«Если», 1997 № 09 - Рэй Брэдбери

Марта давала имена самым дружелюбным и самым странным. Среди них всегда были Билли, Дилли и Вилли. Остальных она называла в честь людей. Вил даже несколько раз рассмеялся. За эти годы у Марты было несколько Хуанов Шансонов и Джейсонов Маджей — обычно самые неисправимые мелкие воришки; целая последовательность Делл Лу — все маленькие, слабые, стеснительные; и даже один В.В. Бриерсон. Когда Вил перечитывал эту страницу, он улыбался. Вил-рыболов оказался большой обезьяной с черной шкурой, размером даже больше, чем доминантная самка. Он мог бы стать вожаком, но предпочитал держаться особняком, наблюдая за всеми остальными. Время от времени спокойствие ему изменяло, он разражался оглушительными воплями и бегал взад-вперед по берегу озера, хлопая себя по бокам. Как и первый Дилли, он был немного не таким, как все, и проявлял особо дружеское расположение к Марте. Он проводил с ней гораздо больше времени, чем с обезьянами. Все рыболовы старались подражать Марте, но у него это получалось лучше всех. Марте даже удалось приспособить его к полезной работе — он навострился переносить с места на место небольшую поклажу. Больше всего он любил играть в строительство миниатюрных пирамид, вроде тех, куда Марта прятала очередную, завершенную, часть своего дневника. Марта ни разу не написала, что Вил-рыболов ее любимец, но он ей явно нравился. Он исчез во время последней большой экспедиции Марты на пятнадцатом году ее жизни возле пузыря мирников.

По мере того как проходили годы, Марта стала все больше внимания уделять своему дневнику. Именно в этот период количество слов перевалило за миллион. Она давала Елене множество советов. Среди них оказалось немало откровений для Вила: оказалось, что Фил Генет уговорил Елену поднять пузырь мирников в тот момент, когда республиканцы Нью-Мехико находились в реальном времени. Именно Фил Генет стоял за историей с пеплом и лопатами. Генет постоянно утверждал, что ключ к успеху лежит в жестком контроле, который необходимо установить над низтехами. Марта просила Елену больше не следовать его советам.

Даже если мы будем вести себя, как святые, нас все равно будут бояться и ненавидеть.

В эти, средние, десятилетия ее записи уже мало походили на дневниковые — скорее, это было собрание эссе, рассказов, стихов и фантазий. Массу времени Марта тратила на зарисовки и серьезную живопись. От нее остались дюжины полотен с изображением пузыря и озера в разном освещении, много портретов рыболовов и автопортретов. На одном из них Марта стояла на коленях на берегу озера и, улыбаясь, смотрела на свое отражение в пузыре.

Постепенно Вил начал понимать, что если не считать коротких периодов депрессии, физической боли и неожиданно охватывавшего все ее существо ужаса, большую часть времени Марта получала удовольствие от жизни. Она даже написала об этом:

Если меня спасут, жизнь здесь просто превратится в два дополнительных десятилетия к тем двум столетиям, что я уже прожила. Если нет… ну, я знаю, когда-нибудь ты сюда вернешься. И я хочу, чтобы ты знала: я скучала без тебя, но у меня были и приятные моменты. Прими в подарок мои картины и стихи, как доказательства этого.

Сначала Вил хотел прочитать весь дневник Марты подряд, но настал день, когда он больше не мог продолжать. Когда-нибудь он вернется к тем средним, приятным для Марты годам. Возможно, когда-нибудь он сможет радоваться вместе с Мартой. Но сейчас он чувствовал необходимость прочитать последние записи Марты Кен Королевой. Приближаясь к этому времени, он удивлялся самому себе. В отличие от Марты, он знал, как все кончилось, и тем не менее заставлял себя посмотреть на картину мира глазами этой женщины. Может быть, какая-то безумная часть его существа рассчитывала таким образом взять на себя хоть малую толику ее боли?

В последние годы над Мартой начали сгущаться тучи. Она закончила свое самое главное строительство — знак, который должны были заметить орбитальные станции слежения. Просто поразительный по своей изощренности план: Марта отправилась туда, где росло несколько одиноких палисандровых деревьев, собрала всех пауков, каких только смогла найти на паутине, и унесла их с собой. К этому времени она уже поняла суть отношений между паутиной, деревьями и пауками. Она оставила пауков и семена в десяти тщательно выбранных местах вдоль линии, идущей от центра остекленевшей зоны. Возле каждого такого места протекал крошечный ручеек; Марте пришлось пробить твердую поверхность, чтобы добраться до настоящей почвы. В течение следующих тридцати лет делом занимались пауки и саженцы палисандровых деревьев. Они росли вдоль ручейков, но были совсем непохожи на обычные растения. Пауки увидели издалека паутину своих братьев, и на дорожке между лесами были рассыпаны тысячи семян.

В конце концов Марта получила золотую с серебром стрелу, которая в результате и привлекла внимание одной из орбитальных станций. Но деревья росли и вместе с ними возникли новые проблемы. Их корни пробили верхний твердый слой почвы, в результате чего образовалась большая земляная насыпь, которая вела от лагеря Марты во все стороны. Палисандровые деревья и пауки всегда до последнего защищают свою территорию, однако это удается им не каждый раз — особенно если посадки недостаточно густые. По краям палисандровой рощи выросли другие растения. А вместе с растениями пришли травоядные.

Эти жучки добавили мне работы, Леля. Теперь я даже не могу выращивать некоторые из своих самых любимых фруктов.

Если бы это произошло через десять или двадцать лет после того, как Марту оставили в реальном времени, она испытала бы явные неудобства. Теперь же, когда прошло уже тридцать пять лет, у Марты начали возникать проблемы со здоровьем. Она постепенно проигрывала войну с ворами — кроликами.

Где-то на другом берегу моря под пирамидой из камней спрятаны записи, в которых содержатся самые настоящие глупости. Помнишь я предполагала, что человек без всякой посторонней помощи может прожить век? Тогда я написала что-то относительно своей консервативности и предположила, что смогу продержаться 75 лет. Смешно.

Нога моя так и не стала лучше, Леля. Я все еще передвигаюсь с костылем и не очень быстро. Большую часть времени у меня болят суставы. Забавно, как влияет плохое самочувствие на настроение и представление о времени. Теперь мне даже трудно вообразить, что когда-то я собиралась пешком дойти до Канады. Или что пятнадцать лет назад я довольно регулярно выбиралась из своего лагеря и уходила на большие расстояния. Сейчас, Леля, мне стало совсем не просто даже спускаться к озеру. Я не делала этого уже несколько недель. Может быть, никогда больше и не соберусь. У меня есть бочка для дождевой воды… а рыболовы с удовольствием навещают меня. Да и вообще, мне больше не нравится смотреть на свое отражение в воде. И я больше не рисую автопортретов, Леля.