Батый - Алексей Карпов

Севернее владений Берке, в степях между Доном и Волгой, располагались кочевья сына Батыя Сартака. Он благоволил христианам и, соответственно, больше имел дело с ними. «Именно, он живёт на пути христиан… которые все проезжают через его область, когда едут ко двору отца его, привозя ему подарки; отсюда он тем более ценит христиан», — свидетельствовал Рубрук. В число этих христиан Рубрук включал русских, валахов, дунайских болгар, жителей Судака и других крымских городов, черкесов и аланов. О том, что русские князья ещё при жизни Батыя по большей части имели дело с Сартаком, а не с его отцом, известно из летописи.

Были в государстве Батыя и другие улусы. Плано Карпини, например, сообщает о двух татарских тысячниках, которые, переходя «с места на место», кочевали по разным берегам реки Яик (Урал). Отдельным улусом считался Хорезм — почти полностью разрушенное монголами древнее государство, занимавшее земли между Каспийским и Аральским морями. Что же касается центральной части Улуса Джучи — Поволжья, то эти земли вошли в собственный юрт Батыя и впоследствии составляли личный домен правителей Орды.

До конца жизни Батый оставался убеждённым кочевником. Впрочем, как и большинство его преемников на ордынском престоле. Монголы вообще с презрением относились к оседлому образу жизни, считая его признаком слабости, и открыто насмехались над теми, кто живёт на одном месте, «вдыхая собственное зловоние». Сам Батый кочевал в основном по левому берегу Волги, перемещаясь в течение года с севера на юг и обратно. «Именно, с января до августа он сам и все другие поднимаются к холодным странам, а в августе начинают возвращаться», — писал Рубрук. Когда в августе 1253 года посланец французского короля направлялся в ставку Батыя, тот как раз начал своё обычное движение к югу. Рубрук застал его в пяти днях пути от города Болгар в Волжской Болгарии (находившегося на месте одноимённого современного города в Татарстане, примерно в 30 километрах ниже устья Камы). Этот город, разрушенный татарами, но вскоре восстановленный, первоначально играл роль столицы Улуса Джучи: здесь проводили часть лета и сам Батый, и позднее его преемник Берке; здесь же чеканились и первые ордынские монеты. Присоединившись к ставке Батыя на Средней Волге, Рубрук следовал за ним в течение пяти недель, испытывая при этом сильный голод и нужду. Отсюда он и направился в Каракорум. На обратном пути осенью 1254 года Рубрук застал Батыя уже в низовьях Волги и в течение месяца снова путешествовал вместе с ним. «Вблизи этих мест пребывают около Рождества Христова Бату с одной стороны реки, а Сартак с другой, и далее не спускаются, — писал он. — Бывает, что река замерзает совершенно, и тогда они переправляются через неё»22. Орда Бату, то есть его собственный юрт, располагалась «в стране булгар и саксинов» — так, двумя крайними точками, на севере и юге, определял его местоположение Джувейни23.

Сама ставка Батыя поразила Рубрука. «…Когда я увидел двор Бату, я оробел, — пишет он, — потому что собственно дома его казались как бы каким-то большим городом, протянувшимся в длину и отовсюду окружённым народами на расстоянии трёх или четырёх лье[23]. И как в израильском народе каждый знал, с какой стороны скинии должен он раскидывать палатки, так и они знают, с какого бока двора должны они размещаться, когда они снимают свои дома с повозок». У монголов было принято, чтобы каждая из жён имела собственную юрту, и юрты эти, напомню, были чрезвычайно велики размерами. У Батыя же, по словам Рубрука, имелось 26 жён, и у каждой «по большому дому, не считая других, маленьких, которые они ставят сзади большого; они служат как бы комнатами, в которых живут девушки, и к каждому из этих домов примыкает по 200 повозок. И когда они останавливаются где-нибудь, то первая жена ставит свой двор на западной стороне, а затем размещаются другие по порядку, так что последняя жена будет на восточной стороне, и расстояние между двором одной госпожи и другой будет равняться полёту камня». За ставкой правителя в некотором отдалении следовали рынок (или базар) и масса прочего народа — ремесленников, слуг, загонщиков и т. д., которые обслуживали этот громадный движущийся город. Картину дополняли бесчисленные табуны лошадей и стада овец, коров и верблюдов. По свидетельству того же Рубрука, «около своего становища, на расстоянии дня пути, Бату имеет тридцать человек, из которых всякий во всякий день» поставляет к его двору так называемый «чёрный кумыс» «от ста кобылиц, то есть во всякий день он получает молоко от трёх тысяч кобылиц, за исключением другого белого молока, который приносят другие». Из отдалённых владений в ставку доставляли просо, муку и другие продукты24.

Плано Карпини, побывавший у Батыя несколькими годами раньше, так описывал его жилище: «Этот Бату живёт с полным великолепием, имея привратников и всех чиновников, как и император их (то есть великий хан. — А. К.). Он также сидит на более возвышенном месте, как на троне, с одною из своих жён; другие же, как братья и сыновья, так и иные младшие, сидят ниже посредине на скамейке, прочие же люди сзади их на земле, причём мужчины сидят направо, женщины налево. Шатры у него большие и очень красивые, из льняной ткани, раньше принадлежали они королю венгерскому. Никакой посторонний человек не смеет подойти к его палатке, кроме его семейства, иначе как по приглашению, как бы он ни был велик и могуществен, если не станет случайно известным, что на то есть воля самого Бату… На средине, вблизи входа в ставку, ставят стол, на котором ставится питьё в золотых и серебряных сосудах, и ни Бату, ни один татарский князь не пьют никогда, если пред ними не поют или не играют на гитаре (имеется в виду какой-то монгольский струнный инструмент. — А. К.). И когда он едет, то над головой его несут всегда шит от солнца или шатёрчик на копье, и так поступают все более важные князья татар и даже жёны их»25. Всё это были обязательные атрибуты власти, и они наглядно демонстрировали окружающим величие правителя татар, пребывающего на недосягаемой для простых смертных высоте.

Имелись в Улусе Джучи и владения других Чингисидов. Это отвечало общим принципам устройства Монгольской империи и установлениям Чингисхана. По свидетельству более поздних мусульманских источников, когда Чингисхан распределял улусы между четырьмя своими сыновьями, он нарочно назначил «каждому сыну собственность (мульк) во владениях другого сына». Сделано это было для того, чтобы между братьями поддерживались непрерывные связи и «постоянно ездили послы». Так, например, в Хорезме, который входил в Улус Джучи, Чагатаю и его потомкам принадлежали города Кят и Хива, а также некий «квартал каана» в разрушенной столице государства Ургенче26. Напомню, что западные земли были завоёваны силами всех четырёх ветвей «Золотого рода»; представители этих ветвей получили каждый по своей доле завоёванных территорий. Гильом Рубрук упомянул о некоем замке аланов, принадлежавшем Менгу-хану, «ибо он покорил ту землю»; этот замок находился в одном дне пути от Дербента27. Несомненно, это было не единственное владение потомков Тулуя. Какие-то замки или целые области должны были принадлежать и потомкам Угедея и Чагатая. Точно так же и Батый сохранил за собой владения в других частях Монгольской империи. В первой главе книги мы уже упоминали о том, что ему принадлежали земли в провинции Шаньси в Китае и доходы с них (этими землями управлял его доверенный чиновник, найман Терэл)28. Числилась за Батыем и часть населения Бухары, города, входившего в улус Чагатая и его потомков. Позднее, уже при великом хане Хубилае, когда была проведена перепись населения Бухары, оказалось, что из 16 тысяч человек, живших в городе, 5 тысяч, то есть почти треть, была записана за Батыем и его потомками. Претендовал Батый и на обладание Ираном, где у него имелись собственные владения (источники упоминают в этой связи прежде всего Тебриз и Мерагу). «В каждой иранской области, подпавшей под власть монголов, ему (Бату) принадлежала определённая часть её, — утверждал персидский историк XIII века ал-Джузджани, — и над тем округом, который составлял его удел, были поставлены его управители»29. То же можно сказать и относительно Грузии и Армении — стран, завоёванных монгольским полководцем Чармагуном в 1230-е годы, ещё до того, как сам Батый начал свой Западный поход. Впрочем, о его претензиях на эти территории и политике, которую он проводил там, мы будем говорить более подробно.