Напряжение - Владимир Ильин

— Столько ребят оставил без крыши над головой…

— Сейчас лето, здание застраховано. Через пять — десять минут приедут сантехники, устранять проблему с водопроводом. Они вызовут пожарных. Думаю, уже вызвали — дым уже достаточно высоко. Смерть детей автоматически отстраняет директора от руководства школы, полиция тут будет раньше, чем она. Здание оцепят, документы изымут. Думаю, в сейф тоже заглянут.

— Ты ведь спланировал это заранее. И ничего мне не сказал… — Прошептал дядька.

— Меньше знаешь — крепче спишь, — пожал я плечами. — Вы выполнили мою просьбу? — Перевел я тему, отворачиваясь от чадящего взрыва постройки.

— Я… Я нашел подходящего человека. Это дорого, но специалист хороший.

— Другую просьбу.

— Красные бабочки? Семен, принеси.

Через минуту я аккуратно одевал каждому из своих друзей алые лепестки ткани, застегивая удобной резинкой на воротнике рубашек.

— Мистера Зайца береги, — наставлял я Олега, отдавая игрушку очень серьезному парню в руки.

Он не побоится внешности, зная, что главное внутри.

— Дядя Коля, Лайку пристроите?

— Сторож пригодится. — Без настроения отозвался дядька.

— Отлично. — Я поднял Машка на руки и передал Семену — старшему. — Храни, но сильно не балуй. Он боевой.

— Крыс будет давить, — поддержал Толик.

Я подошел к нему и аккуратно поправил воротник, пряча выбившуюся резинку.

— Крыс я задавлю сам, — мягко произнес, глядя ему в глаза. — Когда вернусь.

Глава 18. Мир другими глазами

Тяжелые портьеры обращали яркий свет в вечные угрюмые сумерки, подсвеченные желтым светом настенных плафонов. Хозяин этого места не любил открывать окна с этой стороны дома. Впрочем, это же относилось и к северной части небольшого особняка в центре Архангельска — там так же вечно царил полумрак, скрывая от единственного жителя вид на то, что некогда принадлежало ему и его роду.

Потому как нестерпимо больно каждый день вглядываться в величественные силуэты заводов и верфей, предприятий и гостиниц, осознавая, что все это еще тремя десятилетиями ранее было украшено флагами его семьи, построено вереницей предков, от каменных фундаментов до горделивых шпилей и… утрачено в один миг. Еще больнее осознавать, что за окном лишь кроха того, что забрал себе победитель, оставив подачку, которой кое‑как хватало на достойную его положения жизнь. Да и то, приходилось экономить, особенно в последние годы.

Экономить на всем, что можно скрыть от чужого взгляда, разумеется, ибо никто и никогда не должен видеть, что род Наумовых обнищал до крайности.

Не важно, что половина дома не отапливается зимой, а на два этажа приходится один слуга — он же повар. Не важно, что подпол покрылся плесенью, а в винном погребе свило гнездо крысиное семейство, похаживающее в гости в соседние дома, ибо в этом жрать было нечего. Не важно даже то, что дом был перезаложен дважды — второй раз, чтобы платить по первому займу.

Перед домом обязательно должен стоять роскошный автомобиль, хозяин обязательно появится на всех значимых раутах, каждый раз одетый в новый костюм. Все должны видеть — у Наумовых все отлично. Иначе молодую поросль, надежду рода, попросту сожрут сверстники. А так — покуда их дед за ручку здоровается с их дедами — побоятся. Пройдут годы, внуки станут сильнее, получат в жены одаренных невест, сосватанных стариком (не самых родовитых, но он старался), и могущество рода обязательно восстановится. Увы, не до тех границ, что тридцать лет назад, но уровня сытой жизни и благополучия вполне достаточно. Есть для чего жить и действовать, пересиливая старческие болячки.

Казалось бы, отличный план — гармоничный и преисполненный самопожертвования. В нем не слышны мотивы мести и ненависти к победителям, только забота о будущем и надежда на лучшее. Так оно и должно смотреться со стороны — старик прекрасно знал, что за каждым его шагом следят победители. Не так внимательно, разумеется, как в первые годы после провальной однодневной войны, когда он, почти потеряв рассудок от гнева, чуть не сжег себя посмертным волшебством — вместе с теми, кто пришел согласовывать репарационный список.

Удержал его от самоубийства сочувственный — искренне — взгляд того, кто пришел принимать сепаратный мир. Смуглый парень — моложе его — с легким акцентом попросил подумать о детях — их враг не тронул. Ему признались, что живы они из благородства, в память о предках и их добрых свершениях, но без старшего родственника род все равно погаснет — детей растащат по другим семьям, воспитают по — своему и станут использовать фамилию и все ее привилегии для собственных нужд, а не во славу последних носителей благородной крови. Так что ему есть, для чего жить. А вот умирать совершенно незачем — посмертное, как оказалось, никак не в силах повредить его собеседнику — сочувствующему монстру, убившему всю его семью.

Глава рода Наумовых сумел сдержать себя в руках. А после некой паузы — даже выторговал из того списка пару — тройку предприятий для рода, не самых значимых и прибыльных — но тогда эта победа казалась очень важной, в черной полосе разгрома и отчаяния.

Тридцать лет назад никто не предполагал, чем обернется очередной эпизод, в общем‑то, стандартной практики рода. Наумовы продавали надежды — почти такие же, как у бедняка, покупающего лотерейный билет. Только клиентами был крупный бизнес, чаще всего молодой, перспективный, амбициозный, не принимающий правил и старой традиции покровительства. Сильные, пробивные руководители отчего‑то думали, что прошли те времена, когда простолюдин обязан был склонить спину перед господином, и их деньги и огромные успехи утверждали глупцов в этом заблуждении. Разумеется, никто их не грабил. Зачем ссорится с имперской аристократией, гарантирующей свободу бизнеса, и бросать тень на честь рода, выставляя себя пошлыми разбойниками? Ни в коем случае!

Просто в один прекрасный день в офисе директора крупного предприятия раздавался звонок, который немедленно переводили на руководителя. Негоже игнорировать представителей очень богатого рода! Правда, говорил с директором не носитель уважаемой фамилии, а доверенное лицо — не вести же главе рода переговоры лично. Зато предложение, пусть и переданное устами слуги, да еще словно великая милость, потрясало размахом! Суммы, витавшие в воздухе, заставляли судорожно хвататься за край стола даже бывалых дельцов — дабы увериться, что все это реальность, что сбылись мечты, и уважаемый род САМ пришел к ним! Не они обивали пороги и просили крохи с барского стола, а наоборот — их пригласили занять место рядом, посчитав равными! И дело‑то совсем плевое — взять то, на что просто никто не обращает внимание. Такое случается даже в двадцать первом веке.