Станешь моей? - Елена Лабрус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, с Рене, – качает Элен головой и встаёт. – И теперь я понимаю ещё меньше. Он же должен был немедленно её уволить. И всё. Но он мечется как раненый зверь. Из-за Рене?! – удивлённо ползут вверх её брови, но не потому, что наш Железный Эван, оказывается, способен на ревность, что как раз радует и веселит меня, а потому, что Элен тоже поняла, что к чему.
– Он её не уволит. Он будет ей мстить. Мучить, пить кровь, истязать. Только сомневаюсь, что она будет это терпеть, – поясняю я.
– А тебе значит он решил отомстить, выведя из игры Еву?
– Ещё и подложить её под этого порно-гастарбайтера, – а вот теперь и до меня доходит что к чему с этим актёром. И это очень в стиле Эвана: угрожать уничтожить единственное, что мне дорого. – Это актёр уже прилетел?
– Хочешь познакомиться поближе? – усмехается Элен.
– Мечтаю. Может, перейду на тёмную сторону. Открою для себя мир иных удовольствий, – снова ржу я.
– Ты ещё и шутишь? – укоризненно качает она головой.
– А почему бы и нет? – довольно раскидываю я руки в стороны. – Сегодня отличный день. Мой брат, оказывается, не бесчувственная скотина. А шоу заканчивается. Пожалуй, стоит даже за это выпить.
– Ну уж нет. Сегодня пить ты не будешь, – правильно оценивает она направление моего движения, и отставляет подальше бутылку, хотя на самом деле я и не собирался. – Один там уже квасит. Но у него, я вижу, как раз есть повод. Сначала он отдал распоряжение накрыть столик вечером в саду на двоих. И вообще был как-то на редкость счастлив. А потом, видимо, получил её «подарочек» и как с цепи сорвался.
– А где Рене?
– Понятия не имею, где Рене. Наверно, прячется. С утра её не видела. Но ужин, что он, видимо, надеялся провести вдвоём с ней, Эван пока не отменил. Вот только сценария шоу на вечер у меня по-прежнему нет. И я искренне надеюсь, что он перебесится, и мы продолжим работать, – тяжело вздохнув, направляется она к двери. – Потому что ты этого не делал, что бы там ни прислала ему эта Рене, – повышает она голос, явно давая мне понять, чтобы я не смел признаваться, даже если «виноват».
«Подумать только, – усмехаюсь я, после её ухода натягивая одежду. – А эта девчонка знает его лучше меня. Уж сколько раз он провоцировал её, когда спал с другими, но она держалась. А ему хватило одного трёхсекундного видео. И всё! Она его сделала. Достала. Заставила его сорваться. Ну что ж, добро пожаловать в мой мир, Эван Макгрегор! Это – боль. Но даже не мечтай, что пока я жив, к Еве притронется какой-то другой потный жеребец, кроме меня».
И наличие рядом со мной двух здоровяков охраны, конечно, несколько затрудняет передвижение, но ничуть не мешает мне решать свои вопросы так, что это не долетает до их снабжённых переговорными устройствами ушей.
Да и этих амбалов к обеду, к счастью, снимают. Видимо Эван всё же вспомнил про свою хвалёную сдержанность. И я до вечера занимаюсь делами, которые откладывал всю жизнь. Еду на семейное кладбище проведать предков. Встречаюсь с нотариусом. Заполняю разные бумаги «на всякий случай». Даже вспоминаю просьбу Валери и приказываю поставить на кухне человека, который будет следить, чтобы к слайсеру не подходили без металлических перчаток. И лично делаю ему внушение строго исполнять мой приказ.
Уже одевшись в смокинг, я хочу было написать Эвану прощальную записку, раз уж видеть меня он не хочет, но времени у меня на неё не хватает: голос Элен в наушнике произносит «Пора!» И я иду.
Финита ля комедия. Мой прощальный выход.
Глава 36. Адам
А я раньше не замечал какая эта гостиная красивая.
Как таинственно в хрустале люстр мерцает свет. Как загадочно выглядят пейзажи в золочёных рамах. И как волнуются эти девочки, как радуются, оживляются, увидев меня.
Какие они все славные, юные, хорошенькие. Вот только я сморю на всех, а вижу всё равно одну. И намеренно не встречаюсь с ней взглядом, хотя она смотрит на меня во все глаза. Не могу. Иначе просто не смогу от них оторваться.
Двадцать две белых розы. Я вручаю их сегодня с особым чувством. Я прощаюсь. Называю имя, а потом каждой девушке, смущённо или радостно протягивающей к цветку руку, желаю удачи. Каждой стараюсь сказать что-то доброе. Шёпотом, на ушко. Ведь это личное. То, что знаю только я.
– Тебе очень идут эти веснушки, Лиз, – вручаю я очередной цветок. – Ни за что от них не избавляйся. Они нравятся не только мне.
И чем меньше девушек остаётся, тем громче их волнение. И сильнее моё напряжение.
Пять. И среди них Ева.
Четыре. Ещё плотнее встают они друг к другу.
Три. Я вызываю на ковёр предпоследнюю.
Две.
И вот теперь я поднимаю на неё глаза.
Как же я рад, что не сделал этого раньше. Я лишаюсь всей своей уверенности, когда остаюсь с ней один на один. Она в пяти шагах от меня, но у меня подкашиваются колени от того как спокойно, уверенно и любя она смотрит на меня. Без страха. Без паники. Без осуждения. Словно с самого начала знала, что останется здесь сегодня одна. Словно ждала этого. Даже хотела.
Я набираю воздуха в грудь и называю… не её.
Вздох изумления, что раздаётся в зале звучит единым «Ах!». И в гробовой тишине звучат неровные шаги той, что получает последнюю белую розу.
И эта девушка тоже получает слова напутствия, которые слышит только она. Но скажи я их громко вслух – их всё равно никто бы не услышал. Все взгляды, всё внимание сейчас приковано к той, что посреди зала осталась одна.
– Ева, – беру я с подноса
