битве заставили Сактика с немногими своими воинами отступить. Он доблестно сражался, убил множество врагов, но не смог противостоять огромной массе неприятелей, опустил поводья и обратился в бегство. При переправе через реку его конь завяз в иле, и Сактик был ранен в бедро и ягодицу. Еле-еле стараниями слуг вытащили коня из ила, и Сактик спасся во Влахерны. Его поместили в святую гробницу, но рана была смертельной, и он ночью скончался[14].

11. Тогда же и досточтимейший Петрона по приказу царя Романа перенес из мужского монастыря святого Мамы (расположен вблизи ворот Ксирокерка) один гроб с резными фигурами и два других без резьбы и поместил их в монастырь царя Романа, то есть Мирелей. Как говорят, в них покоится прах Маврикия и его детей.

12. Некий халд Адриан, а также армянин Тацак, человек очень богатый, по совету и наущению страгита Халдии Барды Воилы подняли восстание против царя Романа и овладели крепостью Паиперт. Доместик схол Иоанн Куркуас напал на них, схватил самых знатных, отобрал у них все имущество, ослепил, а людей бедных и неприметных отпустил на все четыре стороны. Тацак же бежал в другую надежную крепость, а получив заверения, что не претерпит зла, явился в город, был удостоен сана манглавита и жил под стражей в здании Манган. Потом он замыслил бегство, был схвачен и лишен глаз. Барду Воилу же постригли в монахи (он был другом царя, и тот пожалел его[15]).

13. Болгарии Симеон со всем своим войском оцепил Адрианополь, окружил город рвом и приступил к осаде; стратигом Адрианополя был в то время человек по имени Дуролев, которого правильнее было бы назвать Храброльвом[16], сильный и славный воин, совершивший немало подвигов в битвах с болгарами. В городе кончились запасы продовольствия, начался мучительный голод (пищу достать было неоткуда), и мучимые лишениями адрианопольцы отдали и себя и стратига в руки болгар. Заполучив Дурольва, Симеон всего его опутал оковами, подверг тысячам пыток и, наконец, поступая под стать своей жестокой и звериной душе, предал тяжкой смерти. Поручив охрану города болгарам, он ушел, а те, услышав о наступлении на них ромейского войска, покинули город и отступили. И вновь стал ромейским Адрианополь[17].

14. Лев Триполийский с большими силами и боевыми судами выступил против ромеев. Когда он прибыл на остров Лемнос, на него внезапно напали патрикий Иоанн и друнгарий флота Радин, в произошедшем сражении агаряне с Божьей помощью были разбиты, и лишь один Триполитянин едва спасся бегством[18].

15. В сентябре месяце второго индикта[19] архонт Болгарии Симеон со всем войском двинулся на Константинополь. Он опустошил Фракию и Македонию, все пожег, порушил, повырубал деревья, а подойдя к Влахернам, попросил прислать к нему патриарха Николая и некоторых вельмож для переговоров о мире. Стороны обменялись заложниками, и первым отправился к Симеону патриарх Николай, за ним – патрикий Михаил Стипиот, а также мистик Иоанн, который в то время заправлял всеми [169] делами (ректора Иоанна уже успели оклеветать перед императором, и он, удалившись из дворца под предлогом болезни, постригся в свой монастырь вблизи Галакрин). Они принялись было беседовать с Симеоном о мире, но тот их отослал и попросил встречи с самим царем, поскольку, как утверждал, много слышал о его разумности, мужестве и уме. Царь этому весьма обрадовался, ибо жаждал мира и желал прекратить это ежедневное кровопролитие. Он отправил людей на берег Космидия соорудить в море надежную пристань, к которой могла бы подойти царская триера. Он велел обнести ее со всех сторон стенами, в середине соорудить перегородку[20], где бы могли они беседовать друг с другом. Симеон же тем временем послал воинов и спалил храм Пресвятой Богородицы в Пиги, который соорудил император Юстиниан, и все здания вокруг, показав этим, что не мира хочет, а морочит царя пустыми надеждами. Царь же, прибыв во Влахерны вместе с патриархом Николаем, вошел в святую усыпальницу, простер руки в молитве, а потом пал ниц и, орошая слезами святой пол, просил всеславную и непорочную Богородицу смягчить несогбенное и неумолимое сердце гордого Симеона и убедить его согласиться на мир. И вот открыли они святой кивот, где хранился святочтимый омофор святой Богородицы, и, накинув его, царь словно укрыл себя непробиваемым щитом, а вместо шлема водрузил свою веру в непорочную Богородицу и так вышел из храма, обороненный надежным оружием. Снабдив свою свиту оружием и щитами, он явился в назначенное место для переговоров с Симеоном. Происходило же это в четверг девятого ноября в четыре часа дня. Явился Симеон, ведя с собой множество разделенных на отряды воинов, золотощитных и золотокопейных, среброщитных и среброкопейных, всякого цвета оружием украшенных, всех железом оснащенных. Окружив Симеона, они славили его на ромейском языке, как царя[21]. Весь синклит, стоя на стенах, наблюдал за происходящим. И воистину нельзя было тогда не заметить величия души императора, не восхититься силой духа и твердостью ума, ведь он не испугался такого наплыва врагов, не оробел, не отступил, но с таким бесстрашием двинулся им навстречу, словно шел к толпе друзей и разве только душу не был готов отдать в выкуп за своих подданных. Царь первым явился к упомянутой пристани и остановился в ожидании Симеона. Стороны обменялись заложниками, и болгары тщательно обыскали пристань: нет ли там какой хитрости или засады, и лишь после этого спрыгнул Симеон с коня и вошел к царю. Поприветствовав друг друга, они приступили к переговорам о мире. Говорят, царь сказал Симеону: «Слышал я, что ты человек благочестивый и истинный христианин, однако, как вижу, слова с делами не сходятся. Ведь благочестивый человек и христианин радуется миру и любви (если Бог и есть любовь), а нечестивец и неверный – наслаждается убийствами и неправедно пролитой кровью. Если же ты (а я в этом уверен) – истинный христианин, останови неправедные убийства и нечестивые кровопролития и, сам христианин сутью и именем, заключи мир с нами, христианами, и не пожелай замарать рук христиан кровью христиан-единоверцев. Ты и сам человек, и тебя ждет и смерть, и воскресенье, и суд, и воздаяние, сегодня ты существуешь, [170] а завтра обратишься в прах[22]. Одна болезнь уймет всю спесь. Какой ответ дашь Богу, отойдя в иной мир, за неправедные свои убийства? С каким лицом будешь взирать на грозного и справедливого судию? Если говоришь такое из любви к богатству, я накормлю тебя им досыта, только попридержи свою десницу. Возрадуйся миру, возлюби согласие, дабы и сам зажил жизнью мирной, бескровной и спокойной, и христиане избавятся от несчастий и прекратят убивать христиан, ибо негоже им поднимать меч на единоверцев». Молвил царь такое и замолчал. Устыдился Симеон и смирения, и речей его и согласился заключить мир. Поприветствовав друг друга, они разошлись, и царь ублажил Симеона роскошными дарами[23].

16. Расскажу также о происшествии чудесном и даже для знатоков таких дел удивительном. Рассказывают, что во время беседы царей два орла с криком пронеслись над их головами, они соединились, но тотчас разделились, и один полетел к городу, а другой – в сторону Фракии. Те, кто тщательно исследует подобные вещи, сочли это дурным знаком и сказали, что не бывать меж ними согласия и мира. Симеон же, вернувшись в лагерь, поведал своим вельможам об уме и смирении царя, превознес его вид, силу и неколебимость духа.