Чудес не бывает - Лев Жаков

Ворота за мостом над широким рвом, доски блестящие (чистят?), стражи нет. Я смотрю перед собой. Ручка - для великанов, кольцо - качель для детей.

С усилием тяну и толкаю. В какую-то сторону поддается тяжелая створка. Влезаю внутрь.

Широкий вестибюль. Свет - как днем, люстры сияют, лестница мраморная уходит наверх, ковром отягощенная.

Щурю глаза: придя из полумрака улицы, вижу все смутно.

Вот бежит молоденькая ведьма-секретарша, что-то верещит.

Уже ничего не слышу, еле стою.

–Девушка, куда арестованного, - шепчу.

Не понимает.

–Что вам, молодой человек? - вырастает верзила, плечи как башни нависают. А ведь я высок.

–Где Высший Совет?

Чувствую, что чушь, но на большее не способен, вот-вот упаду. Да пропустите же!

Стоят, как крепость, на пару:

–Какое у вас дело? Вам назначено? Вы к кому?

Ах да, они ждут меня к зиме!

–Держите крепче! - кричу.

Машу рукой - и падаю за стойку.

Надо мной начались взрывы.

Заполыхало, загрохотало…

Я отключился.

Глава шестая

Экзамен

Ненадолго.

Жаль. Так хорошо было бы очнуться в кровати, вокруг никого нет, и можно посмотреть на кусочек неба в окне, вслушаться в жужжание одинокой мухи, в голоса за дверью, обсуждающие, буду ли я жить…

Дождешься.

Разошедшегося Сирия охранник снял запоздалой стрелой. Сбежавшиеся на разгром резиденции старички махали на галерее рукавами, как вороны, которые делают вид, что собираются взлететь, но только подскакивают, с припаданием на одну лапу: скок! скок!

Когда виновника разгрома узнали, общее возбуждение усилилось, и вокруг него запрыгали с подскоками Высшие представители Лиги, я сообразил, что поступил, следуя духу, а не букве полученного задания. Ждали меня еще не скоро! Конечно, Эмир разрешил идти через отражения, но… Бумаг никаких не дал. Значит, на лице явное нарушение - использование запретной магии.

Пошел-ка я отсюда.

И я сбежал, пока всем было не до меня.

Подружки - на подходе: идут по промерзлой дороге. Увидев меня, выходящего из ворот, - побежали.

Не дожидаясь их, я свернул в сухой придорожный кустарник.

Я был зол. На себя - что сбежал (но общаться с Высшим начальством не было сил). На девчат - что безответственно отнеслись к заданию. На Псоя, изодравшего мне руку…

Я ломился сквозь заросли к недалекому лесу. Было противно. Я поторопился - чуть ли не впервые в жизни, обычно я тяну время.

Да и что такое время для меня? Всего лишь нежелание жить. Жизнь -это неприятные мне события, время - ожидание их. Влачение себя от одного неприятного события к другому.

Мне опять хотелось потянуть это время.

Хоть и нет ничего хуже ожидания, но самому идти в пасть льва? На растерзание Эмиру?

Впрочем, что еще остается? Вот она, зависимость от обстоятельств! Когда некуда пойти - плохо, но когда ты можешь пойти туда и только туда - во много раз хуже.

Когда некуда - значит, иди куда хочешь.

"Только бы хоть куда-нибудь попасть! -Куда-нибудь да попадаешь, только уж не сворачивай, пожалуйста!"

А вот если должен… и не хочешь, да должен…

–Юхас! Юхас! Подожди!

Бегут, предательницы. Поспешают.

Они, конечно, не виноваты. Знать о том, что произошло у меня с Сирием, они не могли. И даже лучше, что они оказались у входа вдвоем. Как бы я с вулканом в руке их отыскивал? Но обиду сложно изжить, когда она не обоснована.

Только в лесу я остановился и объяснился. Показал руку и сказал: "Лечите!"

Был вечер. Сумерки. В них мы посидели, дружно погоревали над судьбой, подумали, что делать дальше. Впрочем, выбора не было: надо возвращаться в Школу.

Местность была незнакомая, значит, чтобы выбраться отсюда, придется идти отражениями. Для этого требуется время: после устроенной нами бури на несколько миров надо ждать, когда волнения пространства улягутся, сразу колдовать опасно.

Мы пошли.

Долго шагали по лесу безо всякого направления, лишь бы как можно дальше от Резиденции Совета. Куда идти - безразлично, и это было прекрасно: просто идти.

Прозрачный осенний лес жил. Хлюпал под ногами мокрой опавшей листвой, хлопал крыльями и иногда кричал странными голосами. По этому влажному и черному лесу мы двигались до вечера. На закате Оле с Линдой построили шалаш и наколдовали гору одеял.

Ночью я почти не спал. Шел дождь, и лежа я слушал шепот его, и шорох, и стук, баюкал больную руку.

С утра стали менять отражения, медленно, основательно. Я как временный инвалид был освобожден от колдовства. Рука ныла, боль поднялась выше, иногда постреливая то в запястье, то в локоть.

Мы часто останавливались отдохнуть. Рассаживаясь в траве, подолгу обсуждали дипломы. Никуда не торопились. Потом я долго вспоминал эту дорогу, как время счастья. Сутки перехода слились в одно событие.

Мы с Рыженькой, не сговариваясь, старались сесть рядом. Линда иногда замечала это - и садилась напротив. Иногда - случайно или назло - не замечала и вклинивалась между нами. И это тоже было хорошо, потому что тогда мы могли с Рыжей кидать друг на друга незначительные взгляды, легкие, как касание бабочкиного крыла, и смущенно отводить глаза, если вдруг эти взгляды встречались: они в этот миг тяжелели и приобретали слишком явный смысл.

До Школы мы добрались ночью, в глухую пору, когда спят даже сны. Перелезли через стену - пришли мы, конечно, не со стороны ворот, - привычно залезли в мое окно.

Девушки ушли к себе, а я лег на сундук и до утра маялся в полусне.

Вялый, уставший встал я на завтрак.

Подсел к девчатам, ответив на их приветствие легким кивком. Мы молча ели, не отвечая на кидаемые на нас со всех сторон взгляды. Мне было не до любопытных, я прятал раненую кисть в рукав, пытаясь справиться с завтраком одной рукой. Утомительно было класть ложку, отламывать хлеб, снова брать ложку, снова класть ее…

Из-за преподавательского стола на нас смотрели, как на привидений. Знают ли?

Деда не было.

После завтрака мы с девчатами разбрелись. Оле пошла писать письмо домой (хороший адресок - королевский дворец?), Линда помчалась к магистру Сехробу. Я тоже решил доложиться.

На лестнице меня догнала тетка Алессандра. Она тряслась, ее распирало желание обнять меня.

–Да, магистр Калипса, я вас слушаю, - сказал я вяло.

–С тобой все в порядке? - спросила она, волнуясь. - Ты так внезапно исчез, и о вас не было ничего известно целые сутки! Все мы очень переживали…

Она переживала, я чувствовал.

–Право, не стоит так… - пробормотал я.

Алессандра сдержалась и не расцеловала меня. Я мысленно поблагодарил ее за это.