Ярость рвет цепи - Романовский Александр

“Горилла”, не произнося ни слова, подошел к двери и задвинул засовы. Затем потянулся к стене, где обнаружился массивный рубильник. Клацнуло, что-то затрещало. Под потолком, мелькая, словно умалишенные светлячки, загорелись галогенные лампы.

Скоро разнобойное мерцание стабилизировалось, превратившись в холодный, стерильно-белый свет, которого, впрочем, не хватало, чтобы рассеять темноту по углам. Для помещения таких размеров ламп было немного, к тому же большинство их находилось на другой, дальней половине потолка. Тот, кстати, представлял собой голую бетонную поверхность, покрытую, словно татуировкой, стальными креплениями, проводами, желтыми коррозийными пятнами…

Помещение оказалось гаражом.

Во всяком случае, Курт так решил, заметив поодаль четыре автомобиля на разных стадиях сборки-разборки. У двух отсутствовали двигатели, не говоря уже о колесах и других частях. Стоило лишь появиться электричеству, как, помимо ламп, ожили и более сложные приспособления: два робота-механика, не мешкая, вернулись к привычному делу – принялись чем-то тарахтеть, что-то варить, навинчивать и откручивать. У обоих было по четыре руки, оборудованные всем необходимым инструментарием. Ног не было вовсе, потому как роботы свисали с особых стапелей на потолке. С него же протянулись провода электропитания, масла или чего-то еще. Андроиды так резво приступили к работе, как будто кто-то вторично вдавил кнопку “пауза” в их электронных мозгах.

Обозрев все это в течение пары секунд, Курт вновь повернулся к парочке. В мертвом галогенном свете проступили кое-какие детали. У “луноликого”, к примеру, обнаружился горб. А “горилла” оказался еще более зловещим, нежели в полумраке. У него были огромные, покрытые множеством шрамов (причем некоторые были еще свежими) ручищи. Лицо походило на кусок дубленой кожи – кто-то, потехи ради, обозначил углем глаза, сделал пару дырок, заменявших нос, и тонкий разрез – рот. Губ, казалось, не было совсем. От ушей остались рваные выступы.

Волку не составляло труда понять, что из этих двоих “горилла” наиболее опасен. Хотя и “луноликого”, впрочем, также не следовало сбрасывать со счетов раньше времени (слишком уж усердно тот кутался в свое одеяние), – в складках его бесформенной черной хламиды можно было без труда припрятать массу всяких сюрпризов.

На голове “луноликого” также был глубокий капюшон. “Горилла” ограничился символическим “ежиком”.

Оба обстоятельства вызывали определенные сложности.

– Кто из вас Хью? – спросил Курт. Парочка быстро переглянулась.

– Никто, – ответил “горилла”. – Его здесь нет.

– А ты кто такой? – небрежно поинтересовался горбун.

Курт покачал головой:

– Мое имя ни о чем вам не скажет. Если Хью здесь, я хотел бы с ним переговорить. О серьезном деле, – добавил он.

– Наш шеф – серьезный чувак, – осклабился “луноликий”.

– Ты можешь изложить нам суть своего дела, – добавил “горилла”. – Мы уж постараемся решить, такое ли оно серьезное, как ты говоришь… Другого пути я не вижу, парнишка.

Курту очень не понравился пренебрежительный взгляд уродливого безволосого. Тем не менее он и сам не видел другого выхода. Можно было, конечно, прорваться с боем к видневшейся в противоположном углу двери, над которой горело квадратное оконце. Судя по всему, именно там находился кабинет Хью. С наступлением ночи Клоповник наливался настоящей жизнью. Агент наемников, вероятно, мог отсутствовать на рабочем месте по единственной причине – если еще не встал с постели.

Как бы там ни было, Курт не решился это проверять. Если он расшвыряет этих увальней, то и с Лысым Хью, окажись тот вправду на месте, вряд ли получится серьезный разговор.

Подняв руку, волк снял капюшон.

При этом ему пришлось приложить немалое волевое усилие, чтобы подавить дрожь в кончиках пальцев. Ни разу в жизни он не показывал своего лица безволосому. И, можно полагать, такого не делал и никто другой из стаи. Это столь недвусмысленно вытекало из смысла и буквы Заветов, что сама мысль об этом ужасала.

Тот, что с горбом, выпучил глаза, с изумлением разглядывая непривычное зрелище. “Горилла” от шока чуть не потерял нижнюю челюсть. Такое, вне всякого сомнения, им доводилось лицезреть далеко не каждую неделю. Вряд ли хоть один настоящий волк обращался к услугам “агента”, ну, разве что лет сто назад.

Наконец “горилла” выдавил:

– А это не маска? – Но попробовать на ощупь все-таки поостерегся.

– Вряд ли. Слишком натурально, – прокомментировал горбун. – И глаза… Курт выдохнул.

Чувствовать себя музейным экспонатом ему порядком претило. Но что поделаешь, если он и в самом деле экспонат, реликтовое существо…

– Ну? – бросил он. – Увижусь я когда-нибудь с Хью?

“Горилла” кивнул.

– Ага. Причем немедленно.

– Шеф будет доволен. – “Луноликий” плотоядно облизнулся.

Курт посмотрел на него с недоумением – их Хью что, каннибал? Но и в этом случае жилистый волк вряд ли годится в пищу. Ну ничего, подумал он, с этим как-нибудь разберемся.

“Горилла” двинулся вперед, к той самой двери в глубине помещения.

Горбун шел в паре метров позади. Курту не было особой нужды держать в поле зрения его нескладную фигуру. Он слышал шарканье тяжелых ботинок по бетону и чувствовал запах – от “луноликого” исходил не слишком приятный запах немытого тела. Приятель его, кстати, пах не лучше. Положение спасали разве что пары бензина и моторного масла, катившиеся от автомобильных остовов мутновато-серыми волнами – волк почти видел их.

Роботы-ремонтники продолжали копошиться над своими подопечными.

Машины чинят машины, подумал Курт.

Увалень распахнул перед посетителем широкую дверь. Из проема на пол пролился поток желтого света.

“Горилла” замер у косяка. Курт тоже не двигался – ждал, пока войдет кто-нибудь из провожатых. Горбун хмыкнул. По всей видимости, это и послужило сигналом. Верзила вошел внутрь, пересек помещение и остановился у противоположной стены. Волк вошел следом. “Луноликий” замыкавший шествие, остался стоять у открытой двери. Курт огляделся.

За столом восседал мужчина, чья лысина отражала свет люминесцентных ламп, словно покрытое лаком яйцо. По отношению к нему термин “безволосый” наполнялся новым смыслом. Казалось, у него не было даже бровей. А если бы и были, то наверняка взлетели бы к самой макушке – таким озадаченным было лицо Лысого Хью…

Это, конечно, был он.

Мясистые руки, торчавшие из кожаной жилетки, лежали на столе. Последний был немного высоковат: Хью, насколько Курт заметил, не отличался богатырским ростом. На левом плече безволосого красовалась татуировка – свернутая в клубок королевская кобра. Лицо было изрядно потрепанным, угловатым и малопривлекательным. Правую щеку когда-то сшивали большими стежками – по видимости, на скорую руку и не слишком умело. Лысый Хью был явно немолод, хотя сказать это с точностью было трудно – Клоповник старил людей быстрее пустыни Сахары.