Скульптор - Грегори Фьюнаро

Да, Скульптор не только наконец догадался, как доктор Хильди и ФБР определили, где он выставит свою «Пьету». Он также сообразил, что еще в самом начале реализации своего плана совершил роковую ошибку. Однако тот простой факт, что ФБР обратилось сначала к Манзере, раскрыл ему, что на него еще не вышли.

Пока.

Но ФБР и доктор Хильди подобрались слишком близко.

Скульптора очень встревожило это открытие. Он обругал себя последними словами за глупую-преглупую промашку, но, добираясь до своего дома, до которого было меньше мили, утешался сознанием того, что судьба предоставила ему возможность исправить эту ошибку.

Глава 42

— Извини, что так долго, — сказал Маркхэм, садясь в машину. — Но нас ждет кое-какая работа.

Кэти очнулась от сна, не в силах понять, где находится. Казалось, время внезапно скакнуло вперед, и она не могла определить, как долго отсутствовал Маркхэм.

— Что ты обнаружил?

— Много всего интересного. Но пока что я не знаю, как это нам поможет. Сейчас надо бы снова сесть за компьютер, а еще лучше поспешить в библиотеку, пока она не закрылась.

— Зачем?

— Первым делом я выяснил, что покойный муж Ширли Манзеры и был звеном, связывающим всю эту историю с церковью Святого Варфоломея, — начал Маркхэм, трогаясь с места, — «Пьета» Гамбарделли была подарена храму в память о его матери. Раньше семья мистера Манзеры жила в районе Силвер-Лейк Провиденса, там, где находится церковь. Подробностей я не знаю, но Ширли Манзера вскользь упомянула, что ее муж занимался строительством. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что в начале пятидесятых он заработал на этом целое состояние и перебрался с семьей из Провиденса в респектабельный Ист-Гринвич. Я не стал спрашивать миссис Манзеру, как она познакомилась со своим мужем, но она упорно повторяла, что не хочет иметь никаких дел с католической церковью, в частности с храмом Святого Варфоломея, и вообще «тем районом, откуда родом мой муж», как она выразилась. Скажем прямо, снобизма у нее хоть отбавляй.

— Как он умер?

— Не так, как ты думаешь. Увидев его портрет на каминной полке, я спросил об этом. Старуха ответила, что ее муж скончался от эмфиземы четыре года назад.

— Понятно.

— Но слушай дальше. У семьи Манзера было четверо детей — три дочери и младший сын по имени Деймон. Судя по семейным фотографиям, он был лет на десять или двенадцать моложе своей последней сестры. Все дочери в настоящее время замужем.

— Подожди. Ты сказал, Деймон был младшим? С ним что-то случилось?

— Кэти, я не мог спрашивать, проявлять чрезмерное любопытство, так как формально приехал к Манзере из-за похищенной скульптуры. Но ты видела за домом бассейн и теннисный корт?

— Да.

— Опять же подробностей я не знаю, но миссис Манзера сказала, что ее сын Деймон утонул в этом бассейне десять лет назад.

— Ты полагаешь, что его смерть каким-то образом связана с Микеланджело-убийцей?

— Не знаю, Кэти. Но первым делом мы должны просмотреть газеты, найти заметку о несчастном случае, некролог. Если там будет что-то любопытное, я попрошу Салливан достать полицейский отчет и заключение коронера о смерти Деймона Манзеры. Быть может, я ошибаюсь, и все это лишь странная цепочка совпадений…

— Но ты ведь так не думаешь, да, Сэм?

Сотрудник ФБР лишь слабо пожал плечами. Черный «шевроле» выбрался из-под зеленого полога Лав-лейн. Наступило долгое неловкое молчание, но, когда Маркхэм выехал на шоссе номер 95, они снова разговаривали, выдвигая предположения относительно того, как быть дальше, если эта ниточка заведет в тупик.

Ни Маркхэм, ни Кэти не обратили внимания на синюю «тойоту-камри», которая выбралась на шоссе вслед за ними.

Глава 43

Скульптор старательно следил за тем, чтобы не слишком приближаться, держался позади джипа ФБР, пропустив вперед шесть-семь машин. Он рискнул, съездив к себе домой и обменяв «порше» на «камри», поскольку не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Этот риск оправдался. Сейчас Скульптор преследовал добычу, не желая упустить золотой шанс выяснить, что именно удалось раскопать ФБР, потерять те звездные карты, которые ему наконец сдала судьба.

Субботнее утро Скульптор провел, бесцельно разъезжая в своем «порше», изменив внешность, нацепив усы, очки и бейсболку. Он искал знак, который укажет ему, может быть, на доктора Хильди или на то, куда впоследствии можно будет отправиться за материалом для «Давида». Скульптор не нашел ни того ни другого, расстроился, уже собирался возвращаться домой и вдруг, как в тот день, когда неожиданно наткнулся на своего сатира, идущего домой от Блекмор-Понда, судьба распорядилась так, чтобы он проехал мимо особняка Манзера как раз в нужный момент.

Да, пожалуй, Скульптор как никто другой умел распознавать невидимые шаги судьбы, различать знаки божественного провидения, проводить тонкую, словно лезвие бритвы, черту между предначертанием и свободной волей. Этот дар, острое чувство было ниспослано ему еще в детстве, когда его звали Кристианом и он впервые увидел «Пьету» в церкви Святого Варфоломея, прихожанкой которой была его мать.

В те времена они жили в бедном районе, и мать по воскресеньям водила маленького Кристиана в церковь, пока отец был в отъезде по делам. В маленькой капелле, расположенной рядом с главным залом, мальчик по имени Кристиан иной раз часами простаивал перед мраморным изваянием Мадонны и ее Сына.

— Материнская любовь — это величайший дар, какой только может достаться мальчику, — нередко говорила мать. — Вот почему я назвала тебя Кристианом.[14]

— А тебя зовут Мери, Мария, — отвечал мальчик. — Мы совсем как эта статуя.

— Совершенно верно, — говорила мать. — Я люблю тебя больше всего на свете. Мы с тобой совсем как эта статуя.

Да. Даже в детстве Скульптор понимал.

На протяжении всех этих лет по воскресеньям в церкви Святого Варфоломея они были вдвоем, не замечая никого вокруг. Мери и Кристиан, мать и сын, слушали мессу, которую читал отец Бонетти, а затем задерживались в поминальной часовне и подолгу рассматривали мраморные скульптуры. Мать и сын неизменно сходились в том, что самой любимой у них была «Пьета».

Но когда мальчик по имени Кристиан стал чуть постарше — по прикидкам Скульптора, ему исполнилось лет шесть-семь, — мать, возвращаясь на машине из булочной, куда они заезжали после церкви, стала задерживать руку у сына на паху. Салон наполнялся ароматом свежевыпеченных итальянских батонов, а под теплой материнской ладонью, лежащей на выходных брюках ребенка, расправлялось что-то твердое. Это чувство казалось мальчику по имени Кристиан странным, но все равно приятным. Еще лучше ему становилось, когда мать подсаживалась к нему на диван. По пятницам она позволяла сыну засиживаться перед телевизором допоздна, смотря очередную серию «Далласа» с Викторией Принсипал в главной роли. Эта актриса казалась мальчику по имени Кристиан невероятно красивой. Он считал, что она очень похожа на его мать. В одну такую пятницу, когда мальчик по имени Кристиан спросил, почему мать не сидит с ним вот так, когда отец дома, та объяснила, что это тайна, особая, которую они должны хранить даже от Бога. Если о ней прознает кто-то посторонний, то отец мальчика покончит с собой, а Бог поразит мать — превратит ее в статую, как ту Марию в церкви.

Когда мальчику по имени Кристиан было уже девять лет, он не мог понять, почему они вдруг перестали ходить в церковь. Вскоре после этого начались побои, а затем и ледяные ванны, что оказалось гораздо хуже. Мальчику по имени Кристиан не нравились избиения, но он всегда понимал, почему мать лупит его по голове, а после хорошей затрещины запирает в ванной, разлив на полу хлорку. Такое случалось только тогда, когда он вел себя плохо, например пробовал ее вино или вырывал иллюстрации из старого учебника истории.

Но если мать говорила мальчику по имени Кристиан, что он вел себя сверхотвратительно и опускала его лицом в холодную воду, он никак не мог взять в толк, чем разгневал ее. Ледяные ванны случались всего где-то раз в месяц. Это неизменно происходило поздно вечером, после того как мать выпивала много вина. «Вон!» — кричала она, врываясь в спальню. От нее пахло перегаром и табачным дымом, она хватала мальчика по имени Кристиан за волосы и волокла его в ванную. Дальше неизменно следовало одно и то же, но мальчик по имени Кристиан так к этому и не привык. Всякий раз, когда его окунали в воду, он был уверен, что не вынырнет. Мать заталкивала его голову глубже и глубже, и он думал, что больше никогда не увидит своего любимого папу.

Но в тот самый момент, когда у него в груди начиналось леденящее покалывание, мать всегда вытаскивала его голову из ванны. Потом, когда он лежал голый в кровати, дрожа от холода в темноте, мать забиралась к нему под одеяло, ласкала его между ног одной рукой, а другой удовлетворяла себя. Мальчик по имени Кристиан находил неописуемо волшебным прикосновение к своему телу ее обнаженных грудей.