Сбежавшая невеста - Джейн Ходж

По одной из аллей к ней приближался мужчина. Она сделала нерешительный шаг вперед, затем остановилась в ожидании. Нет, это не Мэйнверинг; она слишком знала его высокую фигуру и решительную походку. Затем, когда мужчина подошел ближе, она отпрянула.

– Вы?!

– Кто же еще, дорогуша? К вашим услугам, – сказал Майлз Мандевиль.

– Это вы мне писали?

– Конечно, жизнь моя.

Ей следовало догадаться. Это была его фраза. Почему она ее не узнала? Но она была слепа, безумна, думала только о Мэйнверинге.

– Сэр, – она с трудом взяла себя в руки, – я должна извиниться, если своим появлением пробудила ваши надежды. Но должна сказать, что пришла сюда по ошибке. Нам нечего больше сказать друг другу. Разрешите попрощаться с вами.

Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.

– Нет-нет, – сказал он, – не так быстро, дорогуша. Мы не расстанемся так легко. Это прямо смешно. Из того, что вы сказали, следует, что вы пришли сюда в надежде увидеть не меня, а Мэйнверинга. Какой удар для вас: не этот задира-аристократ, а простак Майлз Мандевиль. Что ж, жребий брошен, вам придется удовлетвориться мною. Дорогая, мы уезжаем во Францию.

– Вы сумасшедший, сэр, – она попыталась вырваться, но тщетно.

– Да, думаю, сумасшедший. Как вы знаете, у меня прозвище – Безумец Мандевиль. И у меня есть причины сходить с ума и из-за вас, и из-за вашего патрона Мэйнверинга. Черт возьми, я схожу с ума от одной мысли о том, какое чудесное орудие мести судьба послала мне в вашем лице. Он приказал мне покинуть город, как нашкодившему щенку, и, сказать прямо, я не вижу иного выхода. Он куда как могущественнее меня и знает это. Но чем обернется его триумф, когда он узнает, что я прихватил с собой вас? Вы думали, что это он вам написал «прости и выйди замуж»? Нет, это я. Если уж ехать в изгнание, то не одному. Но пошли, мы теряем здесь время.

И прежде чем она успела издать хоть звук, он закрыл ей рот рукой и стал силой заталкивать в карету, стоявшую у ворот сада. Отчаянно отбиваясь, она сумела пару раз довольно сильно ударить его по физиономии, но он затолкал ее внутрь, захлопнул дверцу кареты и крикнул кучеру трогать.

Она забилась в угол кареты: как она смела думать днем, что положение ее отчаянное? Тогда она просто поссорилась с Мэйнверингом, но в глубине души-то знала, что рано или поздно они помирятся. А теперь… Даже если ей удастся сбежать от Мандевиля (а она так и намеревалась сделать) до того как он заставит ее подняться на корабль, даже если так, то она погибла навсегда. Кто поверит, что это новое приключение – не ее придумка, или, по крайней мере, – не ее вина? Теперь-то она знала, что Мэйнверинг готов поверить самому плохому о ней. Как можно надеяться объяснить эту новую выходку, да еще такую? Как она допустила, чтобы такое случилось? В третий раз за этот день она заплакала, потом сердито упрекнула себя за это. Слезы – так вела бы себя Элизабет. Для спасения понадобятся все силы и хитрость. Слезы здесь не помогут. Что до будущего, то чему быть – того не миновать. Пока надо подумать о настоящем. Она осторожно выглянула в окно. Они проезжали Ламбет. Это не по дороге в Довер. Куда Мандевиль везет ее?

Рядом с каретой ехал всадник – Мандевиль; он поднял руку в полунасмешливом приветствии. Она заставила себя помахать в ответ рукой и даже выдавила из себя подобие улыбки. Если ей удастся убедить его, что она смирилась со своей судьбой, сбежать будет гораздо легче.

Время тянулось бесконечно. Тени удлинились, холмы погрузились в темноту. Неужели они будут ехать всю ночь? Если так, то она действительно пропала. Она вовсе уже было отчаялась, но тут карета замедлила ход, и, склонившись вперед, она увидела, что они находятся на окраине какого-то городка. Они наконец остановились на пустынной улице у дверей трактира. Дверца кареты отворилась, ступени опустили, внизу стоял Мандевиль, готовый помочь ей выйти из кареты, – сама галантность. Поблизости никого не было, кроме Мандевиля и его слуг. Время для побега еще не пришло. Она приняла его руку и вышла, сделав вид, что зевает, прикрывшись ладошкой.

– Дорогая, – произнес Мандевиль, – тысяча извинений, что ехать пришлось так долго, но я хотел добраться до этого трактира, хозяева которого – мои добрые друзья. Теперь – ужин и ночной отдых, – он насмешливо посмотрел на нее, – а завтра отправимся в Саутгемптон, где стоит моя яхта.

Она заставила себя не обращать внимания на то значение, которое он вложил в свои слова.

– Отдохнуть – это прекрасно, – легко сказала она, – по правде говоря, день у меня выдался очень утомительный.

– Могу поклясться, что это так. Ну, когда мы будем в Париже, будете отдыхать сколько угодно. Но пошли, хозяин ждет. Он привык, что я приезжаю сюда с женщинами. Так что звать его на помощь бесполезно, если вы об этом подумали.

Она вздернула подбородок.

– Мне и в голову не приходило. Я прекрасно понимаю, что моя репутация уже загублена. А что сделано, то сделано. И я не сомневаюсь, что в Париже будет чрезвычайно весело.

Он посмотрел на нее с немым уважением.

– Вот даже как? Игра проиграна? Я всегда уважал тех, кто умеет проигрывать. Будьте уверены, вы правы. После ночи, проведенной здесь в моей неподходящей компании, вам трудно будет доказать свою невинность даже менее строгому судье, чем Мэйнверинг. Что ж, это облегчает дело, мы проведем вечер лучше, чем я ожидал.

Позволив ему ввести себя в дом, Дженнифер поняла, что он разочарован. Он ожидал слез и жалоб. Ее поведение притупляло его подозрительность. Наслаждаясь его замешательством, она с еще большей легкостью играла свою роль. Ей нужно убедить хозяев этой маленькой таверны, что она приехала с Мандевилем добровольно.

Когда хозяин – низенький, толстый, хромой мужчина вышел им навстречу, она более решительно взяла Мандевиля под руку.

– Ай-ай-ай, дорогой мистер Мандевиль, куда это вы меня завезли? Клянусь, никогда еще так не уставала.

С изящным вздохом она опустилась в кресло перед камином в маленькой чистой гостиной.

Мандевиль взглянул на нее с подозрением, но вскоре занялся с хозяином обсуждением обеда и ночлега, и Дженнифер поняла, что они действительно хорошо знакомы.

Когда Мандевиль договорился об обеде – цыпленок и бараньи отбивные – и убедился, что у хозяина есть запасы кларета, Дженнифер поднесла руку к волосам.

– Сквозняк в вашей карете совершенно растрепал меня, мистер Мандевиль. Я наверняка выгляжу ужасно. Прошу вас, – обратилась она к хозяину, – покажите мне мою комнату.

– Конечно, дорогая, – Мандевиль понимающе улыбнулся ей, – ваша внешность несколько пострадала. Но вас, вероятно, разочарует, что из этой таверны только один выход и он в этой комнате.