Принц фальшивых героев - Владимир Брайт

— Весь внимание,— с трудом прохрипел я, решив не омрачать прощание всякого рода ненужными эксцессами.

— Вот и прекрасно. Приятно иметь дело с толковым собеседником.

— Взаимно.

— Прямо сейчас мы находимся в точке вашего прибытия на Глов,— начала пума,— и отсюда же через несколько минут ваш героический экипаж стартует в объятия моего давнего друга Асванха Пиринизона. Или, если выражаться твоим языком, вы попадете прямиком в логово Аспирина.

— А как же Арена? — Я не удержался от главного вопроса.

— Она от вас никуда не денется, потому что вряд ли мой старый приятель захочет оставить у себя в гостях такого опасного юношу.

— То есть? — не понял я.— Неужели обряд экстремально девельтипированной пуливизации не увенчался успехом?

— Обряд при любом раскладе увенчался бы успехом, другое дело, что в случае неудачи твое разрушенное сознание напоминало бы овощное рагу, но на «Растворитель миров» это не повлияло бы никоим образом.

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

— Ох уж, эта молодежь,— совершенно искренне вздохнула пума,— всегда с вами одни только проблемы и никогда вы ничего не понимаете.

Вероятно, по моему кислому виду Зоул догадался, что я не горю желанием порассуждать на тему «отцы и дети» с безумной облезлой кошкой.

— Обряд завершен, и сейчас никто не может сказать, остался в твоем ухе «Растворитель миров» или нет, потому что область, в которой он находится, скреплена «Кругом девяти печатей» — заклятьем, разбить которое может только смерть. Сам понимаешь, при шансах пятьдесят на пятьдесят никто не захочет испытывать на прочность свою психику, отправляя тебя в мир иной.

— Сдается мне, в этом сумасшедшем доме кто-то заикнулся о психике,— как всегда совершенно не вовремя, ожил внутренний голос.

— Заткнись,— коротко огрызнулся я и продолжил: — Значит, именно в силу того, что доподлинно неизвестно, являюсь ли я носителем «Растворителя» или нет, Аспирин оставит всех нас в ЖИВЫХ.

— Ну разумеется, да. Плюс ко всему ему будет страшно интересно — выживет ли ваша команда на Арене, а если не выживет (что лично мне представляется наиболее вероятным), то исчезнет ли измерение, в котором ты умрешь.

— Насколько я понимаю, кроме Аспирина есть еще несколько любопытных, которым, будет безумно интересно узнать, чем закончился обряд экстремальной пуливизации,— прокомментировал ситуацию мой вечный спутник.

— Полностью с тобой согласен,— уныло согласился я,— везде, куда не кинь взор, угнездились одни извращенцы и уроды.

— Спасибо за объяснение,— я переключился на Зоула.— Значит, на этом наше пребывание в измерении Глов благополучно заканчивается?

— Да, осталась последняя мелочь — послание, которое нужно передать Аспирину вместе со «Свинячьей звездой».

— Весь внимание.

Тут Зоул неожиданно стал предельно серьезным, отбросив всю свою показную веселость.

— Скажешь ему так: «Спор четырех стихий не может быть проклят. Это подарок от чистого сердца». А теперь повтори!

— Спор четырех стихий не может быть проклят. Это подарок от чистого сердца,— механически повторил я, одновременно прикидывая в уме, не начнет ли Аспирин вытряхивать из моего сознания секреты (которых я и не знаю) после того, как зайдет в тупик с этими непонятными стихиями и чистосердечными подарками.

— Ну, раз все наши дела улажены и ответы на все вопросы получены, можно отправляться в путь.— К пуме вернулось ее прежнее игривое настроение.

— Минуточку!

— Что еще? — Зоул был явно недоволен возникшей задержкой.

— Последние два вопроса, без ответа на которые я не смогу спокойно умереть на «Арене искупления»,— сказал я.

Это был продуманный ход — безумный колдун сразу купился.

— А ладно, спрашивай! — великодушно махнула лапой облезлая кошка.— Мне всегда нравились отчаянные сорвиголовы.

— Есть ли у «ока скорпиона» особые свойства, о которых его хозяину лучше было бы знать, во избежание м-м... как бы это поудачнее выразиться... Ну, в общем, во избежание всякого рода недоразумений.

— Он не выносит плакс, потому что всегда сопутствовал только настоящим героям,— совершенно серьезно ответил Зоул и, не позволив мне задать уточняющий вопрос, продолжил: — Ну а что у нас следует под номером два?

— Что случилось с Гархом и...

— А-а-ха-ха! — серебряным колокольчиком, тонко и пронзительно, засмеялся сумасшедший колдун.

Он все хохотал и хохотал, в то время как мы с Компотом озадаченно смотрели на эту огромную линяющую кошку, не в силах понять, что смешного было сказано. Прошло не меньше минуты, прежде чем, утирая лапой слезы, пума успокоилась настолько, что смогла дать ответ.

— С удовольствием бы сказал, что случилось с твоим сумасшедшим другом, но...

«Уж кто бы говорил про сумасшествие»,— подумал я.

— ...к сожалению, не могу этого сделать. Впрочем, я готов заключить джентльменское соглашение.

— Держись от этого ненормального подальше,— посоветовал внутренний голос.

— Какое соглашение? — Теперь пришел мой черед заглатывать наживку.

— Если останешься жив после приключений на Арене, я сообщу тебе, что случилось с полусмертным.

Предложение было, конечно, не самое приятное, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой.

— По рукам! — согласился я.

— По рукам! Какое пре-лест-ное выражение! — в восторге вскричал Зоул, и, наверное, чтобы не осталось неясностей, четко и громко повторил: — По рукам!

На какое-то мгновение почудилось, что вот прямо сейчас эта большая кошка от избытка чувств кинется мне на шею и примется вылизывать своим шершавым языком. К счастью, до подобных эксцессов дело не дошло. Зоул и правда встал на задние лапы, расставив передние в стороны, но, как оказалось, сделал он это, только чтобы произнести заклинание, которое должно было перебросить нашу команду в логово самого сумасшедшего из всех безумцев, которых мне довелось встретить во всех измерениях.

Иными словами, мы преодолели границы миллиона миров и вернулись в начало начал — то есть попали в объятия «старого доброго друга», которого в узком кругу, шепотом и за глаза, звали Аспирин.

Глава 5

Он был все так же неправдоподобно безумен. И, может быть, даже немного больше, чем прежде. Только не надо спрашивать меня, почему я так решил. Может быть, «око скорпиона» навеяло эту мысль; может, что-то другое, однако стоило мне увидеть все ту же сцену, ту же публику, те же декорации и, главное — все того же «гениального» актера, навечно покорившего театральные подмостки, как я сразу же и подумал: «Болезнь прогрессирует».