Счастливо оставаться! (сборник) - Татьяна Булатова

– Чуть-чуть осталось, – поддержала товарища Тамара. – Совсем чуть-чуть, и скоро калитка.

– Нет, – строго заявила младшая Истомина и села на не остывшие еще камни.

– Да ладно еще! – возмутилась Машка, исходя из собственного опыта. – Пойдемте. Испугается – прибежит.

Фьяметта укоризненно посмотрела на Марусю, отчего Тамаре стало стыдно. В дочерней фразе она услышала отголоски знакомых формул: «Каждый – кузнец своего счастья», «Хочешь быть счастливым? Будь им!», «Позаботься о себе» и др. Одернуть дочь она не решилась, предположив, что от усталости Машка может не удержать позиций и заявить во всеуслышание роковое: «Ты же говорила?!»

Истомина опустилась на корточки рядом с дочерью и погладила ее по голове.

– Давай, Лизунчик. Мама возьмет тебя на ручки.

Девочка высокомерно откинула головку и тут же обмякла. Фьяметта, кряхтя, поднялась и попыталась придать своей ноше максимально комфортное положение.

– Давай уже! – выступил из темноты Женька, предпочитающий держаться от этих баб в отдалении. Относительном, конечно, но все-таки.

– Что ты! – зашипела его мать.

– Ничего! – в ответ раздалось такое же шипение. – Давай.

– Правда, Оксана, позвольте Жене вам помочь, – встряла Тамара в семейную перепалку.

– Скажите ей! – потребовал сатисфакции подросток. – Не женское это дело.

– Не женское… – то ли спросила, то ли подтвердила Мальцева слова Жени Истомина.

– Долго еще?! – возмутилась Машка и этим внесла свою лепту, после чего Фьяметта сдалась, а Женька взвалил сестру себе на плечи и стремительно зашагал вверх.

Тамара тут же вспомнила брюзжащего при подъеме супруга и искренно посочувствовала мальчишке. А еще… Ей было стыдно признаться в этом, но она позавидовала Оксане Истоминой, шут его знает, как ее там по батюшке. Позавидовала матери троих детей уже хотя бы потому, что среди этих трех рос мужчина, снисходительно глядевший на особ противоположного пола и точно знающий, что без него они пропадут.

– Ма-а-ам, – пристроилась Маруся к материнскому боку. – Ты видела?

– Что?

– Ну это… Как Женя взял ее и понес.

– Видела.

– Ма-ам, – тревожно протянула Машка, видимо решая для себя какой-то важный вопрос, – а меня папа так носил?

– На плечах? – уточнила женщина.

– На себе.

– Носил, дорогая. Причем с удовольствием и лет до трех. Пока ты не завопила, что «сама-а-а!».

– А сейчас? – никак не унималась Маруся. – Сейчас бы понес?

Тамара остереглась спрашивать, на каком это основании нужно тащить в гору на собственных закорках десятилетнюю девицу, и потому залихватски ответила:

– Конечно, понес бы.

– Ну ведь тяжело? – иезуитски подсказала девочка.

– Тяжело. Но тебя бы твой папа понес, – ответила Мальцева, про себя завершая фразу: «Правда, неизвестно, донес бы или нет».

Ирония в данном разговоре была абсолютно неуместна, и Тамара это прекрасно понимала, поэтому на всякий случай решила собственную дочь заякорить, прочитав ей лекцию о том, что должен делать настоящий мужчина. Для пущей убедительности женщина привела в пример подвиг Жени Истомина. На что Машка, сузив глаза, прошипела:

– Все равно дурак!

К моменту, когда компания добралась до пансионата, разразилась гроза, отчего Оля-Лиза проснулась, Маруся взвизгнула, а Майя Герзмава все-таки решила закрыть свое знаменитое кафе, о чем и сообщила последним посетителям.

Истомин порылся в карманах, выгреб скомканные бумажки, гремящую мелочь и пригрозил товарищу:

– Я угощаю!

Угощались на пляже, под огромным навесом, сидя на деревянных лежаках. Грохотала галька, растревоженная потоками воды. Над берегом стоял гул, и мужчинам приходилось кричать, чтобы быть услышанными друг другом.

– Мы не одни! – орал Костя и тыкал пальцем в содрогающуюся от порывов ветра палатку.

– Дикари! – соглашался Мальцев и протягивал другу пластиковый стаканчик.

Вода смешивалась с вином, море – с небом, жизнь – со сказкой. Вот оно счастье!

К пансионату товарищи поднимались, куртуазно поддерживая друг друга под руку. Останавливались через каждые пять минут трудного пути, чтобы сказать последнее: «Искренне рад». Называли друг друга братьями, хлопали по спине и жали руки. На середине дороги устали, решили сделать перекур и обнаружили, что сигареты промокли, а вместе с ними промокла одежда. Грозили небу пальцем и снова трогались в путь. И так – до дверей пансионата.

В холле Истомина поджидала Фьяметта, Тамара, по ее уверениям, уже крепко спала, как и положено нормальным женам. Виктору стало грустно от внезапно нагрянувшего одиночества, и он произнес последнее «Искренне рад» и протянул руку для последнего рукопожатия.

На звуки, доносившиеся из холла, вышла дремавшая в пансионатском медпункте Зара и, обнаружив мокрого Мальцева, гостеприимно предложила выпить кофе. На ее призыв откликнулся один Истомин, галантно предложив супруге пойти отдохнуть.

– Иди спать, мамочка, – посоветовал он Фьяметте и пятерней пригладил намокшие кудри надо лбом.

– Ну уж, нет! – твердо заявила Оксана и схватила обоих мужчин под руки.

Истомин вежливо высвободился и голосом дьячка затянул:

– Грузи-и-инка ма-а-аладая…

– Костя, не дури, – тихо попросила Истомина.

– Подите прочь! – с надрывом выкрикнул супруг. – Какое дело поэту мирному до вас?

– Коллега, – пошатываясь, выдавил из себя Мальцев.

– И ты, Брут! – отбрил его Истомин и сделал очередной шаг к Заре.

– И я! – поддержал его Виктор Сергеевич и сделал шаг в ту же сторону.

– Костя! – не сдавалась Фьяметта. – Нехорошо!

– Нехорошо-о-о-о? – обратился тот к Мальцеву.

– Нехорошо! – согласился раскисающий Виктор Сергеевич и икнул.

– Да-а-а-а… – многозначительно протянул Истомин. – Он подействовал на ме-ня-а-а ка-а-а-к кислота на ржавую монету! Спасибо, друг. Спасибо, брат. Спаси-и-ибо! – потянулся он к Мальцеву. – Я провожу тебя домой, сказала мне сестра!

– В музей, – поправила его Фьяметта и, воспользовавшись моментом, подтолкнула товарищей к лестнице.

Зара посмотрела на Истомину вызывающе зло, но вмешаться не посмела и строго огласила одно из правил поведения отдыхающих в пансионате «У монастыря»:

– После 23.00 шуметь запрещается. Берегите сон отдыхающих.

– А который час? – полюбопытствовал Истомин, собираясь возобновить разговор с красавицей.

– Три! – теряя терпение, заорала Оксана и великосветски поставила Зару на место: – А вы можете быть свободны. Спокойной ночи.

Мальцев пополз по лестнице вверх, сопротивляясь голосу предков, призывающих встать на карачки для обретения большей устойчивости. В пролете между вторым и третьим этажом Виктор Сергеевич печально задумался, и сей факт не укрылся от зорких глаз Фьяметты. Фразой: «Может быть, вам уже и не будить ваших девочек?» – прозорливая Истомина попала в самое сердце Мальцева, внутренне начавшего содрогаться от мысли о встрече с женой. И не то чтобы Виктор Сергеевич слегка побаивался своей супруги, нет! Ни в коем случае! Он просто смертельно боялся встречи с ироничной Тамарой, грозно показывающей пальцем на отдельное спальное место. Ну нет бы призвать к ответу, как делают миллионы бодрствующих по ночам жен, нет бы показать кулак, на худой конец – скалку, пригрозить милицией. Нет, и еще раз нет! Тамара Николаевна Мальцева бледнела, как Хома Брут от встречи с нечистой силой, и плотно закрывала за собой дверь в детскую. Приоткрыть ее провинившийся супруг не отваживался, веря в то, что таким образом открывается дверь в зал суда, рассматривающего дело супругов Мальцевых, пребывающих в бракоразводном процессе. Утром бедолагу ждал бойкот. Или еще чего похуже. Например, магнитофонная запись какой-нибудь пламенной речи о любви (автор В.С. Мальцев). Но еще хуже становилось Виктору Сергеевичу от лицезрения собственных фото, услужливо зафиксированных Тамарой Николаевной в телефоне или фотоаппарате.

– Сотри! – умолял Мальцев супругу.

– Обязательно! – обещала Тамара и поворачивалась спиной к просящему.

Потом наступала Марусина очередь: «А чего это там у вас?» И тогда Мальцев свирепел и грозно смотрел на жену, рассеянно улыбающуюся в пространство. Дальше наступала заключительная часть действа, традиционно именуемого «Королева и свинопас». Тамара целовала Машку, и Виктор целовал Машку. Маруся урчала и покусывала обоих. Мальцев судорожно прижимал своих девок со словами «Мои-то вы дурищи!», и равновесие в семье объявлялось восстановленным.

– Так, может быть, вам уж и не будить своих девочек? – повторила свой вопрос Оксана, на что Виктор Сергеевич отрицательно замотал головой, а Истомин сладкогласно пропел, имитируя интонацию героя-любовника:

– На заре-е-е… ты ий-о-о… ни-и-и-и буди-и-и…

– Не буду, – пообещал Мальцев.

– Не надо, – поддержала его Оксана. – Ляжете у нас. Я все равно с Лизанькой сплю. Правда, папа?