Игорь Святославич - Виктор Поротников

Как-то наблюдая со стороны за очередным приступом, Игорь не выдержал и тоже схватил лестницу. Последовавшие за ним дружинники помогли Игорю приставить лестницу к стене.

Вышеслав схватил Игоря за руку, видя, что он намерен лезть наверх.

— Опомнись, княжеское ли это дело!

Игорь вырвал руку и сверкнул злой усмешкой:

— Кровью боишься запачкаться, боярин? А я не боюсь!

И стал карабкаться по лестнице, прикрываясь щитом. Вышеслав негромко выругался и последовал за Игорем. Этот штурм стал последним.

Куряне, путивляне, трубчевцы и новгородцы, увидев Игоря на стене, валом повалили за ним. Ломались лестницы, люди срывались вниз с семисаженной высоты. Однако яростный порыв, по примеру князя, был так силен, что стена была преодолена. Битва перекинулась в город. В узких улицах и переулках завязывались ожесточенные схватки. Горожане всеми силами старались остановить врагов, погибая в неравной сече.

На место павших мужчин становились женщины и подростки. Их тоже рубили без милости рассвирепевшие от крови победители. Опустился вечер.

Глебов стоял с распахнутыми настежь воротами. Улицы были завалены трупами. Тяжелый запах крови висел над городом.

Игоря вынесли из Глебова на щите.

Удар топора пришелся по шлему, рассадив ему лоб над левой бровью. Игорь долго был в беспамятстве, а когда очнулся, то потребовал священника, чтобы исповедаться. Он был совсем плох и с трудом мог говорить.

Священник пришел, и они остались в шатре вдвоем.

Всеволод приказал предать обезлюдевший Глебов огню.

В ночи разгорелся гигантский кострище, зловещие сполохи от которого вздымались выше самых высоких сосен. Ветер раздувал пламя. Город сгорел дотла.

Утром северские рати потянулись по равнинному бездорожью обратно к Сейму.

Чуть живого Игоря везли на возу.

Вышеслав, ехавший верхом рядом с повозкой, с грустью и состраданием смотрел на мертвенно-бледное лицо друга, обмотанное окровавленными тряпками.

До Новгорода-Северского добирались долго. Игоревы гридни не торопили лошадей по плохим дорогам, чтобы не растрясти раненого князя.

Ефросинья бледная и испуганная встретила мужа, которого на руках внесли в терем и уложили в опочивальне.

Игорь был в сознании и сразу попросил пареной моркови.

Служанки мигом принесли своему господину его любимое лакомство. Принесли и очищенных от скорлупы орехов, чтобы рана лучше заживала, и клюквенного киселя для аппетита, и сладкого изюма для поддержания сил.

Лекари, как хозяева, расположились в соседнем покое. Всё, что они требовали, немедленно исполнялось слугами.

Всеволод успокаивал Ефросинью:

— Брат у меня как дуб крепок, оклемается!

Он задержался в Новгороде-Северском, отправив домой свою дружину.

Через несколько дней Игорю стало значительно лучше.

Ефросинья пришла к нему вместе с Вышеславом. Они принесли показать книгу Фронтина «Стратегии», переведенную на русский язык.

Игорь давно охотился за этой книгой и сумел-таки раздобыть ее. Перевод текста затянулся по разным причинам. Монахи-переписчики почти год создавали русский текст, обильно снабжая его красочными вставками и миниатюрами, кое-где были помещены даже карты сражений.

Игорь схватил книгу как ребенок, наконец получивший долгожданный подарок.

Его лицо с отросшей бородой посветлело, когда он бережно перелистывал страницы из толстой бухарской бумаги. Отыскав раздел о взятии городов, Игорь вслух прочитал о хитрости Александра Македонского, захватившего персидский город Кирополь. Македонский отряд проник в город по руслу обмелевшей реки, протекающей за городской стеной, в то время как основное войско Александра отвлекало защитников Кирополя обманным штурмом.

— А вот я взял Глебов без всяких хитростей, — вдруг сказал Игорь, закрыв книгу. — Был Глебов — и нет Глебова. Игорь поднял глаза на Вышеслава и Ефросинью и расхохотался безумным смехом.

Ефросинья с беспокойством посмотрела на мужа, затем ее встревоженный взгляд метнулся к Вышеславу. Вышеслав выразительно взглянул на княгиню, стараясь успокоить: мол, такое с раненными в голову случается.

И все же Ефросинья стала побаиваться Игоря. Он иногда мог так посмотреть на собеседника, что мороз по коже продирал.

Неизвестно, что помогло Игорю быстро встать на ноги: умение ли врачевателей иль блестящая победа Святослава Всеволодовича над половецкими ханами у Орели-реки. Такого разгрома степняки не испытывали со времен Владимира Мономаха! В битве пало девять ханов, двенадцать ханов были взяты в полон. И среди них злейший враг Руси — Кобяк. Тысячи половцев остались лежать на равнине близ устья Орели. Слава этой победы гремела по всей Руси!

В Новгород-Северский весть о победе Святослава принесли местные купцы, ездившие в Киев и купившие там за бесценок множество половецких рабов.

— Лошадей половецких князья пригнали видимо-невидимо! — восторгались купцы, приглашенные в княжескую гридницу. — Прочего скота крупного и мелкого тоже не перечесть! А пленных везде продают гуртами как овец. Раб-мужчина идет по ногате за голову, молодая невольница — за одну резану. Купцов в Киев наехало полным-полно. Торговля идет вовсю!

Проводив купцов, Игорь принялся расхаживать по гриднице, изливая Вышате и Вышеславу свое уязвленное самолюбие:

— Обскакал меня старик Святослав! Ведь дурень дурнем, а поймал-таки свою удачу! Это по вине треклятого Владимира я остался ни с чем. Ну, я ему еще отплачу за это сторицей!

— Мало тебе развалин Глебова? — мрачно спросил Вышеслав.

Игорь взглянул на него:

— Что? Это только начало моей мести, друже. Дай срок, на Переяславль пойду!

— В Переяславле знатную добычу взять можно, — угодливо вставил Вышата.

Вышеслав сверкнул глазами:

— Разума ты лишился, боярин, коль слова такие молвишь! Смерть русских людей выгодой измеряешь. Так не лучше ли сразу на Киев пойти! Стыдись и ты, князь…

— Замолчи! — вскричал Игорь, и глаза его, как ножи, впились в Вышеслава. — Я вижу, ты воли себе много взял. Князей поучаешь! Так поучи-ка сначала Владимира русских людей любить, а уж опосля меня стыди.

Вышеслав покорно склонил голову.

— Позволь удалиться, княже.

— Ступай.

Видя такую непримиримость старого друга к межкняжеским распрям, Игорь стал приближать к себе людей менее щепетильных и более охочих до богатств и почестей, взятых не важно где: в Степи иль в соседнем княжестве.

Не ладил Игорь и с Ефросиньей, которая неизменно становилась на сторону Вышеслава, разделяя его взгляды о единстве русских князей против угрозы из Степи. Ефросинья понимала, что, несмотря на все разногласия с Вышеславом, Игорю нелегко будет обойтись без друга, преданность которого измеряется отнюдь не тем серебром, что получает он за свою службу. Поэтому Ефросинья, используя весь свой такт и умение охлаждать вспыльчивого мужа, старалась, чтобы дело не доходило до открытого разрыва между старыми друзьями.

Однако вскоре произошло событие, окончательно разрушившее то хрупкое согласие в отношениях Игоря и Вышеслава, которое с таким старанием оберегала добросердечная Ефросинья.

Игорю попался на глаза отрывок из летописи, которую составлял Вышеслав. Он пришел в бешенство от того, с какими подробностями там было изложено разрушение Глебова и истребление всех его жителей. Перед этим Вышеслав не пожалел черных красок для характеристики переяславского князя, осуждая его набег на северские земли. Но, описывая месть Игоря, по мнению последнего, Вышеслав превзошел себя. Игорь был изображен человеком храбрым, но вместе с тем злопамятным и жестоким. Причем в ослеплении гнева все добрые качества Игорева нрава подавлялись худшими проявлениями его характера.

— Ты что тут накорябал, летописец хренов! — набросился Игорь на Вышеслава. — Опозорить меня хочешь перед сыновьями и внуками!

— Я правду писал, княже, — спокойно ответил Вышеслав. — А правда как сажа, по ней хоть гладь, хоть бей — все едино рука черной будет.

— Я в такой правде не нуждаюсь. — Игорь разорвал пергамент.

— Особой княжеской правды в природе нет, — возразил Вышеслав. — Истина для всех едина, как свет в окошке темной ночью.

— Напишешь так, как я велю, — властно произнес Игорь.

— Не стану, — отказался Вышеслав. — Я тебе не холоп.

— Тогда прочь с глаз моих, строптивец! Отныне быть тебе в Путивле при тамошнем воеводе Ясновите.

В тот же день Вышеслав отправился в Путивль. Ефросинья не смогла сдержать слез, расставаясь с ним. «Северский летописный свод» Игорь решил не продолжать, сочтя за лучшее не утруждать себя лишним беспокойством, облагораживая свои поступки. Игорю хотелось жить настоящим, будущие времена его пока не волновали.